Алексей и Наталья Караковские


МЫ ИДЁМ-ЕДЕМ В ПИТЕР
Наталья Караковская

Собраны вещи, застёгнуты в рюкзаки - ремешки.
Мы с тобой вышли на улицу затемно, за руки.
Надо идти на север, чуть забирая влево,
В общем, слегка на запад или почти до солнца,
Чтоб позади оставить грязный и пыльный город
надо идти на север, надо идти...

Солнышко спрятали тучи и дождь пошёл, хорошо!
Вымокли куртки, кроссовки и рюкзаки сразу же.
Надо бы выпить водки или хотя бы чаю,
чтобы не разболеться — надо же нам согреться,
Бодро идти по трассе, точно, сверяясь с картой,
встретить рассвет в КамАЗе, ночь не спать.
Надо бы выпить водки, впрочем, сойдёт и пиво,
надо же нам согреться, надо же...

Дождь прошёл, стало дышать теперь хорошо и легко.
Воздуха полные лёгкие наберу, прокричу:
мы идём-едем в Питер, мы идём - едем в Питер,
мы идём - едем в Питер, мы идём...
Ждите.

ЕВРОПА
Алексей и Наталья Караковские

Под снегами дремлет зимняя Европа,
беззаботно тратя жизнь свою…
Разрисуй мне небо кистью «Фотошопа» —
я тебе тихонечко спою.

У Гидрометцентра вымерзли приборы,
их послушать, то сейчас весна —
мне, конечно, снятся солнышко и горы,
но сегодня как-то не до сна.

Пью горячий кофе и читаю повесть
про Марсель, Монако и Париж,
за окном погода потеряла совесть,
замела дома до самых крыш.

Мне не надо снега и зимы не надо,
я совсем не этого ждала,
под моим окошком даже автострада —
лишь движенье в сторону тепла.

КРЫЛЬЯ
Алексей и Наталья Караковские

Знаешь, мне опять ночью чьи-то большие крылья
словно мешали видеть то, что наяву, в общем,
трудно себе представить, хочется скрыть получше —
в комнате бродят тучи полуожившей яви…
После казалось, словно птица кружилась в ветре
или, быть может, это были радиоволны,
полно осенним штилем нам выходить из такта,
надо сберечься как-то, надо сберечься как-то…

Медленная пичуга лезет ко мне на крышу,
кто же подпустит ближе, кто выйдет без испуга,
ночью все эти чащи словно мне незнакомы,
ракурс с вершины дома кажется ещё дальше:
мнимые параллели, ложные вертикали,
вряд ли нас так здесь ждали, вряд ли того хотели —
ты закрывай получше в комнате нашей шторы,
может, спасёмся в норах, может, спасёмся в норах…

Утро пришло так рано, утро глядит так нервно,
значит, страна, наверно, будет сегодня странной
фреской лежать у окон — значит, не спать мне ночью
знаешь, я люблю очень, ты не подведи только…
Небо конца и края здесь не имеет вовсе,
ты еженощно воешь, я ежедневно лаю,
солнце над этой бездной светит всем тварям в радость…
Сколько ещё осталось, сколько ещё осталось?

ГОРОД МОЛОГА
Алексей Караковский

Праздным жарким июлем, летя по сельской дороге,
Посмотришь на белых чаек над горизонтом воды,
Это не просто озеро, на дне его город Молога,
но вряд ли на кладбище этом удастся встретить кресты.

Конечно, всё было очень естественно и справедливо:
если Отец народов, отдаст распоряженье, то здесь
руки крестьян-заключённых построят большую плотину,
завертится жизнь турбины, и всё назовётся ГЭС.

Но дом это несколько больше, чем точка на старой карте,
Дом — это сад и дети, к чему ты придёшь потом,
Скажи-ка мне, сержант Павлов, как ты в своём Сталинграде
не просто сражался за Родину, ты защищал дом.

Скажите мне, добрые люди, поселенцы московских окраин,
как новые многоэтажки сминают дома в говно,
Возможно, ещё не поздно показать, кто в доме хозяин,
но если хозяина нету, то выход один — на дно.

Праздным, жарким июлем, летя по сельской дороге,
взгляни на плотину и чаек, хороший мой человек…
Мы все здесь родом отсюда, из тихой старинной Мологи —
и мы останемся дома. Пусть тонет русский Ковчег!

НА СТАНЦИИ ТАЙГА
Алексей Караковский

На станции Тайга всю ночь стоят составы,
На станции Тайга ветер рвёт провода,
Внутри меня война, ведь ты вчера сказала:
«Убей в себе врага, убей в себе врага!»

В этих ссыльных краях ускользнуть не удастся,
И нет смысла брать в плен, мы и так здесь в плену,
На морозе любовь примерзает к пальцу,
Это танцы на льду, танцы мёртвых на мёртвом льду!

«Кан» значит «кровь» — как не знать это слово татарам,
Чьи кольчуги ржавеют на дне сибирской реки,
А могила — ну что ж, просто слишком тесные нары,
А побег — что побег, вся наша жизнь вопреки.

Станция. Впереди — станция железной дороги,
Горят фонари. Представляешь, горят фонари!
Включение света означает рефлекс тревоги,
Внимательнее смотри, внимательнее смотри!

Мне хочется стрелять, когда ты твердишь о мире,
Зовёшь в штабной вагон, манишь из-за спины,
Для тебя боевой офицер — сексуальная фантазия в съёмной квартире,
Но когда нас убьют, ты примешь условия этой войны!

На станции Тайга всю ночь стоят составы,
На станции Тайга ветер рвёт провода,
Качается фонарь в руке комиссара,
Я готов ко встрече с тобой,
Спеши, мой враг, спеши сюда…

НИЩЕТА
Алексей Караковский

Со вкусом ржавчины крепкий чай — что делать, плохая вода.
В кухне признаки длительной нищеты.
Трудно поверить, что кто-то будет часто ходить сюда,
Как весь сознательный возраст делала ты.
Утром чайник, днём на работу, вечером ужин и душ,
И интернет-зависимость, как без неё.
Как говорил в трезвое время суток четвёртый твой муж,
Зрелость — это застиранное быльё.

Главное событие в тридцать четыре — находка мужчины мечты,
Потерять — значит, поставить крест на прочих тридцати трёх.
Можно с зарплаты покрасить кухню, прочее украсят цветы,
Главное — не цвет потолка, а что-то ещё.
Ведь любовь в твоём городе — просто запой, пройдёт, и не вспомнишь ни дня,
Только всё меньше тех, с кем приходится пить.
Люди, воспитанные в подворотнях, знают, что жизнь — хуйня,
О которой, чтоб не сдохнуть, надо поговорить.

Он отпросился с работы в двенадцать, ты просишь больничный лист,
Любовь — диагноз, об этом знают врачи,
К чёрту карьеру, к чёрту зарплату, быстро по лестнице вниз!
Слышишь, как сердце на сильную долю стучит?
А во дворе хоронят соседку — видно, не дождалась,
Много болела в неполные семьдесят лет,
Старые окна пятиэтажек хранят безнадёгу и грязь,
Между пустых бутылок плачет сосед.

Мы не уйдём из этой страны каким-то иным путём —
Да и в других государствах так было всегда.
Слышишь шаги? Твой мужчина заходит в помолодевший дом —
Если ты любишь, закончится и нищета.