Диссидент из парткома
Путь от Корнейчука до Сахарова прошел живой классик украинской литературы Микола Руденко

Вахтанг Кипиани, "Киевские Ведомости"

Кто не знает знаменитый писательский дом, что на углу улиц Богдана Хмельницкого и Гончара. Ну, который еще полушутя называют «братским кладбищем»: его фронтон усеян мемориальными досками, как пишут в справочниках, «украинских советских писателей». Здесь жили Максим Рыльский, Леонид Первомайский…. Сейчас здесь уже не пишут книжки. В элитных квартирах живут новые хозяева. Прежнее, ставшее хрестоматийным, поколение «инженеров человеческих душ» сменило поколение, состоящее из «дилеров» и «трейдеров, в крайнем случае – «менеджеров».

Микола Данилович Руденко – біл чуть ли не последним из могикан, дуайеном дома. На пороге 80-летия он продолжал работу над вспоминаниями. Правда, глаза уже практически ничего не видели. Одна надежда на память и на помощь жены, Раисы Опанасивны.

МАРКС ОШИБАЛСЯ

-- Человек начинается не тогда, когда он рождается, а тогда, когда рождается его память. Я был воспитан на образе моего ровесника, он тоже 20-го года, Павлика Морозова. Считал его героем. И верил в него долго – до самого ХХ съезда партии. До тех пор не было сомнений, что я живу в самом справедливом обществе – это было моей верой. Где-то в глубине марксистского учения была заложена большая ошибка. Начав искать, я ее нашел. А когда нашел, то почувствовал огромное, страшное потрясение...

-- А в чем, собственно, оказалась эта фатальная ошибка «классика»?

-- Ошибка, по сути мина замедленного действия, была заложена в марксову теорию добавочной стоимости, а через нее в другие коммунистические аксиомы -- учения о государстве, о диктатуре пролетариата и т.д. Я отнесся к этому как к “тайне партии”. Написал письмо в ЦК КПСС Хрущеву. Кстати, выход из сложившегося положения дает сам Маркс -- на последней странице четвертого тома “Капитала” (изданного, между прочим, уже после смерти Сталина) говорится о том, что абсолютную прибавочную стоимость нужно выводить не из эксплуатации человеческого труда, а из самой природы. Я процитирую по памяти: “Абсолютная прибавочная стоимость проистекает из естественного плодородия земли, природы. В то время, как относительная прибавочная стоимость произрастает из развития общественных производительных сил”. Получается, что Карл Маркс перешел на позиции физиократов, которых нещадно критиковал в предыдущих трех томах за «буржуазную ограниченность».

СТАЛИНИСТ РУДЕНКО ПРОТИВ СТАЛИНИСТА КОРНЕЙЧУКА

-- Как вышло, что член партии с многолетним стажем стал антимарксистом?

-- Я был сталинистом. Прошел войну политруком. Затем был секретарем парторганизации Союза писателей Украины. Я себя в воспоминаниях не жалею нисколечки: описываю себя таким каким был, критикую свой творческий период аж до конца 50-х гг., когда началось пробуждение. Я медленно, очень медленно, сдирал фанатичную просталинскую пленку со своего мозга. -- А откуда пришли в ваш мозг первые «крамольные» мысли?

-- В конце сороковых годов я стал секретарем парткома СПУ и мне в том числе пришлось принимать взносы. А если учесть, что их приходили платить такие люди как Корнейчук или Рыльский, можете представить мое состояние, новобранца литературы. Но, удивительное дело, некоторые из классиков готовы были передо мной вытянуться во фрунт. Так, Петр Панч, бывший офицер, заходил ко мне так, как будто я был не меньше, чем генерал. Лишь спустя десятилетия я понял, за кого меня они принимали -- за человека, которого прислало всемогущее ведомство…

Так вышло, что я позволил себе вступить в конфликт с Александром Корнейчуком. А он был очень близким другом Берии, и вообще был «хозяином» на Украине, и даже секретари ЦК коленопреклонно к нему подходили. Ведь он мог нашептать Берии все что угодно.

В детстве я очень любил роман писательницы Зинаиды Тулуб “Людолови”. Вскоре книга была запрещена, а что произошло с автором, я не знал. Вдруг, в Союз писателей Украины приходит письмо из Казахстана от Тулуб (до сих пор не понимаю, как это письмо попало мне в руки, обычно такие вещи прямиком шли в спецотдел). Она пишет, что работает библиотекарем, шестнадцать лет живет в ужасных условиях, в продуваемой всеми ветрами хибаре, в которой ветер дует даже из-под прогнившего пола, а снег ложится на книги в доме… И к тому же, больна бруцеллезом. Зинаида обратилась к Союзу писателей – помогите, “что же такого я сделала?”.

На праздновании столетия со дня рождения Панаса Мирного в Полтаве в мае 1949 г., после очередной коллективной писательской попойки, я выбрал момент и подошел к Корнейчуку (у него был отдельный вагон, он же был у нас «магнат») и объяснил ему просьбу Тулуб.

«Не лезьте не в свои дела! Что вы знаете об этой б…!» – и давай на нее с матюками. «И она хочет, чтобы мы ее, гадину, поддерживали! Она же -- враг народа!». И дальше несет на нее... Видит, что я не воспринимаю его ругань – «Вы что не согласны?»

Я сказал, что не согласен. «Вы что не согласны с политикой товарища Сталина?» -- четче повторил Корнейчук. Говорю, что речь идет о конкретном человеке, я знаю ее творчество, никакого национализма там нет. Тут он и в мой адрес выругался.

Через какое-то время нас, группу из 30-40 писателей, повезли под Диканьку, в прекрасный сиреневый гай, расстелили ковры, накрыли стол. Корнейчук, разлегся на животе, и вновь начал меня задевать: «Вы только посмотрите на нашего парторга! Ему почему-то старые литературные курвы заснуть не дают!…». Ну, я при всех и сказал: «Александр Евдокимович, я бы не хотел бы, чтобы тут за чаркой обсуждался такой серьезный вопрос». Правда, к тому моменту все уже перепились, и никаких видимых последствий разговор не имел.

ЗАЩИТА «КОСМОПОЛИТОВ»

-- И что Корнейчук вас больше не трогал?

-- Вскоре подоспела борьба с «безродными космополитами». Я также был в оппозиции к ней, защищая Леонида Первомайского, Риву Балясну, Григория Полянкера, Матвея Талалаевского. Первомайского я, кстати, считаю своим учителем, он выловил меня еще школяриком, и взял надо мной шефство.

На очередном пленуме СПУ главным докладчиком был Любомир Дмитерко. Он срывал с «космополитов» украинские фамилии и показывал украинскому народу, что это обычные евреи. Так, к примеру, прославленный комсомольский поэт Леонид Первомайский никакой не Леонид и не Первомайский, а Илья Шлемович Гуревич. Критик Стебун – на самом деле Кацнельсон, а Санов – Смульсон. Украинский читатель должен был немедленно прозреть, возмутиться, что ему годами замыливали очи. И, мол, украинскую литературу заполонили евреи, они вытесняют классиков – Рыльского, Яновского, Малышко. Очевидно, что «верхи» рассчитывали столкнуть украинцев с евреями, чтобы уничтожить обе ненавистные им культуры.

Перед арестом еврейских писателей – членов партии, обвиненных в космополитизме, от меня как секретаря парторганизации, требовали написать негативные характеристики. Я не стал этого делать. Вызывают меня в райком и спрашивают «Вы, что не доверяете политике ЦК и товарища Сталина?». Я говорю, что ничего не знаю об их антисоветской деятельности, «мне нужны факты, а таких не знаю». А вот Иван Ле писал под их диктовку, и людей арестовывали. Это была кровавая расправа над еврейской культурой.

-- А какая должность была у Ле?

-- Какая должность? Стукач КГБ! Причем еще с 1934 года, вот гад! Очень многих он посадил в тюрьму. Извините, о мертвом человеке нельзя плохо говорить, но все-таки он гад…

-- Что-нибудь изменилось в украинской писательской среде после развенчания Сталина и его «культа личности»? Пытался ли кто-нибудь покаяться за свои прегрешения?

-- Никто не застрелился как Фадеев. Я не видел глубокого покаяния. Вот, скажем, в 1957 г. проходит пленум СПУ. Я тогда был еще ленинец, но уже не сталинист. Микола Бажан, к примеру, выступал с покаянием: «когда я писал – «Людина стоїть в зореносном Кремлі, людина у сірій солдатській шинелі…» на мой мозг нашла какая-то темнота». Когда же я сошел с трибуны, он шепчет мне (у нас были хорошие отношения): «Микола, Микола, вы же по писаному тексту выступали, не могли аккуратнее формулировать»

Затем подходит ко мне Олесь Гончар и говорит – что, по-твоему, «Прапороносці» -- это не реалистическое произведение?... Я его назвал «просталинским романтизмом»… Впрочем, я не скрываю, что в свое время сам поэму написал о Сталине.

ОТКРЫТОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ

-- А как вы почувствовали свой национальный корень?

-- Период диссидентства для меня начинается со знакомства с Андреем Дмитриевичем Сахаровым. Моя жена Раиса напечатала на машинке 11 экземпляров работы «Энергия прогресса» (300 машинописных страниц) -- они ходили в самиздате, и один из них попал к академику. Андрей Дмитриевич прочитал рукопись и, через правозащитницу Зою Крахмальникову передал, что приглашает меня в Москву. Сахаров высказал согласие с моей трактовкой теории добавочной стоимости. Но предисловие к книге написать вежливо отказался: «Я Маркса ни при какой погоде не читал».

Вначале я думал, что надо бороться за демократию, а лишь затем -- за национальную идею. Но тут мне очень помогла Оксана Яковлевна Мешко (узница сталинских, хрущевских и брежневских лагерей; последний раз осуждена, когда ей было 76 (!) лет -- В.К.). Она-то меня и убедила, что бороться нужно одновременно -- и за национальную идею, и за демократию. Они между собой неразрывно связаны.

СПРАВКА

Руденко Микола Данилович, родился в 1920 г. в селе Юрьевка на Луганщине. Образование среднее. В 1939-1948 гг. служил в армии. Кавалер ордена Красной Звезды, Отечественной войны І степени, 6 медалей. 1948 г. – главный редактор журнала «Дніпро», секретарь парткома Союза писателей Украины. В 1950-1975 гг. – занимался писательским трудом, автор романов «Вітер в обличчя», «Остання шабля», «Чарівний бумеранг», «Орлова балка», 10 книг поэзии.

В 1974 г. исключен из партии за попытки ревизии марксизма. 1975 г. – член советской группы «Международной амнистии», был арестован, но попал под амнистию по случаю 30-летия Победы. 1976 г. – один из учредителей Украинской Хельсинской группы.

В феврале 1977 г. вновь арестован по обвинению в «антисоветской агитации и пропаганде», в июле осужден (7 лет лагерей и 5 лет ссылки). Отбывал наказание в Мордовии, на Урале и Алтае. Освобожден в декабре 1987 г. и тогда же эмигрировал в ФРГ, вскоре был лишен советского гражданства. Вернулся на родину в 1990 г. Лауреат Государственной премии им. Т.Г. Шевченко.