Стихи светлой памяти Анатолия Никитенко (1949-2014)


* * *
Седые преданья далеких времен,
Где сабельный звон под
шуршанье знамен,
Турецкий разбой и набеги татар, –
Их помнят доныне Донец и Айдар.
И шепчут, как прежде, в степи ковыли
О мужестве этой былинной земли,
О том, что достиг легендарных вершин
Дух прадедов наших –
казацких старшин…

Семнадцатый век, боевые года,
Наш край Слобожанщиной звался тогда.

* * *
Всегда чти следы прошлого.
 Стаций
Землю-матушку снег опоясал бинтом.
И сегодня в объятьях
нахлынувшей грусти,
Почему я нежданно подумал о том,
Что бинтом, а не пухом
лебяжьим, допустим?

Почему в красоте предзакатной зари,
В этой чистой, холодной
искрящейся сказке,
Показались упавшие в снег снегири,
Надо ж, каплями крови на белой повязке.

Почему, как в виденьях кошмарного сна,
(Но ведь я же не сплю, наважденьем объятый),
Мне привиделись улица, город, страна
Непомерно огромной
больничной палатой?

Почему параллели вот эти сейчас
Провела ледяная январская замять?
Может быть потому, что сегодня у нас
Стала слишком короткой
по прошлому память.

* * *
Лицо земли, как оспой,
Окопами побито.
Вот потому так остро
И жжет меня обида
За то, что эти раны
Еще нещадно ноют,
А с голубых экранов
Вопят, давясь слюною,
В предчувствии оваций,
Потея с непривычки,
Искатели сенсаций,
Историки в кавычках.
О чем же эти бредни
С экранов и аифов?
О том, что мы намедни
Насочиняли мифов,
Что были мы не вправе
Писать и помнить свято
О мужестве и славе
Советского солдата.
И что на самом деле,
Ведь надо же, в итоге
Мы говорить не смели
О мужестве и долге.
Словесная отрава
Засасывает илом.
Кто дал вам это право
Топтаться по могилам?
Кто вас уполномочил,
Безвластием рожденных,
Бесстыдно глядя в очи,
Плевать в непобежденных?
Кто право дал, лютуя,
За то, что мы не с вами,
Историю святую
Расстреливать словами?

* * *
Моя не с краю хата,
Сухим держу я порох.
Ведь я же сын солдата,
Он был из тех, которых
В безумной крутоверти
Не много и не мало,
Война рукою смерти
Три года обнимала.
Он был не так, как ныне,
Тогда державе нужен.
И лишь в самом Берлине
Отец мой был контужен.
Но выжил в лихолетье
И долго жил устало.
А через полстолетья
Война его достала.
Но знаю, видит Боже,
Он потому в могиле,
Что более, чем все же
Они его добили.
Те, кто боится драться
В открытых честных стычках…
Искатели сенсаций,
Историки в кавычках.

* * *
Старуха орден мужа продает
В открытую, не делая секрета.
Старуха память мужа предает,
Хотя на самом деле так ли это?

Была непоправимая беда,
Но, рано умирая, он не ведал,
Что смертью неожиданной тогда
Он сам свою жену невольно предал.

Оставил на земле ее одну
Подранком, оторвавшимся от стаи,
У нищеты в бесчувственном плену,
У бедности в заложницах оставил.

И вот ее протянута рука,
А орден на морщинистой ладони,
Печальными глазами старика
Подмигивает рынку в Краснодоне.

* * *
По-прежнему город терзает жара,
По улицам бродит походкою кошки.
Но август напомнил о том, что пора
Случайно подумать о зимней одежке.

Как будто случайно в сарай забрести,
В поленнице дров с топором заблудиться.
Случайно к порогу песок отнести,
Авось в гололедицу он пригодится.

Коль это решишь отложить на потом,
То в зимнюю стужу когда-то и где-то
Совсем не случайно ты вспомнишь о том,
Что все-таки сани готовятся летом.

* * *
Ненасытно и смело,
Как корова цветок,
Дверь троллейбуса съела
Пассажирский поток.

Через три остановки
В нескончаемый раз,
Как свинец из винтовки,
Двери выстрелят нас.

Для того, чтобы снова
Сжав, как тесто, в руках
Не меня, так иного
Проглотить впопыхах.

Кто в беде, кто в победе,
По земному кольцу
Мы по времени едем
К роковому концу.

Ведь на этой дороге,
Кто в лучах, кто в пыли,
Все, в конечном итоге,
Пассажиры Земли.

* * *
Вчера мороз был
Лютый, словно львица,
Украли первородка у которой.
А утром на деревья
И на лица,
На зимние квартиры и конторы
Дождь ливанул.
Какое это чудо!
Он теплый был, как мамины ладони.
Собрал я спешно
Чистую посуду
И выставил под ливень на балконе.
И головой
В волшебную водицу
Нырнул я без раздумий ошалело.
Быть может
Строчка теплая родится,
А то ведь о метелях надоело.


* * *
будто тюль,
на небесном окне облака.
Только ласковый ветер
Подует слегка
И собакой обиженной
Грустно вздохнет,
Тут же бездну свою
Небосвод распахнет.
И лукавой улыбкою
В этом окне
Улыбнется царевною
Солнышко мне.

* * *
Все зыбко:
Снег на мостовой,
Жующий булку
Постовой,
Бидон. Молочница,
Трамвай
И чей-то возглас:
«Подавай!»
и на дороге
колея,
и кот,
сожравший воробья,
ведро у женщины
в руке
и громкий хохот
вдалеке.
Все зыбко…
Но твоя улыбка,
Чуть беспечная-
Вечная.

* * *
Поселенья древних греков,
Атлантиду в океане,
Имя автора картины,
Позабытых предков тень,
Неоткрытую планету,
Сон в прабабкином диване,
Клад в разрушенном поместье,
А еще вчерашний день,

В сонме лиц твою улыбку,
Белый гриб в легендах леса,
Для несозданной поэмы
Сногсшибательный сюжет,
В друге спящего тирана,
А в себе шального беса
Ежедневно, вдохновенно
Я ищу десятки лет.

Не устал, не задохнулся
И, пожалуй, не устану
В вечных недрах любопытства,
Перемалывать руду.
Лишь тогда вздохну спокойно,
Лишь тогда счастливым стану
И на время успокоюсь,
Если это все найду.

* * * *
О Краснодоне так поешь,
Ничуть гордыню не тая,
Как будто ты не признаешь,
Что и получше есть края.

Орлом над ним ты покружи,
Кругом поля да тополя.
Что для тебя он, друг, скажи,
Обетованная земля?

Ответ с моих сорвётся губ.
На удивление простой:
«Я в эту землю врос, как дуб,
До самых угольных пластов.

Всё здесь родное и моё,
На боль, на радость, на беду.
Ведь я же вышел из неё,
А час придёт – в неё уйду».