Елена Черная

 
ТАНИН  МЯЧИК
где танин мячик? он теперь буёк
над курском или русской атлантидой,
и тянут мраморный носок
к его упругому бочку кариатиды,
затянутые в палевый песок,
на головах стоящие, и титры-
по лбам, как кровь, от пуль в висок:
"не плачьте, Таня, детство унеслось
вслед за мячом по грязным водам мойки,
и кануло в болотах "перестройки",
а грезилось, а пелось и моглось,
но... мячик не земная твердь и ось,
и что- то у страны не задалось..."
мяч утонул, а с ним и наша Таня,
а с ней и все, кто про неё читали.
осколок той истории - Барто,
что строго спросит: зайку бросил кто?
 
КАРТИНА
она пишет картины гладью,
не экономя слов,
травой спутанных прядей,
репейников и колтунов,
прочей газонной снедью,
не выкошенных углов,
что в очень близких соседях
стаям бомжей и бездомных псов.
 
или дымами пожарищ
рядовой локальной войны,
-ты мне осколок подаришь...
сгодится для рыбьей блесны...
а он ей: конечно,
и открывает шрам у сердца...
но это лишь тушь для красок,
что держат ее пейзажи,
 
штрих миротворческих касок,
и лиц в маскировочной саже.
а по лицу картины,
яркое, ярче моря,
двое - в центре куртины,
рая, где радость на гОре,
где он курит задумчиво,
и она...ласк после...
 
думает: за что мучает,
бросит, уйдет. и место,
где он лежал гладит,
теплое, стынет быстро...
а, он одеваясь, прячет,
глаза, чтоб забыть лица,
тех кого оставил вчера,
и эту, что так бледна...
 
а, она, грусти полна,
хочет его запомнить
для своего полотна.
 
ФИМОЧКА
в крышечке дырочка
или носик отбит,
- всякий, дорогая Фимочка,
как старая посуда,
или лампочка,
которая уже не горит...
каждое утро, знаешь,
представляю себя
поношенной вещью...
вот и ты киваешь,
такая у нас жизнь,
ну ее к лешему.
а помнишь, Фимочка, раньше...
как начищенные с утра сияли...
я чувствовала себя самоваршей,
с которой заварничек ещё не сняли...
а ты, Фимочка,
такой была кралечкой,
такой, с маком, такой,
с изюминкой,
когда по улице шла,
трамваи останавливались,
и казалось, звучит музыка...
- да, Томочка,
утекло наше времечко,
думали, что в вечности живем,
а оно совсем, как семечки:
светит подсолнухом,
а всё шелуха - потом...
- ох, пойду я под свой камушек...
- и тебе не скучать...
сегодня я - птаха серая,
прилечу вечером еще потрещать.
 
КАТЕ К*
на зашарканном тротуарном стар-бакс-ном...
выводишь себя в люди, кофейной гущей,
сигаретное с телефонным - такой бином...
а вот сердце через гущу все глуше и глуше...
как там, в американских кущах?
 
все мы под санкциями на потом.
и в нашей сибирской глуши
свою кровь по капле отдаем.
это такой сенаторский отъем....
с отжимом не первого поколения.
смотрю на твои голые колени я,
на глаза в пол лица - класс-эконом,
и какая разница я - гном, ты -гном...
по разные стороны шарика.
- нет ли у тебя запасного чинарика?
покурим вдвоем.
 
на заплеванном, тротуарном стар-деревянном...
выведем себя дымом на кофейной гуще,
сигаретное с неизвестной - такой бином.
...порознь: ты - там, и я - пока не заглушат...
 
СОЛДАТ
а по сюжету он остался жить...
восстал из мертвых и пришел домой,
но под шинелью был всегда живой
его смертельный враг.  железом был пришит
к нему с атаки, ближней ножевой.
 
он знал, что враг вошел и в кровь, и в плоть...
и лезвием крошит его как червь,
и он не мог его отбросить, побороть,
и прижимал плотней,   на четверть, треть,
и от любимых закрывал, всю жизнь - собой.
  
БОМЖИХА
уродина опойка,
свободна. небо вскрой,
и выйдет эта Тройка,
грехи отпустит. - стой,
греши, и пьянствуй, пой...
известно-аллилую...
известно у ларька...
- жизнь темная - бомжую...
протянута рука...
и синяки под глазом,
и грязь, и рвань, и вонь...
-а ты, что тоже с князем?
а я у церкви, звон...
прокатит благовестом,
окатит как дождём,
не божья я невеста,
на небо транспорт ждём...
сегодня, завтра, скоро...
прямой, а не транзит.
...жизнь, что с сиреной скорая,
сквозь раны свет сквозит.
 
СЕКРЕТ
на просвет собираю осколки,
на отстрел гильзы в полой душе.
и лежат запылившись на полке
капли солнца в забытом клише.
так в зарытом, цветном, бесполезном,
и под камешком где- то лежит
наше детство и стало заметным:
время вспять никогда не бежит.
но пойду в этот двор и проверю,
вдруг не найден, не вырван секрет,
и опять я кукушке поверю,
что ворожит в белесый рассвет.
и все сбудется - рано не поздно,
и вчера - и уже никогда...
и забудутся детские слезы,
перепутать... судьбу ... города...
 
М*
от яма к яму - улицами множь,
когда ту улицу под ребра вдруг воткнешь.
когда о времени на молоке ворожишь,
когда понять да и постичь не можешь:
ужель так вся страна - вокзальный нож...
холодный призрак - чур его, затонешь,
- восстанет Китеж...
- нет, страна-Воронеж.
 
ПАРКОВОЙ 
скульптурой разбитой парки,
изнанкой вычурного кроя,
стоишь, выпавшей из строя
регланом покатого плеча,
неприличное на ухо шепча
мальчугану, будущему плейбою.
 
где там, он ещё не дорос,
ещё мягкотел, и молочен,
маменькин молокосос.
вихор не прилизан, всклочен,
и в час неурочный
целоваться не будет, взасос.
 
как подкатить к воротам
лагеря и дружины оплоту,
спросят дежурные: кто там?
послать их в дырявый пим
и к другим "резиновым ботам",
а им лень, отвечать неохота.
-мимо проходим!
 
…но, а там и через забор,
не слабо, задрав лёгкую юбку,
такой лихой задор
и разве удержишь губки
и кудри на косой пробор,
и убежать - ещё не позор...
 
ждет у речки   другой дозор...
сизарей  для голубки.
  
СНЕГ
зимней мимозой тает в горсти...
и эфемерно капризен, 
мир отпевает поземкой, пылит
льдинками колотой призмы,
горячим дыханием в гортани горит
и исчезает, как призрак.
 
но грозовой поднимая вихор,
тучи ливнями плавит,
и хрусталей разлетается звон,
музыкой ноты поправив -
это упал с высоты камертон,
забытый настройщиком яви.
 
и, зимородный, он жив до весны.
как пугачёва его повели,
в волчьем тулупе хлопуши,
душу тогда от небес отсекли...
и ледоходные реки текли,
пушечным гулом, послушай...
 
ЯБЛОКО
я слушаю, как яблоки молчат,
как тишина крадётся спелым боком,
как слово зреет в зернышке, жестоко,
когда себя не сеет вещий сад.
 
когда потомство замуровано в плоды,
когда оно как в вате поколений
и в рудное вгрызается, увы,
и червь, и зверь без должного уменья.
 
и тишиной объят не спящий сад,
ни шелест листьев, ни плодов сомненье,
ни яблоко упавшее стократ
закона не отменит притяженье.