Людмила Гонтарева

*  *  *

Это просто игра. В оловянных солдатиков.

В дочки-матери с Барби. …куклы, тайны, качели…

Незаметно состарились сны и мамины платья.

Мы во сне не летаем, мы уже повзрослели.

Это так одиноко, это так беспричинно

уговаривать небо, чтоб расплакалось солнцем…

Ну зачем эта осень моё сердце включила?

Почему оно тает?..  Почему оно бьётся?..

Почему разрыдался небосвод снегопадом?!

Я просила тепла. Я молила о чуде.

В боевую готовность – пудру, тушь и помаду…

Незнакомые краски для чего и откуда?

Это просто игра – зритель жаждет спектакля.

Не написана роль, лишь предчувствие сцены…

Снова хлеба и зрелищ!  Всё банально, не так ли?

Только я – беззащитна! Только я – под прицелом!..

Моя боль – нараспашку!  Всё, как вы захотели:

в лабиринт к Минотавру, в Зазеркалье сыграем…

…Только маленький домик, где окно из апреля,

растворяется нежностью в сумерках мая…

* * *

Этот вирус из ниоткуда…

Из фатального бреда зимы…

Погибала без боя посуда

под загадочный шепот травы.

Улетали такси и трамваи,

изменяя всё время маршрут.

Я не знаю, не знаю, не знаю

для чего задержались вы тут!

Почему одиночество в сотню

измеряется лет. Неспроста

поджидает фазана охотник

на страницах пустого листа,

и не зря наполняют сосуды

глупых слов под чернильным дождём.

Сто шагов – до объятий Иуды.

Сто шагов – на Голгофу подъем.

Но уже ни о чем не жалею.

Скоро утро коснется плеча.

Сто шагов по тенистой аллее

как награда за нашу печаль.

Мы уйдем по ресницам рассвета.

Как лучи, разойдутся пути.

Все прозрачно: спасения нету,

исцеленья уже не найти.

Растворимся на улочках века…

Лейкоцитами – в венах зимы…

Словно не было Человека,

человечка на платье стены…

Лишь эскизы – своих же сомнений,

одиночеств, исканий и лжи…

Только отзвуки, только тени

у обрыва во ржавой ржи…

*  *  *

Когда глаза перестанут болеть

от слёз – это значит небесные хляби

захлопнулись. Больше не ценится медь

осеннего сердца в изящной оправе.

И воск не тревожит молчаньем свечИ.

Бесцветным спокойствием плавится вечер.

Да фиолетово вечность молчит,

поскольку рыдать бесполезно и нечем.

Скрипят колесницы на трассе времён,

и «Боинги» режут пирог поднебесья.

Имя твоё – в чёрном списке имён.

Имя твоё – только проигрыш в песне.

Я прорастаю сквозь гул тишиной

на шумных вокзалах, оранжевых пляжах.

Ночь переполнена спелой луной.

Звёздное небо – уже в камуфляже.

Мира желаешь – готовься к войне:

не отворяй дверь души без причины –

взрывоопасное выдали мне

обезоружие против мужчины.

Мы поменяли на танки комбайны.

Мы ничего друг о друге не знаем.

Но приоткрыли зашторенность тайны –

третья давно идёт мировая…

*  *  *

Я принимала порцию дождя,

Как порошок в аптечной упаковке.

Казалось, есть все признаки вождя:

Нет малого – военной подготовки.

А окружающим, по сути, всё равно,

Кому предложат царственное место.

Красна стыдливость, площадь и вино.

В чём разница? И, в принципе, всё честно.

Но только в поисках секрета бытия

Скитаюсь вновь по венам бездорожья.

Здесь, в кадре значимом, могла бы быть и я,

По грани краткости ступая осторожно.

Но, словно лень, растягиваю дни,

Их наполняю смыслом бестолковым.

…Там, на реке, уже зажгли огни…

(Твердят нам философии основы)

И остаётся лишь чего-то ждать,

Во что-то верить и рыдать над чем-то.

Да календарь ошибок свой листать,

Как Библию, рецепт или учебник.

*  *  *

Нас расстреляют уже на рассвете.

Волосы треплет слепящий ветер.

День будет тих и пронзительно светел

в этом квадрате, на этой планете.

Вдруг на осколки порвутся струны,

на серых скалах проступят руны,

и поспешим мы по рельсам чугунным

в край, где ацтеки, древляне, гунны.

Алые маки покроют футболки.

Холод почуяв, завоют волки.

Киллер ружьё зачехлит втихомолку

и поспешит на свою остановку.

Эти мгновенья взорвут экраны.

Мы растревожим квартиры, как раны,

где-то меж роликами рекламы

в рамках программы, не очень рано.

Зритель безмолвный за всё в ответе

крика молчанья, увы, не заметит,

качество съёмки, сюжет отметит,

сетуя вслух – у экранов дети.

И не поверив, что всё случилось,

что бесконечность в зрачок просочилась,

примем объятья листвы, словно милость,

падая в осень, что детству снилась.

Крылья к вискам тишиной прикоснуться,

звоном тяжёлым разбитого блюдца.

… Надо успеть на шаги обернуться,

чтобы проснуться, проснуться, проснуться…

*  *  *

Остаётся всего лишь молиться и ждать,

что метель не собьёт нас с дороги.

Опускается снег на зеркальную гладь,

словно конь на усталые ноги.

Раскололось стекло, и растрескались дни –

ни к чему фолианты столетий.

Снова цирк «Шапито» зажигает огни,

за столом наливают по третьей…

А в мышиной стране в шесть-пятнадцать подъём.

Бутерброд, сонный чай – и на службу.

…За отвагу и смелость шестую нальём,

а седьмую, восьмую – за дружбу…

Всё метель и метель – прячь под шапкой глаза,

прячь улыбку, и чувства, и муку.

Заметает зима запредельное «за»,

колыбеля печаль и разлуку.

Остаётся искать эту тонкую грань.

Сумасшествие… Сумрак… Расплата…

Снова Книгу всех книг не спеша пролистай

от эпиграфа – и до заката.

Сердце бьётся о лёд – значит, будет весна,

хлынут ливни из скважин замочных.

И полковник дождётся из дома письма,

чтоб читать его вслух между строчек.

 Остаётся всего лишь молиться и жить,

свято веруя – время излечит…

Но пульсирует Вечности тонкая нить

неподкупно, бесстрастно, беспечно…

*  *  *

Я настолько антигаремна,

что имя мне – одиночество.

Украинское слово «даремно»

подходит, наверное. Отчество

тоже есть (с глазами бесстыжими,

а мысли – того хуже).

Куда со своими лыжами

ты прёшь?! В украинском «друже»

обращение, вроде, доброе.

Сладко-липкое до притворства.

Я привыкла быть дикой коброю

в тихом сборнике первородства.

Приворожена мятным запахом.

Пальцы – в кольцах. Глаза – слёзы.

Где тлетворная сила Запада?

Где великая слабость прозы?

Под листвою живут души

безымянных морских чаек.

Эта пятая часть суши

одинока чрезвычайно.

Я посею весной булки –

пусть колосья звенят от ветра.

Разлетаются переулки

по далёким частям света…

*  *  *

На рельсы бездушно сбросили.

не попросив билета.

- Куда ты с глазами осени

едешь в сторону лета?!

И, словно Каренина-дурочка,

на  шпалах ищу места.

Нет поезда – как Снегурочка,

растаю к весне. Честно.

Потом в телефонной книге

не ищи номеров – глупо.

Меня заточили интриги

в молчания звонкий рупор.

Бомбили Бомбей SMS-ки.

Парили в Париже письма.

Кленовых дождей обрезки

короче, чем линии жизни.

Да, собственно, не за чем плакать,

и вечером ждать погоды

у моря. Обычный лапоть

стал снова символом года.

Поэтому лучше рваным

ранением прямо в сердце

останусь. И от экрана

тебе никуда не деться.

Смотри: ледоход в венах,

разверзлись могучие сини!

Чтоб ток отключить от нерва,

гончих уже пустили.

Смотри: я падаю в небо!

А там, как и здесь, – рельсы.

И снова в поисках – где бы

себе отыскать место.

…Но в самом конце начала,

выделенного курсивом,

я возвращусь печалью

заполнить твою зиму…