Людмила Шарга

ПРОЧТИ МНЕ ЧТО-НИБУДЬ ИЗ…

 Чьи стихи ты мне читал под вечер…
 О. Ильницкая

В ненастный хмурый вечер, помнится,
Ты мне читал стихи Камоэнса.
Слова легко кружились стаями
И в сумраке вечернем таяли.

И я, мой друг, Бодлером бредила,
С Рембо с ума сходила медленно,
Была Верленом очарована
И лордом Байроном взволнована.

Их дивных строчек оперение
Меня пронзало вдохновением,
Мне с ними не бывало скучно, но,
Прочти мне что-нибудь из Пушкина.

Я так люблю его творения
И «дум высокое стремление»,
И сердце рвётся к милой родине,
Где в золоте осеннем Болдино.

А ты не можешь успокоиться,
Терзая бедного Камоэнса,
И я к нему неравнодушна, но,
Прочти мне что-нибудь из Пушкина.

И долго-долго будут помниться
И вечер, и стихи Камоэнса,
Свечей оплывших чад удушливый
И ты, читающий мне Пушкина.

***
УТЕШАЮЩЕМУ В УТЕШЕНИЕ

Когда под звуки неземных мелодий
Листва начнёт прощальный свой полёт,
Нахлынет грусть о том, что всё проходит,
И радость, оттого что всё пройдёт.

И мудрость старика Экклезиаста
Вдруг обретает смысл совсем иной:
Что толку неизбежности бояться,
Когда ничто не ново под луной.

Отыскивая новые сюжеты,
Не упрекай в молчанье небеса,
Что было – то и будет; кто-то, где-то
Об этом до тебя уже писал.

Об этой круговерти многоликой
И о любви, и о добре и зле,
Угадывал как ты ушедших лики,
Когда-то живших на твоей земле.

О, сколько раз в круженье многоцветном
Друзей мешало время и врагов,
И ими переполненная Лета
Из узких выходила берегов.

В обманчиво-беспечном хороводе
Есть свыше предначертанный исход:
Не сожалей о том, что всё проходит,
А утешайся тем, что всё пройдёт.

Ничто не ново. Осень повторится.
Листвой опавшей заметёт крыльцо…
Пиши о Вечном, пусть в ушедших лицах
Не затеряется твоё лицо.

Под утро, первым снегом убелённый,
Твой двор проснётся. Тихо и светло…
И ты, припомнив перстень Соломона,
Мне позвонишь и скажешь: «Всё прошло».

***
Как живётся вам с стотысячной,
Вам, познавшему Лилит…
 М. Цветаева

С ней, наверное, проще и легче, Адам?
Не противится воле твоей никогда,
И кротка, и покорна вторая,
Видно помнит изгнанье из рая.
И собой хороша, и хитра, и мудра
Плоть от плоти твоей (говорят – из ребра?).
Тяготит только грех первородный.
Ну, а я, как и прежде – свободна.

Говоришь, что ты выбрал покой и уют,
Только боли сердечные спать не дают.
В дуновении ветра ночного
Слышишь голос мой снова и снова.
То не сердце, несчастный, то память болит –
Никогда ты не сможешь забыть о Лилит!
Это боль об утраченном рае,
И её не излечит вторая.

Ты, познавший сакральную сущность огня,
На безмозглую плоть променявший меня,
Утешаешься жалким подобием,
А ночами взываешь к свободе?
Со второй оставайся, живи без затей
И плоди вместе с нею бескрылых детей,
Первородством торгующих робко,
Чечевичной прельстившись похлёбкой.
Не шепчи бесполезных бессвязных молитв, –
Никогда ты не сможешь забыть о Лилит,
Что дыханию ночи подобна
И как ветер – легка и свободна.

***
Были и ваши Пегасы мустангами,
Неудержимо неслись они вскачь,
Вы ж в соответствии с чином и рангами
Их превратили в заезженных кляч.

Трусостью ваши Пегасы стреножены,
Кормятся старым прогорклым зерном,
Ходят гуськом по тропинкам исхоженным
И о Парнасе забыли давно.

Видимо, слово какое-то тайное
Вложено было ушедшим в уста;
Конь вороной покорялся Цветаевой,
С розовогривым Есенин летал.

И проносились с серебряным цокотом,
В душах святой возжигая огонь,
Золотогривый строптивец Высоцкого
И белогривый Ахматовой конь.

Кони кормились их зёрнами истины
И из Кастальского пили ключа,
Видимо, Словом владели таинственным
Те, чья строка до сих пор горяча.

И не прельщаясь чинами и рангами,
Лихо пускали коней своих вскачь,
Вот и летят их Пегасы мустангами,
Над вереницей заезженных кляч.

***
Я родом из царства туманных лощин,
Из тихой обители алых рябин.
Прошло босоногое детство моё
Долиной, где иволга песню поёт.
Здесь травы влажны и прохладны от рос
Взрастают в тени белокурых берёз.
По тропкам заветным брожу босиком,
Где каждый росток был когда – то знаком!
Устав от дорог, припадаю к ручью,
Пью жадно священную влагу твою!
Земля моя милая! Свет тишины
Здесь часто темнеет от эха войны.
Но сосны взметнули стволы до небес,
На гари, где плакал обугленный лес.
Лежат убиенные витязи тут:
Недаром селение Красным зовут.
Здесь сердце навеки осталось моё,
Здесь иволга песню так звонко поёт…

***
ПРИГОВОРЕНА…

Приговорена к родной земле,
Где от века жили мои предки,
Где морозный иней в феврале
Серебрится на уснувших ветках.

Приговорена к родной стране,
Где учились первые уроки,
Где легли на сердце в детстве мне
Памятные пушкинские строки.

Приговорена навек к ветрам,
Что свободно над полями веют
И в туман уходят по утрам
По песчаным золотистым свеям.

Приговорена к вершинам гор,
К земляничной солнечной поляне.
Мне по праву этот приговор
Предки мои вынесли - славяне.

Приговорена. И тем живу,
Что душа изодранная в клочья,
Яблоком антоновским в траву
Упадёт в России где-то ночью.
______
Свей (диалект.) - мелкая рябь на песке.

***
НЕ ПРИВЫКАЙ…

Не привыкай ко мне. Привычка
слывёт нежнейшей из убийц.
Я стану калькой дней обычных,
обыденности пригубив.

Я стану тайной пыльных комнат,
венчальным обернусь кольцом…
оставь грядущим Незнакомкам
мои глаза…. моё лицо…

Не привыкай ко мне. Мы – Боги.
Нам предначертаны века.
Для нас расстелены дороги
не на Земле – на облаках.

Пускай, мои объятья скомкав,
в чужих утешишься. Пускай…
Оставь мне участь Незнакомки…
Не погуби… не привыкай…

***

Странные дела творятся, милый,
В нашем королевстве тридевятом,
Я понять пытаюсь, что есть силы,
Что произошло, но – непонятно.

Странные дела, мой друг, творятся,
Каждый день разборки из-за трона,
А в углу обиженно пылятся
Нами позабытые короны.

Книги – наши верные вассалы.
Кошки – наша преданная челядь.
Раньше их присутствие спасало,
А теперь дела совсем плачевны.

Маленькое наше королевство
Ждёт, когда мы вспомним о коронах;
Никуда нам из него не деться –
Подрастает принц наш чистокровный.

Может, утрясётся понемножку,
Заживём в согласии и в мире,
Хочешь, я сварю тебе картошку?
Нашу. Королевскую. В мундире.

***
КУПАЛЬСКАЯ НОЧЬ

Купальской ночи звёздная купель
Меня в своём безмолвии купала,
Когда по тайным тропам я ступала;
О них пропел мне златокудрый Лель.

Венок, сплетённый ночью колдовской,
В струящееся лоно погружая,
Судьбу свою течению вверяя,
Стояла я над тёмною рекой.

Разрыв-траву вплела я в свой венок
И сон-траву – владычицу пророчеств,
И перелёт-травы прощальный росчерк
Звездой упавшей догорал у ног.

А златокудрый пел : «Поторопись.
Уже давно очерчен круг заветный.
Сорви Перунов цвет и до рассвета,
Не обернувшись, с ним домой вернись.

Ты станешь прозорлива и мудра,
И беспристрастно будешь «в нави зрети».
Поторопись, уже проснулся ветер,
Сорвать Перунов цвет пришла пора».

А что потом? Безрадостные дни.
Отравленные ожиданьем ночи,
Как подтвержденье собственных пророчеств –
Вся жизнь моя. Лишь руку протяни…
Умолкни, златокудрый, не мани!

Нет смысла жить, коль сразу всё познав,
На все вопросы я найду ответы.
И я ушла, покинув круг заветный,
Цветок Перуна так и не сорвав…

***
Как неожиданно приходит осень,
Посмеиваясь над притихшим летом…
Как много мы порой у жизни просим,
Не думая, чем воздадим за это.

После хмельного летнего веселья
Нас отрезвят рябиновые ночи,
И горечь неотступного похмелья
Настигнет нас в долине одиночеств.

И мы, обиды ближнему прощая,
Вдруг понимаем, что такое «поздно»,
И о душе нетленной вспоминаем,
Считая дни, как злато, скрупулёзно.

И позабыв о дряхлом, бренном теле,
Осознаём, хоть нелегко прозренье,
Что жизнь прошла не так, как мы хотели,
И шансов нет, увы, на возрожденье.

И отразятся в зеркалах усталых
Пороками изрезанные лица…
Нет ценности другой для нас, пожалуй,
Чем к Свету и Добру всю жизнь стремиться.

***
МОЛИТВА АГАСФЕРА

Мне снова тридцать.
Значит, – снова жить
Заложником пришествия второго,
Но, если милосерден, то скажи,
Зачем Твоё проклятье столь сурово?

Мне снова тридцать, –
Значит, я в пути,
Молю о смерти, как о благодати.
Но, если милосерден, то прости,
Покоя без прощенья не видать мне.

Мне снова тридцать…
Грех кричал в крови,
Когда припав к распятью, всё отбросив,
Уверовал в тебя твой раб Иосиф,
И, если милосерден – призови!

Мне вечно тридцать…
Предо мною Путь…
Но кроется ответ на все вопросы
В исходной точке – Виа Долороза,
И я приду туда когда-нибудь.

***
НАЧАЛО

Что раковины старых кастаньет
Хранят в себе?
Изгибы рук и тела…
И россыпи триолей тарантеллы,
И звон дождя серебряных монет.

Что молодое терпкое вино
Хранит в себе?
Лозы упругий локон…
До той поры, как стать игристым соком,
В земле дремало косточкой оно.

Что тлеющий под пеплом уголёк
Хранит в себе?
О чём, мерцая, помнит?
О трепете листвы в июльский полдень
Иль об огне, что отдохнуть прилёг.

Моё стихотворение, лети…..
Я вижу, ты с листа вспорхнуть готово.
Я верую – в начале было слово, -
И отпускаю… Доброго пути.

***
Будь осторожна у зеркала старого,
Где-то в глубинах его переменчивых
Время своё отраженье оставило
В виде усталой стареющей женщины.

Это случается утром, как правило,
Ты вдруг поймешь, что твоё отражение
Вовсе не то, что вчера ещё нравилось
Всем окружающим без исключения.

Это доводит до слёз, до отчаянья,
Тонут глаза твои в тенях усталости.
Время, такая вот штука печальная,
Ни исключений не знает, ни жалости.

Время играет по собственным правилам,
Но для тебя есть одно утешение –
Ты улыбнёшься, и зеркало старое
Сразу изменит к тебе отношение.

***
МАРГАРИТАМ…

 … Невидима! Невидима и свободна!
… Рукописи не горят!
 М.А. Булгаков «Мастер и Маргарита»

А Маргариты и средь нас живут,
Подчас, скрываясь в женщинах обычных,
Их не сломил рутинный быт привычный,
Не погубили сытость и уют.

Порой у них иные имена,
И не в Москве – в провинциях забытых,
Томятся в ожиданье Маргариты,
Когда их позовёт в полёт луна.

Когда весною, в месяце нисан,
Неудержимо их к себе поманит
Путь лунный, серебрящийся в тумане,
К свободе уводящий, к небесам…

Вступая в сделку – только б помогли,
Хоть с дьяволом, хоть с чёртом – с кем угодно,
Невидима, - воскликнут и – свободна!
Лишь только б Мастера творить могли.

Да что там дьявольщина, что там ад –
С самой судьбой вступить готовы в битву…
Пока летят к любимым Маргариты,
То рукописи – верю – не горят!