Я пасу облака
Я пасу облака… Выпасаю,
чтобы шерстью клубились они.
Ими бережно я укрываю
обнажённые плечи Земли.

Ты заплачешь: «Ну что за капризы?!
И закончится это когда?!»
Я же лёгким дыханием бриза
к горизонту сгоняю стада.

Я не знаю кому это нужно.
Лишь бы твёрдой осталась рука.
Остывает нетронутый ужин…
Я пастух - я пасу облака.

***
В первый вечер, как ты уходишь,
я в пустые окна вглядываюсь
и брожу как слепой прохожий,
натыкаясь на пустоту.

В первый день как тебя не стало,
я буравлю мыслями темечко
и хрущу от тоски суставами,
ненавидя твою красоту.

В первый месяц как ты уходишь,
оживать начинают птицы.
И чреда рассветов погожих
пробуждает весны суету.

Первый год как тебя не стало,
я разбил божество о стену.
И смотрел на пожар устало
на последнем моём мосту.

В первой жизни, как ты пропала,
я дышать перестал любовью.
Знать, единой мне жизни мало
чтобы эту постичь высоту…

***
Вечер насупит брови,
скажет так строго: «Ну,
все вы уже готовы
в сонную плыть страну?!».

Живо мочите вёсла!
Звёздный компас грозит
через лета` и вёсны
стрелкою путь пронзить.

По` борту плещут волны.
От суеты дневной
путь ваш во мраке полном
вьется к стране иной.

Там не бывает больно.
Там чудеса как хлеб.
Вольному там - привольно,
тем, кто боится – нет!

Там я взвивался птицей.
Счастье как мёд вкушал.
Ангелов видел лица.
И под водой дышал...

Жаль, что поход не долог
и на заре домой…
Пейте из чаши полной
 мирный покой ночной!

***
Стремясь унылую растительность побрить,
гуляет брадобреем ветер в поле. 
…Я выбирал себе, кого любить -
не по программе, но по доброй воле.

Искал с усердием улыбку и глаза,
в судьбы теченье невод опуская…
Поймал… Точнее - я попался сам.
Не ведал, что и так в судьбе бывает...

Корпит художник, кисти теребя.
Летят на юг гагары дни и ночи.
Стремился стать достойным для тебя,
вниманья удостаиваясь прочих…

Сошёл улов. И дальше по камням
теченье понесло тебя как прежде.
Но удержал… в ладони у меня
зажата нить оставшейся надежды.

Кричу от боли. Бритвенную нить
корить, что режет руку, не гнушаюсь.
Вот только эту леску отпустить
доныне почему-то не решаюсь.

***
Я выключил музыку - слушаю дождь
в этом году первый.
Бывает, его как знамения ждёшь,
чтоб полечить нервы.

А дождь атакует волна за волной
снега сугроб талый.
Царапает он коготочком окно,
словно щенок малый.

Как будто бы просит: «Впусти меня в дом!
Вижу - лежишь в коме…
И мне за твоим одиноко окном,
как и тебе в доме».

Я дверь распахну и шагну за порог:
«Как я скучал, приятель!»
И окатит меня тут же поток
 мокрых его объятий...

Смотритель маяка
Ночь набросила свой звёздный капюшон.
Море что-то по секрету прошуршит.
Окружит подножье смоль со всех сторон
и закатную армаду сокрушит.

Он поднял из кресла тёмный силуэт
и прошаркал к панорамному окну,
чтоб на пялящимся в темноту стекле
разноцветную кривую изогнуть.

Он включает каждый вечер свой маяк,
испуская во Вселенную лучи.
Чтобы этот свет увидел тот моряк,
что беспечно путешествует в ночи…

А с рассветом он себе готовит чай
и яичницу (зачем-то с двух сторон).
И на море почему-то битый час
как на древнюю икону смотрит он...

Стонет птица
Множит эхо между скал тревогу,
звуки разливая по долине…
Вымолить пытаюсь я у Бога
имя той, кто не со мною ныне.

Свод небес пробив игольным криком,
стонет птица, сердце разрывая.
Расцветёт молитва базиликом:
«Где же ты, душа моя родная?!»

Горы снизу - увальни крутые.
Горы сверху - белые торосы.
Вслушиваюсь в даль… – зовёшь не ты ли?
 …Только эхо тишину разносит.

Закат устал
Закат устал… Собакой красной
разлёгся на хребте скалистом.
И ветра дремлющего ласка
в долине льётся низко, низко…

Твои глаза в сиянье алом
искрятся розовым рубином.
Забьётся сердце пташкой малой,
объём груди стремясь покинуть.

И оглушаясь тишиною,
мы зазвеним в беззвучном гимне.
Ты, обнимаемая мною,
мурлыкнешь что-то о любви мне...

Цепляя гор вершины килем,
плывёт закатных туч армада.
Они над сушею парили –
и океан им не преграда.

Протяжно чайки запищали,
и красный пёс глядел во след им…
И жарко в щёку на прощанье
 лизнул меня лучом последним.