Александр Шипицын

У нас на Дальнем Востоке девушки боевые. Им пальца в рот не клади, по локоть откусят. Вот и Ирочка, когда в Москве была, троих грузин так послала, что они рот и через полчаса с трудом закрыли. И таксист с нее лишнее слупить попытался. С тех пор у всех одиноких девушек, прежде чем лишку заломить, спрашивает, а не с Дальнего ли Востока она?
Ирочка есть захотела. Смотрит столовая, на вид привычная и из двери старыми пирожками не несет. Внутри, конечно, самообслуживание. Времена советские. Зашла, маленькую очередюшку выстояла. Борщ, гуляш, эклер компот, все как положено. Отнесла все, кроме пирожного на свободный столик. На спинку стула сумочку повесила. Пошла за эклером. Там толчея небольшая.
Пока тарелочку взяла, пока эклер выбрала, возвращается, а за ее столом негр сидит и ее борщ с большим удовольствием уплетает. Вот тут подсказывают, что не негр, а африканец. Не спорю, это сейчас они африканцами стали, а тогда они еще неграми были. Эволюция. Сидит, значит, негр и с удовольствием борщ ест. В Африке борщи не варят, а если и варят, то куда им до наших. Так, юшка одна. Если нашего в борщ не забросили.
Ирочке не впервой с хамами обращаться. А тут таксист ей боевой настрой создал. Садиться она напротив, ну ладно, пусть, африканца. Пододвигает к себе гуляш, берет вилку и, не спуская с нахала глаз, есть начинает. Подействовало на него. Он хоть и наглец и хоть африканец, а засмущался. Покраснеть не покраснел, хотя кто его знает, может, и покраснел, на нем не видно, а засмущался – женщину не обманешь. Засмущался, засуетился. А борщ ест, нравится ему шибко наш борщ. И на гуляш облизывается. Только не будет ему гуляша. Не на такую напал. Ирочка наша спокойненько так кушает и с африканца глаз не спускает. А тот до последней крайности смущения дошел. Даже борщ не доел. Встал и бегом на выход.
- Вот так тебе! Будешь знать, как мой борщ есть! – мстительно подумала Ирочка и за компотом потянулась.
Только смотрит она, а сумочки-то ее и нет. Упер негр сумочку. Ирочка в крик:
- Сумочка! Негр сумочку спер! – и беспомощно по сторонам оглядывается.
Может кавалер, какой горю ее подсобит. Только нет в столовой кавалеров. Только два дедушки неподалеку сидят, кефир от сердца пьют. И старушек несколько, а кавалеров нет совсем. Какие из дедушек кавалеры? Но один дедуля Ирочке говорит:
- Девушка! А вот это не ваша ли сумочка будет? Вон на стульчике висит.
Повернулась Ирочка, точно ее сумочка. А на столе том ее борщ, гуляш и компот остывают. Компот, правда, греется, так как сначала холодным был. Стало бедной Ирочке стыдно-престыдно. Эк, с каким аппетитом и вызовом она у, может бедного, африканца, может, последний его гуляш съела. Не то что в жизни последний гуляш, а на последние африкановы деньги купленный. Ладно, хоть борща попробовал. Что он о наших девушках теперь подумает. Хорошо еще, что не сказала ему, что она дальневосточница. Выбежала на улицу, прощенья попросить. А вдруг не ушел далеко. Да где там. Людей море, а африканцев нет.