Памяти Георгия Зайцева (1946–2025)

Все помнят известные слова героя из рассказа Андрея Платонова «Жена машиниста»: «Без меня народ неполный». А в жизни, пожалуй, мало кому они подходят так, как Георгию Зайцеву – русскому поэту, которого не стало 15 февраля, в День праздника Сретения Господня, когда во всех храмах поют песнь со словами Симеона Богоприимца: «Ныне отпущаеши…»
Крестьянский парень, плоть от плоти народа, родом из села Правые Ламки Тамбовской области, он не был осчастливлен судьбой родиться, как теперь принято говорить, «с серебряной ложкой во рту». Всего добиваться в жизни ему пришлось самому, на целеустремлённом русском характере, доставшемся от поколений предков. Родившийся в первый послевоенный год, он на себе испытал все тяготы трудной, полунищей, рвущей жилы и сердце жизни русской деревни, где –
Послевоенный ребёнок,
Мало я знал о войне.
Строки пяти похоронок
Бабка читала при мне…

Бабка ночами кричала –
Что мог понять я, юнец?
Бабкино сердце вмещало
Пять неумолчных сердец.

Где печать времени и трагедии навсегда отражена в биографии: 
В честь дяди меня нарекли –
Мой дядя погиб в сорок пятом…

С мальчишеских лет потрудился на земле, работал механизатором в колхозе, затем токарем на заводе, рабочим на железной дороге, служил танкистом в Советской армии.
Вместе с Георгием мы учились на журфаке в Московском университете. Удивительно, что из всего нашего курса по-настоящему реализовались и состоялись творчески лишь несколько человек. Среди них – Георгий Зайцев, поэт, публицист, издатель, редактор и общественный деятель, о котором можно смело сказать, что он сам себя сделал. Его человеческие, издательские и творческие качества ценили поэты В. Костров, Н. Старшинов, Е. Исаев, Евг. Евтушенко, Гр. Калюжный, Евг. Артюхов, П. Ткаченко и др.
Но при всей широте его разнообразной деятельности он прежде всего считал себя поэтом. И в последних наших с ним беседах во время болезни с какой-то детской трепетностью просил посмотреть его новую книгу «На расстоянии дыхания», в которой, как говорил Георгий, собраны лучшие его стихи, в них он значительно вырос как поэт…
Я успел прочитать эту книгу и сказать ему, что действительно в ней есть настоящая поэзия, сильные стихи. То, что раньше казалось, могло показаться несколько наивным, простоватым, теперь открывалось как некая душевная чистота, как беззащитная искренность, в которой человек не боится своих чувств, своего простодушия, своей памяти, своей гражданской позиции…
И тогда от этой простой беззащитной искренности как от истинной поэзии почему-то начинает щемить сердце:
Я иду чернозёмною родиной –
Самой светлой дорогой Руси.

И вот теперь, зная, что уже и Георгия Зайцева нет с нами, невозможно не поверить его замечательным строчкам, звучащим сегодня трагически и пророчески:
Гроздь рябины в ладони сожму,
                          словно женскую руку,
И – губами прижавшись
                                     к такому земному огню –
Я почувствую вдруг неизбывную
                                          светлую муку
И, светлея душой, это чувство для вас сохраню.

За долгие месяцы болезни Георгия я мог наблюдать, какой большой духовный путь он прошёл, через страдания отрываясь от родного «земного огня», поднимаясь к новой высоте, которую нельзя придумать, выдумать. Последним словом, которое я услышал от него, было: «Готов». Он его повторил трижды. Нет, не случайно он ушёл на Сретение. Так же как не случайно и его пронзительное признание в стихах, в которых он до конца, до самого края оставался и остаётся поэтом:
Что ж, Господь рассудит нас
                           милостию Божией.
Верю: Он меня поймёт
                          и простит грехи,
И позволит написать
                   у Его подножия,
Покаяние приняв, новые стихи.