
Как «наследники человечества» судили «изменника» Достоевского
В конце апреля 1932 года вышло постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «О перестройке литературно-художественных организаций», перевернувшее культурную жизнь СССР. В документе говорилось, что в стране появились «новые писатели и художники с заводов, фабрик, колхозов». Им стали тесны рамки существующих литературно-художественных организаций, а потому с «кружковой замкнутостью», а также влиянием чуждых элементов, «особенно оживившихся в первые годы нэпа» следует покончить. Поддерживающие «платформу советской власти» писатели объединялись в единый союз, где важная роль отводилась «коммунистической фракции». Такие же мероприятия предстояло провести и «по линии других видов искусства (музыкантов, композиторов, художников, архитекторов и т.п.)».
В историческом плане состоявшийся в 1934 году Первый всесоюзный съезд писателей был интересен как грандиозная пиаровская акция по переводу литераторов, сформировавшихся в основном в дореволюционное время с его относительно творческой свободой, умеренной религиозностью и материальной зависимостью автора от рынка, в новую реальность – эпоху социалистического реализма. Съезд положил конец идейному «разномыслию», изрядно оживлявшему литературную жизнь страны после перехода от жестокого военного коммунизма к щадящему нэпу. Тогда с «партийной организацией партийной литературы» власть, занятая решением более насущных проблем, решила повременить, чем и воспользовались писатели, рассредоточившиеся по РАППам, «Кузницам», ЛЕФам, «Перевалам», «Серапионам» и прочим группам по интересам. В двадцатые годы у недобитой интеллигенции ещё сохранялись призрачные надежды на постепенное очеловечивание победившего строя. Сложности с типографской бумагой и картоном тоже способствовали живому общению писателей. Они со страстью обсуждали написанные на «оборотках» старых рукописей новые произведения, делились мыслями и сюжетами, подбадривали друг друга речёвками типа: «Здравствуй, брат. Писать трудно».
Жизнь довольно быстро развеяла иллюзии. Писать оказалось не только трудно, но и опасно. «Философские пароходы», самоубийства Есенина и Маяковского, расстрелы «кулацких» поэтов, крепнущая цензура, гонения на так называемых попутчиков (сегодня их бы назвали скрытыми иноагентами) изменили правила игры. На съезде «инженерам человеческих душ» было красиво объяснено, что партия даёт им все права, лишая единственного – писать плохо. По умолчанию в категорию «плохо» входило: писать с точки зрения власти «не то». При этом идейно правильное «то» возводилось в главный критерий оценки того или иного литературного произведения. Во главу угла ставилось не качество текста, а его соответствие провозглашённым политическим нарративам. Роман «Белая гвардия» Булгакова, даже несмотря на высокую оценку Сталина, оказался «не тем». «Как закалялась сталь» Островского – «тем» в превосходной степени. Отныне отличившийся при исполнении «госзаказа» автор мог претендовать на невиданные в прежние времена бонусы. Вспомним, как жили Горький, Алексей Толстой, Шолохов, Леонов, Симонов. Другие, не столь успешные, но законопослушные авторы гарантированно получали нехилую «пайку» даже в случае многолетнего творческого молчания. Играющие по правилам писатели в СССР от голода не умирали. Это на долгие годы сцементировало литературную жизнь страны.
Новое в современной России часто оказывается тем, что предшествовало старому. Сталину приписывается фраза «Других писателей у меня для вас нет!». Она не потеряла своей актуальности и сегодня. Ещё недавно «для нас» не было других писателей, кроме лауреатов «Большой книги», «Национального бестселлера», бенефициаров АСТ из «Редакции Елены Шубиной». Но времена изменились, и потребовались новые «другие».
Состоявшийся в Москве XVII съезд Союза писателей России (СПР) отважно замахнулся на решение схожих с обозначенными почти сто лет назад в постановлении ЦК ВКП(б) задач. Идейно расслабившимся в постсоветской бесцензурной вольнице литераторам из возникших на развалинах Союза писателей СССР многочисленных объединений было предложено присоединиться к СПР, над которым, как заметил Александр Проханов, приветливо, но строго простёрлась длань государства. Эта длань напомнила не вписавшимся в рынок (а таковых на съезде СПР было подавляющее большинство) литераторам об их бедственном положении: перешедшие в частные руки издательства не хотят печатать их книги; престиж профессии писателя в обществе ничтожен; некогда имевшаяся у Литфонда собственность приватизирована и расхищена. Делегаты списком избрали новое руководство, пообещавшее им вместо рыночного кнута пряник в виде социальных преференций и доступа к издательствам. Не всем подряд, а тем, кто деятельно выступает за традиционные культурные ценности многонационального российского народа, поддерживает политику руководства. Не пожелавшие присоединиться к СПР союзы теперь не смогут претендовать на финансовую помощь со стороны государства. Деньги в литературу пойдут исключительно через «карман» СПР.

Объединительный съезд СПР уложился в два часа с хвостиком. Делегаты дружно одобрили возвращение в ещё не выветрившееся из памяти прошлое с гарантированными гонорарами, государственными издательствами и прочими благами, не заморачиваясь вопросом, возможна ли «грядка» социализма на капиталистическом литературном «огороде». Инженеры человеческих душ как патриотических, так и либеральных взглядов сейчас пытаются разобраться в спущенном сверху бюрократическом решении. Близкие к СПР информационные ресурсы резко снизили былую оппозиционность.
На съезде 1934 года всё же прозвучали (Илья Эренбург) опасения, что организационная и идейная унификация литературы рискует обернуться «диктатурой серости». На съезде СПР такого рода дискуссий не возникло. Василий Белов когда-то назвал свой не самый удачный, но в чём-то пророческий роман – «Всё впереди». Это мистические для России слова, потому что «впереди» и «позади» в её истории часто меняются местами.
«Впереди» и «позади» меняются местами / Литературная газета (lgz.ru)
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.