Светлана ПАНИНА

***

Он облачал её в стихи

без пафоса и придыханья,

прощал капризы и грехи.

И строки и её духи

приобретали очертанья,

дрожащей на ветру ольхи,

за перекрёстком мирозданья.

В каратах и золотниках

измерены слова и звуки,

и на пустынных берегах

цвели великолепьем луки.

Волной застывшей над луной,

и молочаевой слезою,

она была сама с собой.

- Метелью, молнией, грозою

и дикой гибкою лозою…

И дни и ночи напролёт

она молилась, как умела.

И как бумажный самолет

к ногам его опять летела…

**

И завёл свою музыку

переменчивый март.

По тропе идёт узенькой

без компАса и карт.

Всё решает на местности:

- Обласкать, наказать.

И снега от небрежности

чаще начал терять.

Под весеннюю музыку,

день слегка возмужал,

а ручью карапузику

двор – огромнейший зал…

Вот и ты словно солнышко

растопил мой покой,

И проклюнулось зёрнышко.

озорною строкой…

***

Гляжу сквозь кружево из веток.

маячит бликами апрель.

Вороны ждут крикливых деток.

и греют для птенцов постель.

Ботинки чавкают из лужи

со снегом смешанную грязь.

Весна. И в синем небе кружит

над миром третья ипостась.

***

А под крылом у птицы

укрылась щёпоть неба.

Ей на земле не спится,

живая плоть кровит.

И синевы частица,

как баба без потребу,

без устали молИтся,

судьбу благодарит.

Бесшовное пространство,

многоголосье утра,

Воистину воскресный

и бесконечный день.

И бабие упрямство,

и белых яблонь пудра

шальную щёпоть неба

вернули в Божью сень.

***

Вспомнят своё имя сами

дождь и тополиный пух.

Если глух

- люби глазами,

если слеп

- люби на слух.

Захлебнёшься расстояньем

и забудешь, что болит.

В аллотропном состоянье

подведёт черту графит.

Выбрал бледный луч простенок,

заалмазилось стекло,

(обрело живой оттенок).

Там, где - ты тепло, светло…

***

Свет отступил от темноты

На три босых гусиных шага.

куда ни взглянешь

всюду ты,

и от душевной слепоты

в признаньях корчится бумага.

Черёд надежды, ход крестом.

И с Альтаира видно Южный

И хочется быть просто нужной,

а остальное всё потом…

***

Как часты телефонные звонки,

здоровья пожелаешь, денег, счастья…

А знаешь, где гуляют мотыльки,

когда в ладоши хлопает ненастье?

Прекрасно всё, что живо вне меня,

в симметрии надуманной могилы.

Душа хмелеет вот уже три дня,

всего два пальца означают - вилы.

Сомнительны привычные дела,

а наслажденья дремлют в подсознанье.

Ночь слово для безумных родила

последом, укрывая ожиданья.

А свалку страхов можно разгрести,

найти кусочек бархата иль шёлка.

Вплести свои фантазии в стихи

наивные, а главное - без толка…

1

Рассвет. И всё предельно ясно…

Всё, как всегда, постель в рулон.

Без сахара. Единогласно!

И в кофемолке, зёрен стон

перекликался с послевкусьем,

в ночи весомых пустяков.

Твоя вода стремится в устье.

Не обожгись! Захочешь, съем!

Как много в кухне мотыльков!

До встречи в семь!

На ужин плов!

Горчица, бутерброд с салатом.

Шальная, ставит автоматом,

зачёт безумству без оков.

И делит кровь на крохи атом.

Как много в кухне мотыльков!

2

Давно нет в кухне мотыльков,

наивны с крыльями обои.

И из окна вид бестолков,

с висящих в небесах коров,

земля повысила удои.

А молоко стекает в ров,

уклон осмысленно покатый.

И стадо в миллион голов

готовит нам сюрприз рогатый.

И зарядила канитель,

мелькают в сутках фразы, лица,

и рядом с кошкою постель,

а с неба, льющийся апрель,

уже двоится и троится.

Люк на дороге ловит тишь,

И ты молчишь, не эсемэсишь,

Сама с собою говоришь,

о том, что никогда не взвесишь.

***

Уйдёшь, останешься в подкорке,

другой не нужно мне любви.

Кусты нуждаются в подпорке,

в оттаявшей песчаной горке

полощут крылья воробьи.

Клюёт пространство кран подъёмный,

рябина выглядит метлой.

На теплотрассе пёс бездомный

нашёл ночлег довольно скромный,

тоскливо, снова выходной.

А гордый пёс, не попрошайка,

хвостом благодарит за кость.

В его крови и волк, и лайка,

в моей, забывший небо дождь.

У марта, как у зверя линька,

а называется весной,

и в небесах пропала синька.

Как нужен выход запасной…