Я все придумал, ничему не верьте...



Я все придумал, ничему не верьте,
Друзья мои, придуманные мной:
И жизнь, и смерть, и все, что после смерти,
Все сущее под солнцем и луной,

Но их я тоже выдумал. И снова,
Как говорится, лучшего не мог.
На самом деле было только Слово,
Вы помните, и слово было Бог.

Изменчивой основы постоянства
И хаоса гармоний и огня,
И вечной бесконечности пространства,
И вечности самой, да и меня –

На самом деле – не было и нету,
И никогда не будет! Потому
Стремимся мы к божественному свету,
А сами погружаемся во тьму.

И каждый, каждый, выдуманный мною,
Меня придумал тоже, воскресил.
И вот живу под солнцем и луною,
Хоть никого об этом не просил.

И выдумал зарницы, что полощут
В глазах любимой. Радости, и грусть.
Все родинки, все тайные – наощупь –
Я выдумал - на вкус и наизусть.

Так выдумано мною все на свете.
И "Крым и Рим", подруги и друзья,
И недруги.
И только строки эти –
Ни выдумать, ни вымолить нельзя. 

 

 Остров  сокровищ

 

Этот остров сокровищ богат небесами,
Берегами, волной завитой.
Драгоценные камни скрипят под ногами,
На кроссовках песок золотой.

У реки этой дикой кошачьи повадки,
Она ходит, где хочет в ночи.
Ближе к срезу высокому, против палатки,
Оживи огонек. Помолчи.

Тихо катят к рассвету ночные колеса
По коврам самоцветных камней.
Если падает звездочка в реку с откоса,
То бросается рыба за ней.

Все забудь – и припомнтся что-то такое,
Что и помнить не чаял уже.
И прозрачная льдинка, тревога покоя,
Чем-то острым толкнется в душе.

Где-то плещет волна, где-то шум на порогах,
И русалки играют, смеясь.
Или где-то на пройденных в жизни дорогах
Распрямились цветы, шевелясь.

Это вечное небо в огнях этих рваных,
И река, и Стожары над ней,
Этот твой огонек – он сегодня на равных
Среди самых высоких огней.



 

Рождение сказки

Наломаю сушняка – его навалом,
Хриплым голосом костер заговорит.
Над полуночной рекой, над черноталом
Чиркнет – наискось к воде – метеорит.

Неожиданно появится – и канет.
И глаза мои споткнутся на бегу.
Упадет стрелоподобный этот камень
На лешачьем, лягушачьем берегу.

Листья огненные с огненного клена,
Словно искры полетят. В ночную тишь
Старый филин захохочет удивленно
И упустит обезумевшую мышь.

И падению стрелы, её полету
Подивлюсь – и приглушу свои шаги,
Где по теплому, парному, по болоту,
Угасая, ходят черные круги.

Тихой ряскою затягивает юшку.
На рассвете оторвутся облака.
И придумаю я сказку про лягушку,
Про стрелу, да про себя – про дурака.



Крутится, вертится

Осень была - как последняя осень,
Сердца прощальный полет.
Будто сосна уже рухнула оземь -

Та, что на доски пойдет.

Рухнула, ухнула... Слышно далёко.
Гул по родимой земле.
То-то в глазах, что туман, поволока,

Словно ты навеселе.

У лесорубов минута простоя -
Вязкий запарят чифир.
Дело, как доски, житейски простое.

Прост незатейливый мир.

Крутится-вертится сине-зеленый,
Ржавый на добрую треть,
Крутится-вертится шар заведенный -

Ныне и присно, и впредь.

Стрелка секундная белкою скачет,
Знает и помнит весну.
Шишки осыпались...
К сосенкам, значит,

Эту заменят сосну.


* * *

Михаилу Анищенко - поэту, человеку.
Прости, старик. Ты знаешь, о чём я.
Помню только хорошее.



Тает остатнее времечко  

 

Тает остатнее времечко, тает...

Не разливанное, чать.
Это ж, как водка, всегда не хватает,
Стоит однажды почать.

А не насытиться, а не напиться,
А не заныкать в запас.
Ангел дежурный, ни рыба ни птица,
Смотрит с тоскою на нас.

Смотрит, уходит, ночует на крыше.
Что и связался - не рад.
Ближнее небо становится выше,
Вышнее бьёт наугад.

А бесприютное - слёзы от смеха -
Не наблюдая часов,
Ходит по весям, по улочкам эхо
Наших ночных голосов.

На - этот миг, но успей оглянуться -
Не задохнись от потерь!
Яблочко памяти катит по блюдцу -
Прежнего пуще теперь...

 

 


Пала алая мгла

Пала алая мгла

На закат, на румяна.

Из гнилого угла

Натянуло тумана.

К ночи слякоть и снег.

В поле темные знаки.

Попрошусь на ночлег,

А в ответ - ни собаки,

Ни души, никого...

Хоть бы мыши пищали.

А и надо всего,

Чтоб поленья трещали

В жарком зеве печи,

Чтобы угли алели.

Чтобы в гиблой ночи

И меня пожалели.
 


*   *   *
До тридцати поэтом быть почётно
И срам кромешный после тридцати.
                                                А.Межиров

Чёт и нечёт


А белая черёмуха – по чёрным
Кромешным тучам…
Господи, прости:
До тридцати поэтом быть по чётным,
А по нечётным – после тридцати.

Стать признанным – и даже знаменитым
В кругу ближайших недругов, друзей.
Пегас зовёт – и землю рвёт копытом –
На поиск эльдорад и мангазей.

Зовёт в полёт!
Какой удобный случай
Рвануть, что сил, удариться в бега
Туда, где смерти нету неминучей,
А без неё – и жизнь не дорога!

Где вечно обнажённая зарница,
Где ливень гнёт черёмуху к земле…
В нездешнюю красавицу влюбиться –
Ромашковый июнь на подоле.

Всё перепутать, чёт забыть и нечет.
Набраться в умных книжках чепухи.
И быть собою каждый божий вечер,
И ни-ког-да не вспомнить свои стихи.







Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.