Владимир Шемшученко

***


В предчувствии первого снега
Трепещет больная душа.
И ночь хороша для побега.
И вольная мысль хороша.


Бреду по сиротской дороге
Под мертвенным светом луны…
Мы все вспоминаем о Боге,
Когда никому не нужны.


***


Мироточат иконы.
Кровоточат слова.
Колокольные звоны
Над тобою, Москва.


Я устал торопиться
И перечить судьбе.
Окольцованной птицей
Возвращаюсь к тебе.


Постою у порога,
Где толпится народ.
…Кольцевая дорога
Никуда не ведёт.


Памяти поэтов, рождённых в 50-х


Как хотелось нам жить! Что ни спор – Новгородское вече!
Как ходили мы слушать известных поэтов гуртом!
Осень тихо вошла, положила мне руки на плечи…
Умный пёс не залаял – вильнул виновато хвостом.


Вот ещё один день и такой же безрадостный вечер.
(За такую строку изругают в заштатном лито).
Мы толпились в дверях, разменяли таланты на речи –
Из прихожей в Поэзию так и не вышел никто.


***


Кавказской овчарке не снятся Кавказские горы.
Ей снится пренаглый, соседский, ободранный кот,
Который приходит незванно, как беды и воры,
Глазами сверкает и гнусно при этом орёт.


Собака встаёт, потянувшись, плетётся к забору,
Отрывисто лает на юрких чернявых детей,
Затем приглашает несносных ворон к разговору
На тему пропажи оставленных в миске костей.


Устало вздыхает, вполглаза глядит на дорогу,
На серый бурьян, что дорос до обшарпанных рам.
Подходит хозяин, хромая на правую ногу,
И гладит собаку по шерсти, скрывающей шрам.


***


Проскакал по степи чёрный всадник на красном коне,
И ворвался огонь в белоснежные юрты аула,
И никто не ушёл, и расплавилось солнце в огне,
И крылатая смерть на корявых ветвях саксаула
Наблюдала, как дети от сабельных корчатся ран,
И пришли корсаки, чтоб обгладывать лица и ноги,
И не слышал Аллах материнского вопля: Аман!
И стоял безответным вопросом сурок у дороги,
И луна не взошла, и ушёл конармейцев отряд,
И вернулись в аул, подвывая от страха собаки…
Не ходи к роднику – не вода в нём, а памяти яд,
И не трогай руками росою омытые маки.


Корсак(тюрк.) – степная лиса

Аман(тюрк.) – пощади


***


Увели их по санному следу.
Возвратились – забрали коня.
Ни отцу не помог я, ни деду, -
Вот и мучает память меня.


Хватит, сам говорю себе, хватит!
Раскулачили – значит, судьба.
Только пусто в душе, словно в хате,
По которой прошлась голытьба.


Нынче всякий и рядит, и судит,
Без молитвы и без поста.
Дед с отцом были – русские люди.
Ни могилы у них,ни креста.


За отца помолюсь и за деда,
И за мать, чтоб ей легче жилось –
У неё милосердье соседа
На разбитых губах запеклось.


***


Золотые слова растащило по норам ворьё.
И аукнулась нам бесконечная наша беспечность.
Поспешаем за веком, и в души несём не своё,
На сегодняшний день обменяв человечность.


Разрастается зло, выползает из тёмных щелей.
Погремушками слов пустозвоны гремят на рассвете.
Встань за Родину, друг мой, молись и себя не жалей –
От безбожных отцов не рождаются русские дети!


***


Петь не умеешь – вой.
Выть не сумел – молчи.
Не прорастай травой.
Падай звездой в ночи.


Не уходи в запой.
Не проклинай страну.
Пренебрегай толпой.
Не возноси жену.


Помни, что твой кумир
СЛОВО, но не словцо.
И удивлённый мир
Плюнет тебе в лицо.


***


Я не страдаю от режима
И не меняю баш на баш.
Пишу без всякого нажима –
Я экономлю карандаш.


Меня не били смертным боем
За дилетантские стихи.
Меня водили под конвоем
За настоящие грехи.


***


Ненасытная печь за поленом глотает полено.
На исходе апрель, а в тайге ещё снега по грудь.
Скоро лёд в океан унесёт непокорная Лена,
И жарки расцветут, и не даст птичий гомон уснуть.


Где-то там далеко облака собираются в стаи.
Где-то там далеко людям снятся красивые сны.
А у нас ещё ветер весёлые льдинки считает
На озябших деревьях, и так далеко до весны.


Тишину потревожил испуганный рокот мотора –
Не иначе сосед мой, рисковый, бывалый мужик
До того обалдел от безделья и бабьего вздора,
Что по рыхлому льду через реку махнул напрямик.


И опять тишина – на сей раз проскочил-таки, леший!
От души отлегло. Я бы так ни за что не сумел.
В эту пору на лёд не ступают ни конный, ни пеший,
А ему хоть бы хны – он всегда делал то, что хотел.


И за то постарад, и срока отбывал на Таймыре,
И на выселках жил от Верховьев до Карских ворот,
Пил еловый отвар, кулаком плющил морды, как гирей,
И выхаркивал лёгкие сквозь окровавленный рот.


Он глядел на меня, усмехаясь, в минуты застолья
И на третьем стакане меня зачислял в слабаки…
А глаза изнутри наполнялись любовью и болью –
Так на небо глядят пережившие жизнь старики.


***


Опустилась на кончик пера
Паутинка ушедшего лета.
Никогда столько синего цвета
В небесах я не видел с утра.


И светла моя грусть, и легка –
Отрекаюсь от пошлых мистерий.
Я – смиреннейший подмастерье,
Данник русского языка.


***


Ветер нынче строптив, хамоват и развязен –
Вот и верь после этого календарю.
Паутинкой-строкою к нему я привязан,
Потому и стихами сейчас говорю.


Ветер ходит, где хочет, живёт, где придётся,
То стрелой пролетит, то совьётся в кольцо.
Окликаю его – он в ответ мне смеётся
И кленовые листья бросает в лицо.


Он стучит мне в окно без пятнадцати восемь,
Словно нет у него поважнее забот.
Он несёт на руках кареглазую осень,
И листву превращает в ковёр-самолёт.


Он целует её, называет своею,
И ему аплодируют створки ворот…
Я стою на крыльце и, как школьник, робею,
И сказать не умею, и зависть берёт.


***


Позарастала жизнь разрыв-травой.
М ы в простоте сказать не можем слова.
Ушёл, не нарушая наш покой,
Безвестный гений, не нашедший крова.


Как в ржавых механизмах шестерёнки,
Скрипят стихи – поэзия мертва.
Мы днём и ночью пишем похоронки
На без вести пропавшие слова.


***


Слышащий – да услышит.
Видящий – да узрит.
Пишущий – да напишет.
Глаголящий – повторит.


Всяк за своё ответит.
Каждому – свой черёд.
Слово, если не светит,
Запечатает рот.


Пуля – она не дура,
А провиденья рука.
Да здравствует диктатура
Русского языка!


***


Бросил в угол и ложку, и кружку,
И, когда это не помогло, -
На чердак зашвырнул я подушку,
Что твоё сохранила тепло.


Не ударился в глупую пьянку,
Не рыдал в тусклом свете луны,
А принёс из подвала стремянку,
Чтобы снять твою тень со стены…



***


Скоро утро. Тоска ножевая.
В подворотню загнав тишину,
На пустой остановке трамвая
Сука песню поёт про луну.


Вдохновенно поёт, с переливом,
Замечательно сука поёт.
Никогда шансонеткам сопливым
До таких не подняться высот.


Этот вой ни на что не похожий,
Этот гимн одинокой луне –
Пробегает волною по коже,
Прилипает рубашкой к спине.


Пой, бездомная! Пой, горевая!
Под берёзою пой, под сосной,
На пустой остановке трамвая,
Где любовь разминулась со мной.


Лунный свет я за пазуху прячу,
Чтоб его не спалила заря.
Плачет сука, и я с нею плачу,
Ненавидя и благодаря.