Владимир СПЕКТОР
Девятого мая, когда, подустав,
Примолкли оркестры к обеду,
Прямой и торжественный, словно Устав,
Шёл с праздника Воин Победы.
Как маршальский жезл, нес в руках он сирень,
Но не был безудержно весел
В святой и великий наш праздничный день,
Средь бодрых и радостных песен.
Быть может, усталость той грусти вина,
Иль память, что вечно нас гложет,
В которой судьба, и война, и страна,
И песни – морозом по коже.
«Ничто не забыто, никто не забыт»,
Особенно к праздничным датам.
Но, кажется, память – опять дефицит,
За быль, и за небыль расплата.
А день так прозрачен и радостно свеж,
Что в ритме победного вальса
Вся жизнь представляется цепью надежд,
Которой нельзя разорваться.
* * *
Растекается, плавясь, не прошлое время, а память.
Не на глине следы – на слезах, на снегу, на песке,
Их смывают легко злые будни, как будто цунами.
И парит в небесах, налегке или на волоске,
Отражение эха, улыбки, любви, трибунала…
Отражение правды в сухих, воспалённых глазах.
В этом зеркале времени память почти что узнала,
Как мутнеет от страха судьба, и как прахом становится страх.
* * *
О том же – другими словами.
Но кровь не меняет свой цвет.
Всё то же – теперь уже с нами,
Сквозь память растоптанных лет.
Растоптанных, взорванных, сбитых
На взлёте. И всё – как всегда...
И кровью стекает с гранита
Совсем не случайно звезда.
* * *
В полковой библиотеке благодать.
Я шагаю вдоль родной литературы.
Далеко. Сержанта не видать.
Рядом Пушкин и Белинский хмурый.
Марширует с песней батальон.
Вместе с песней в небесах летаю.
В русскую поэзию влюблен,
Шагом строевым овладеваю.
Я читаю, и мечтаю, и брожу.
Возвращаюсь на вечернюю прогулку.
И стихов как будто не пишу,
Только сердце бьется слишком гулко.
* * *
Увидь меня летящим,
но только не в аду.
Увидь меня летящим
в том городском саду,
Где нету карусели,
где только тьма и свет…
Увидь меня летящим
там, где полетов нет.
* * *
Эпоха непонимания,
Империя недоверия.
Не поздняя, и не ранняя –
Бесконечная империя,
Где хищники пляшут с жертвами,
То с левыми, а то – с правыми…
Где нужно быть только первыми
И правдами, и неправдами.
* * *
Неужто повторится
И всё начнется снова?
Одни и те же лица,
Всё то же – слово в слово.
Мгновения, как пули –
Семнадцать – восемнадцать…
Партайгеноссе Мюллер
Вновь просит нас остаться.
* * *
От прошлого не в восторге.
Что в будущем? Нет ответа.
Разведчик товарищ Зорге
Погиб. И доклада нету.
А радио говорило
И даже предупреждало:
Настанет время дебилов.
Хотя их всегда хватало.
* * *
Горько плачет полицай, кулачищи в пол-лица.
Леонид Филатов
Горько плакал полицай, кулачищи в пол-лица…
Только он давно не плачет. Дети скачут, внуки скачут.
Серой пылью занесло, чёрной былью проросло.
Пеплом смертным стал металл. Кто стрелял? В кого стрелял?
Время рвётся или длится? Вновь хохочут злые лица,
И ухмылка в пол-лица на лице у подлеца.
А соседи вновь молчат, и открыты двери в ад.
Всё — как было, как тогда. И в глазах — беда, беда.
Вновь звезда горит в окне памятью о судном дне,
Строем, маршем — все назад. И никто не виноват...
* * *
Везли жидовскую девчушку на расстрел.
Катилась бричка сквозь войну и лето.
У полицаев было много важных дел,
И среди них – не пыльное, вот это.
А девочку пугал задиристый сквозняк,
Покачивалась в такт езде двустволка.
Она всё спрашивала: «Это больно? Как?».
В ответ смеялся полицай: «Недолго!».
Недолгой оказалась память. А беда –
Живучей, как живуче всё плохое.
Ведут нас всех опять. Зачем, куда?
И негодяи снова, как герои…
* * *
Не так уж много лет прошло –
И вот забыты печи.
Из пепла возродилось зло,
А пепел – человечий...
Отец, ты где на небесах,
В раю? А, может, в гетто?
Я знаю, что такое страх,
Здесь, на Земле, не где-то...
* * *
Хочу у них спросить: «А вам не стыдно?
Ведь вы не дураки, и вам понятно,
Что в жизни, как в считалочке, всё видно.
Да только мёртвых не вернешь обратно…
Кликушествовать, врать – не надоело,
Ломая, убивая и калеча?».
Неужто, в самом деле, нет предела…
От понимания совсем не легче.
Не жду ответа, просто время длится,
Хоть все устои временно ослабли.
Ступают разом жертвы и убийцы
На те же грабли…
* * *
Кто они? Кем же себя возомнили?
Сделаны так же — из праха и пыли,
Страха, надежды, влюблённости, боли…
Или у них всё отсутствует, что ли?
Судьбы людские вершат, не жалея.
Правда – «ни эллина, ни иудея»…
Дни так ничтожны, мгновения — кратки,
И, исчезая, летят без оглядки…
Вечное эхо вздохнёт: «жили-были».
Кто они? Кем же себя возомнили?..
* * *
Едем, едем… Кто-то кружит.
Кто – петляет по спирали.
И следит – не сесть бы в лужу,
Чтобы вдруг не обогнали.
А дорога-то щербата.
Проезжаем чьи-то даты,
Чьи-то хаты, казематы…
В небе скачет конь крылатый.
А дорога – не цветами,
Вся усыпана камнями,
Изборождена следами,
И пропитана веками, и годами,
И часами…
И слезами вся дорога,
Как святой водой умыта.
Скользко. Смотрят все под ноги.
Сеют звезды через сито.
В спешке звёзд не замечают.
Звезды падают на землю.
А дорога мчится дальше.
А из звёзд растут деревья
* * *
Постоянно ищу ответы.
А в ответ слышу лишь приветы.
А в ответ слышу лишь вопросы,
Они горькие, словно слёзы.
Даже воздух, сладчайший в мае,
Шелестит: «Ничто не знаю».
Я боюсь за тебя, Украина.
Я боюсь за тебя и за сына.
БЫВШИМ…
Не замечать, не мучиться вопросами,
Не повторять – «страна, вина, война»,
А говорить на «чёрное» – «белёсое»,
Выглядывая тихо из окна.
Не выделяться даже в грязном месиве,
Быть с краю – не на взлётной полосе,
Оправдывать любое мракобесие.
И быть, как все, как все, как все.
* * *
Путь от Девятого Мая
К двадцать второму июня.
Радость Победы сменяет
Ужас начала войны.
Кажется, всё понимаю.
Кончена песня, и струны
Рвутся, как будто снаряды.
Вот они снова слышны –
Выстрелы, крики невинных,
Лай полицайских овчарок,
Господи! Память не хочет
Заново всё вспоминать.
Это не гром. Это «Грады».
Новый нежданный «подарок».
Горечью полнится память,
Как грозовая тетрадь.
Кто-то листает и плачет.
Все пораженья-победы
Кляксами крови залиты,
А не зелёным вином.
Память разбитых окраин
Тихо крадётся по следу
Тёмной, непраздничной ночи,
Той, что сменяется днём…
* * *
Где-то на окраине тревог,
Где живут бегущие по кругу,
Вечность перепутала порог,
И в глаза взглянули мы друг другу.
Черствые сухарики мечты
Подарила, обернувшись ветром
В мареве тревожной маеты,
Где окраина так схожа с центром.
* * *
Убивали, стреляли,
пытали и вешали
Лишь за то, что – не свой,
лишь за то, что – чужой.
И плевалась патронами
ненависть бешено
В час, когда состраданье
вели на убой.
В муках корчилась совесть,
рыдало отчаянье.
Справедливость терпела
удары под дых…
Как сквозь годы, сквозь смерть
прорастало раскаянье.
Только ненависть снова
живей всех живых.
* * *
Плотная парадная колонна –
Вдох и выдох – лишь на «раз и два».
Мысли и поступки – все синхронны,
Словно улетевшие слова.
Марширует целая эпоха,
Не скорбя, рыдая и трубя.
Падая на половине вдоха,
Отвечая каждый за себя…
* * *
Земля со множеством
пулевых ранений
Не сходит с орбиты,
хоть ей очень больно,
Но слёз дождя
удержать не в силах,
И смыть не может
кровавый закат.
А люди думают –
жизнь будет вечной,
Бесстыжей,
как будто выстрел контрольный.
И, вроде бы, не стреляют.
А пули – летят и летят…
* * *
Не геройские, и не могучие –
Выживают самые живучие.
Не отчаянные, и не смелые –
Побеждают самые умелые,
Те, кто в мелочах находят главное,
Их потом и называют «славные».
Не кураж, не молодецкий блеск в очах –
Главный смысл победы – в мелочах.
* * *
Понимаешь, какие дела –
Пахнут кровью чужие пророчества.
Хочет светлой прикинуться мгла,
А вот свету быть мглою не хочется.
Понимаешь, забытые сны,
Возвращаясь, не ведают промаха.
Мгла становится тенью войны,
И витает над ней запах пороха.
* * *
Ты говоришь: «Откуда столько света?».
Но вишни, вишни, люстрами горят,
В магнолии цветущие одета,
Примерила светящийся наряд
Весна, которой старость не подруга.
И вдруг сквозь годы замечаешь ты,
Как белый свет, раскрасив тень испуга,
Струится сквозь разбитые мечты…
* * *
Времена упадка Рима далеки, необозримы.
Времена упадка – это проходили мы с тобой.
То ли в школе, то ли дома… Незнакомое знакомо.
Нас учили. Мы умеем продолжать незримый бой.
Мы умеем. Днем и ночью. Стал никем. А был рабочий.
Был товарищ, стал – не очень. Если что – готов продать.
А соседи не готовы. Справа дело, слева – слово.
День вчерашний, дым домашний ищут, словно благодать.
Слово выстрелить готово. Времена упадка снова.
Времена упадка чести и отчасти всех основ.
Слышу снова, как когда-то: «Аты-баты, брат на брата…».
Кто-то падает. Упадок. Будь готов! Всегда готов!
* * *
На моём лётном поле чужие стоят самолёты.
Как взлететь, их минуя, не спутав свои адреса?
Я не знаю пароль, что сказать, если спросят вдруг: «Кто ты?».
Я не знаю пароль, но ведь это моя полоса.
Я ищу варианты и крыльями пробую небо.
Я обязан взлететь сквозь преграды, туман и пургу.
Я пытаюсь, пытаюсь. Ведь я – это я, где б я не был.
И взлетаю, мучительно, тяжко. И сквозь «не могу».
* * *
– Ты только не думай, что вечно открыта манящая дверь.
И ветер, попутный и встречный, он тоже не вечный, поверь.
– Я верю, и пью осторожно всё то, что испить мне дано,
А также бесплатных пирожных не видел, не пробовал. Но…
Такая надежда на чудо заложена с детства, поверь,
Что, кажется, вечно я буду стучаться в манящую дверь.
* * *
И, кажется, будто без вести
Пропали надежды. Но вот –
Взлетаем и падаем вместе.
И, кажется, время идёт
То быстро, то неторопливо,
Сквозь тиканье вечных минут
Туда, где ушедшие живы,
Где помнят, надеются, ждут…
* * *
Утопии остались в далёком прошлом...
Из ток-шоу
Обновить, как блюдо на столе,
Небо, землю, воду, времена...
Чтобы было больше на Земле
Счастья, чтоб закончилась война.
Сделать всем прививку доброты,
Чтобы антиподлость, антизлость
Были с антизавистью на «ты»,
Чтобы пелось, елось и жилось,
Как мечталось людям на Земле,
Где щедрот не меньше, чем забот,
Где лежит, как блюдо на столе,
Взорванный войною небосвод.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.