И выжили вы вопреки

Ошибкам большим или малым

Того, кто страну – от руки –

Подписывал именем: Сталин,

Как книгу, тот жертвенный труд,

Что издан, режиму в угоду.

Виновным потом не сочтут –

Надеялся отчим народа.

И выжили вы вопреки

Гулагу, куда прописали.

А в детбесприютах сынки

Считали: их дедушка – Сталин,

Пока вы суму-Колыму

Несли по статьям, а свобода

Была отдана не тому,

Кто мог быть отцом для народа.

И выжили вы вопреки

Тому, что списал не хозяин

Без глав и без ружей полки 

На бой смертный: именем Сталин.

Всему вопреки вы страну

Детей 45-го года

Спасли. Победили войну

Отцы, а не отчим народа!

                                 Начало

Сломан мир, как рычаг телефона.

В трубке зуммер начала войны

С треском неба – славянской иконы.

Спаса нет у расстрельной стены.

Телефонная трубка разбита,

Словно город, который разбит.

Без дверей, без ворот и калиток

Он – сродни обречённости плит.

Враг идёт и берёт всё святое:

Свет иконы и тени родных,

Всех детей – априори героев, – 

Иисуса ища между них.

 Утром беды

 А. Сергиенко

1

Заперт шлагбаум на ключ,

Брошенный в камни тревоги.

Луч окровавлен и жгуч

Утром на ленте дороги,

Меченой сталью беды.

Нет – до смертельного стона.

Там, где все звуки тверды,

Враг воем автоколонны

Требовал ключ от пути

В город, уснувший, как время,

Чтобы бессонно пойти

В после, проклятое всеми.

2

«Нет, в город враг не пройдёт!» 

Твёрже звучало ли слово?

Выстрел в защитника свод 

Неба взнабатил до крови.

Время проснулось седым.

Ало текла по жилету

Мета кровавой беды.

Выть ли закатней рассвету?

В город шла смерть, а не мать.

Глядя с проклятьем на беды,

Время пошло поднимать

Ключ в Каменско́м^[1] для Победы.

                                        Час беды

В час беды он, казалось, собой бинтовал

Чернозёмную рваную рану;

Истекал отчей кровью Земли на опал

Войн, прошедших по пра-пра Ивану;

Выл от боли её, ощущая в ногах

Не осколки – смешение крови,

Просочившейся так сквозь него на снега

Белых слёз. И метель не по-вдовьи

Выла, будто желая смертям отснежить

Или выплакать Землю герою:

Ту, с которой ему было время кровить,

Бинтовать, во спасенье, собою.

До боя холм – почти гора

Мой автомат – калёный крест,

Земля – не мать.

Высотка – просто Эверест.

Но нужно взять.

Я, недвусмертный, для врагов

Мишень. Заград

Энкавэдэ стрелять готов.

А кто назад?

То смерти в радость, что на мне

Двойной прицел:

Тут – на груди, там – на спине.

А где предел?

Патроны все наперечёт,

Но я ж солдат.

Мой самобраный пулемёт

Под бранный мат

Бьёт по фашисту на войне,

Как ратный крест.

Нет, человечины – не мне.

А тех, кто ест,

Чей Бог не здесь, не этих мест

И мать с отцом,

Я, став на карный Эверест,

Забью крестом…

До боя холм – почти гора,

И страх – в укор…

А после боя на ура – 

Всего бугор.

 По нейтральной – в бессмертие

Отступаем. Кольцо окруженья.

И пока Бог войны не за нас.

Он врагу отдаёт предпочтенье,

Я – бойцам не бессмертным приказ:

«На прорыв!». На пределе митральный

Клапан жизни. Обстрелянный взвод

Вслед за мною бежит по нейтральной

Полосе метров триста, пятьсот.

Ветер пулями-дурами свищет.

Выбивая из строя бойцов,

Смерть хмелеет от жертв и кровищи.

Я, хранимый крестом праотцов,

С пьяной смертью гоняю вслепую,

Но в забеге немного быстрей;

Чтоб ещё отстреляться в «косую»,

Добежал до своих батарей.

Бог войны улыбнулся мне. Может,

Он увидел, как молится мать?

По нейтральной – в бессмертие всё же

Взвод прорвался… Чтоб завтра опять

Тем, кто живы, по ней наступать…

 Перед атакой

Рваное поле кровавого дня.

Ты врос, как дерево, в чёрный окоп,

Перезалит вражьим током огня – 

Так нахлебался, что в сердце озноб.

Словно вцепилась родная Земля

В корни из ног… Но порвёшь и её,

В рост поднимаясь – идти и стрелять,

Чтобы бревном на земное рваньё

Пал тот, который так хочет в другой

Чёрный окоп тоже глубже врасти.

Хоть сто смертей от тебя до него,

Сотни шагов на кровавом пути

Сделаешь, зная: дороги назад

Нет, и победа сегодня нужна – 

В спину с мольбой о защите глядят

Матушка, дочка, сестра и жена.

Женщин своих больше жизни любя,

Вырвешься корнем Земли на «Ура»,

В битве врага, как бревно , о себя

Всё же сломаешь… В атаку – пора…

 Работа – война

Там ратное поле копали.

Кипела работа -- война.

Была там дороже медали

Минута невечного сна.

Ты глох, но меж милями праха

Орудие остро точил.

Вставал над окопами страха

С солдатским горбом – выше сил.

Солёною кровью потея,

Стоял насмерть. Штатный солдат

Работы не знал тяжелее…

И грохот, и стоны, и мат…

А пули врага – с недолётом.

На поле смертей – недобой.

Ты с ними в расчёте по квотам:

Горбатый, но всё же живой.

Ты был занят делом всецело

В бою, как нигде до войны…

Но ждал в ратном штате (с прицелом)

Отбоя, веков тишины.

 Друг убит через рану в тебе

Уползала на запад война

По-пластунски в загоне фронтов,

И, казалось, победа видна

За не взятым холмом у врагов.

После боя в окопе опять

Тишь вселенская, как до войны,

Где был ты, не умевший стрелять,

Не любивший ещё тишины.

Молча друг протянул табачок:

Самокрутку вдвоём покурить.

А молчать не желавший сверчок,

Будто стал напевать: «Жить, жить, жить…»

Но, как загнанный зверь, враг жесток

И по-снайперски меток в стрельбе.

Перекур был последним. То рок.

Друг убит через рану в тебе.

Докурить не успев, он упал

С самокруткой в крови на плечо.

А тебя, словно струнный металл,

Разрывал уцелевший сверчок.