Юнна Мориц
* * *
У Лермонтова – ни детей, ни жён,
Ни литагента, стадион не окружён
Полицией, и не висят афиши,
Что ждут приезда Лермонтова Миши
На стадион для чтения стихов,
Любовной лирики, но главное – не это,
На стадионе ждут "На смерть поэта"
С разоблачением преступности верхов.
А Лермонтов расстрелян на дуэли,
Народ его не знает наизусть,
Нет телевизоров, но чудом уцелели
В России Лермонтова гнев его и грусть,
"Кавказский пленник" и "На смерть поэта",
И стали классикой для школьного предмета –
Литературы!.. Буква – литера с латыни,
А буквы Лермонтова были таковы,
Что сами шли с дарами, как волхвы –
На свет, и стали буквами святыни,
И стали буквами, чью боль, и гнев, и грусть
Мы знали с детства, и не только наизусть,
А всеми детскими сердечками, костьми, –
Литературы русской были мы детьми,
Литературы русской дети таковы,
Что буквы сами – к ним с дарами, как волхвы!
* * *
Премию "Золотая роза" я получила в Италии,
В храме, где мы с переводчиком крестьянам стихи читали
В оливковом городке, где продажей маслин оплачено
Всё, что на эту премию крестьянами было потрачено.
"Золотую розу" вручали за живопись, музыку, прозу,
Драматург поколенья "сердитых" получил "Золотую розу".
Но только мы с переводчиком должны были в этом храме
Дышать на крестьян стихами, как дышит лампады пламя.
Крестьян было в храме много, не меньше, чем звёзд за окнами,
За облачными волокнами, где крестиком космос вышит.
Напрасной была тревога, мне свыше была подмога:
Как дышит лампады пламя, крестьяне стихами дышат –
В оливковом городке, где бабочка, пролетая,
Слышится вдалеке!.. Крестьянская там, святая
Была тишина, где пламя в оливковом масле плавало.
Не повышайте голос, там слышен прекрасно шёпот,
И сердца там слышен топот, и слышно, как пахнет травами.
Моя "Золотая роза" – такого блаженства опыт.
* * *
Зевс для древнегреков – главный бог,
Высшей силы высшее начало,
Высший суд, казнить любого мог, –
Небо от угроз его трещало,
Громы он и молнии метал
В ярости вселенского размаха!
Высшей власти главный капитал, –
Чтобы каждый трепетал от страха!
Если Зевсу в голову взбрело
Мстить за ваше неповиновенье,
Он спроворить мог любое зло, –
В камень превратить в одно мгновенье,
В муху превратить, в козла, в свинью,
Да во что угодно!.. Мог свободно
Через превратиловку свою
Превратиться сам во что угодно!
Он пытал, насиловал, давил,
Был грозой богов и человеков, –
Но громить пойдёт какой дебил
Памятники Зевсу древнегреков?..
Кто же с криком "Не могу молчать!",
Пламенно и страстно протестуя,
Станет Зевса вдруг разоблачать,
Мифы истребляя подчистую?
Надо знать, что мифы посильней
Мифоистребителей, которых
Мифы превращают в мух, в свиней,
В камни, в пыль столетий на просторах, –
Этой превратиловки число
Необъятно, нет конца и края,
И смеются мифы очень зло,
Мифоистребителей карая!
* * *
Я с гениями водку не пила
И близко их к себе не подпускала.
Я молодым поэтом не была,
Слух не лелеяла и взоры не ласкала.
На цыпочках не стоя ни пред кем,
Я не светилась, не дышала мглою
И свежестью не веяла совсем
На тех, кто промышляет похвалою.
И более того! Угрюмый взгляд
На многие пленительные вещи
Выталкивал меня из всех плеяд,
Из ряда – вон, чтоб не сказать похлеще.
И никакие в мире кружева
Не в силах были напустить тумана
И мглой мои окутать жернова
И замыслы бурлящего вулкана.
Так Бог помог мне в свиту не попасть
Ни к одному из патриархов Музы,
Не козырять его любовью всласть,
Не заключать хвалебные союзы,
Не стать добычей тьмы и пустоты
В засиженном поклонниками зале...
Живи на то, что скажешь только ты,
А не на то, что о тебе сказали!
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.