Юрий Соломко
родился в 1986 году. Стихи публиковались на сайте «Арт-Вертеп». Живёт в Харькове.

ИЗ ЦИКЛА «ШКОЛА РАДОСТИ»
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ
1

В школе нам говорили, что в этом году будет великая дата,
прекрасный праздник: 100-летие со Дня Рождения Ленина.

Тщательно готовились к предстоящему торжеству.
В последнюю неделю была атмосфера какого-то радостного возбуждения.

Я тоже очень радовался. И очень гордился. В этот год даже как-то по-особенному.
22 апреля у меня был день рождения и мне должно было исполниться одиннадцать.

2
Её родители дружили с моими. В коммунальной квартире
наши комнаты — практически одна против другой в конце коридора.
Распахнулись двери — вприпрыжку вбежала.
В её руке были шарики с надписью (надпись — не фабричная,
сама украсила шарики, видимо, разноцветными ручками):
«100-летие со Дня Рождения Ленина».

3
Говорит, она счастлива: у неё двое детей, муж — не пьёт, всё в семью;
У меня тоже двое — две девочки. И с женой мне очень повезло:
не мешает мне жить, принимает таким как есть;

Много говорили, пили и ели. Всё-таки встреча выпускников.
Даже странно: выпили порядком — никто не напился.
Удивительнее всего: было, что сказать друг другу.

4
Провожал домой (вспоминали тот День Рожденья).
Смеялись, как полоумные. Не забыла. Помнила до мелочей.

Лишь одна деталь мне виделась по-другому. Впрочем — не подал виду...
По её словам, на шариках красовалось: «С Днём Рождения, Саша!»

МОЛОКО
Это было ещё в начальной школе.
Я ей нравился. Таскал у неё из портфеля сырники.
Любил фильмы с Брюсом Ли. Обожал зиму.

Вечером мама помогала мне собирать портфель и давала 20 копеек на две булочки.
Вместо булочек перед уроками покупал четыре турецких жвачки «Турбо».
Счастливый забегал в школу — через вход, где ещё не стояли дежурные.

После второго урока, на большой перемене в столовой —
на подносе стаканы с разбавленным молоком
(вкус хлорированной воды с молочным привкусом).

Три стакана (стакан за стаканом) —

дома и такого не нальют.
Родители вкалывают на заводе.
Говорят, что в ближайшее время будут работать там же.

Она не любит молоко. Мало того что разбавленное, так ещё и с пенками.
Но знает, что Любовь Иосифовна будет настаивать.
Вешает на край стакана пенки. Выпивает.

(Любовь Иосифовна внушает двум подружкам — Ире и Насте,
чтобы они выцедили хотя бы по полстакана,
и не видит, как Рита пьёт молоко.)

— Почему ты не пьёшь? — спрашивает Любовь Иосифовна у Риты.
— Я уже выпила.
— Ри-и-та... врать не хорошо!
— Я правда пила! Спросите у Валеры! — Он видел...

И вот сейчас, по прошествии двенадцати лет, мне кажется, что если бы я, действительно, не видел, как она пьёт молоко, пьёт через силу, мучается, я, чтобы показать своё благородство, сказал бы, что видел, как она пила...

(Наверно, поэтому и соврал, наверно, поэтому и оказался сволочью.)

Когда вернулись в класс —
со стыда пересел от неё за последнюю парту.
Год не разговаривали. После почти не общались.

В восьмом — перешёл в другую школу.


На днях столкнулись в супермаркете: весь вечер не могли наговориться,
всю ночь она называла меня Валерка. Подумать только, — шептала мне на ухо, — из-за какого-то молока... из-за какого-то молока...

Утром накормила сырниками с чаем.

— Дай мне свой номер, — попросила она, — вечером созвонимся.
— Продиктуй мне свой — я пущу тебе вызов.
Продиктовала.
— До вечера, — сказала она.
— До вечера, — ответил я.

Прошёл арку. Она слишком меня любит, — подумал я, — и стёр её номер...

(Наверно, поэтому и соврал, наверно, поэтому и оказался сволочью.)

МГНОВЕНИЯ
Улица вздрагивала нагими коленками,
холодно было — зима на дворе.
Деревья в растерянности глядели по сторонам.
В глазах у птиц стояли слёзы;

Забудьте про осень — она отпижонила,
красиво отодевалась. Сегодня на город
упала зима — белыми овсяными хлопьями.
Продрог дворник, даже пальцы на ногах продрогли.

Зашёл в квартиру на первом этаже,
квадратной ладонью приласкал кошку.
Предложил выпить — она отказалась,
не осуждая покачала головой.

Ладно, тогда я к Степану Степанычу.
Буду не поздно, вышел, закрыл за собой дверь.
Прошаркал на улицу, удивился:
Господи, снега нет! — на дворе апрель!

НЕПОРОЧНОЕ ЗАЧАТИЕ
вечером
повесили
на деревья пузатые мешки,
под завязку набитые листьями.

в полдень,
не выспавшись,
вышли из своих домов
необычно трезвыми.

(всё утро
пили кефир,
ходили в сортир,
жевали кофейные зёрна)

осмотрелись:
мешки висят. деревья спят.
под деревьями стоят женщины —
кормят младенцев.

ЕСЛИ ВЕРНУТЬСЯ...
Не цветная
не яркая
не похожая на мои детские разукраски
и на книжки с картинками
по которым меня учили читать
не похожая
даже отдалённо

(фиолетовый туман пробивается
сквозь чёрно-белую хронику
клочьями бахромы
окаймляющей небо
беря его в рамку
в красивейшую
в правильнейшую рамку)

и по форме
и по содержанию
и по качеству фотоснимка

если вернуться в эту страну сегодня
и сделать её фотографию
последней моделью цифрового фотоаппарата
и поставить заставкой на свой монитор
предварительно обработав в фотошопе
она всё равно не будет похожа
даже отдалённо
на документальные чёрно-белые фильмы
которые я в детстве смотрел
со своим папой
хотя смотрел пожалуй он
а я скорее наблюдал
за его непроизвольной
гримасой

ЕСТЕСТВЕННОСТЬ
маски ёжиков, кроликов, крокодилов
аккуратно кладу на подоконник,
думая, что могут ещё пригодиться.
жена произносит что-то вроде:
«неважно выглядишь... где, — говорит, —
цвет лица, фактура тела, контрастность изображения?
ты сегодня какой-то поблёклый...
тебя совсем не видно на фоне осеннего леса
на фотообоях».

29
Закончится красный день —
начнётся зелёная ночь,
на улицах фонари,
как абрикосы в августе —
свисают с веток, спеют.
И почему-то думается,
что когда-то
и их свет иссякнет —
и опадут,
как перезрелые плоды осенью.
Но не разобьются — а зазвенят.
Как монета
звенит,
когда выпадает,
от переизбытка, из кармана,
от переизбытка монет,
а не количества денег...
(если высыпать из кармана,
получится 29)
Символическое число,
магическое число
для одного из украинских писателей,
пишущего на исторические темы.
Ему за 80,
а всё живёт — всё работает.
«Умирать рано — многое не написал», — говорит.
Хотя говорит он
мало —
в основном пишет
по 12—14 часов
ежедневно
и
неустанно.
Любит читать 29-й сонет,
кажется, Шекспира
(ну, конечно, Шекспира, кого же ещё?!
хотя я, честно говоря, не читал,
нет! — не вообще Шекспира!
хотя и «вообще»! не читал,
только слушал, как вы читаете).
«Там написано о наших отношеньях с женой,
рождённой 29-го», — говорите,
(месяц забыл,
вы уж меня извините)
а год не говорили —

всё-таки женщина есть женщина,
может убить и за малое.

Отличнейший человек,
понимает
и принимает его
со всеми недостатками.
Очень внимательна к мелочам,
обязательно,
по вечерам
протирает корешки
написанных им книг —
звенят в отдельном шкафу,
можно не пересчитывать.


http://magazines.russ.ru/sp/2008/10/so7.html