Ирина Горбань

- Мамочка, просыпаемся, - мягко повторила доктор, пристально вглядываясь в зрачки роженицы.

 Просыпаться не хотелось. Нежный персиковый туман обволакивал Машу своим теплом, словно мама в детстве. Снова захотелось мурлыкнуть котёнком, но получился стон. Боль… откуда эта боль? 
 Ребёнок! 
 - Я – мама, - прошептала Маша. – Где мой сын?
 - Конечно, мама. Только сейчас ты об этом не думай. После Кесарева положено отдыхать.

 Этих слов Маша уже не слышала. Она спала.

 **

 - Привет, мам, - появился на пороге Сергей. - Вот, я тебе жену привёл.
 - И долго вёл? – заглянула за спину сына мать.
 - С самой войны.
 - Ну, да. Не прошло и недели, а она уже вот-вот рожать будет. Тоже воевала?
 - Воевала, - ответил Сергей. – Маш, заходи. Мамка шутит. Она любит пошутить.

 Девушка мягко вплыла в чужую квартиру и зябко поёжилась. В последнее время она часто ощущала на спине холодок, словно змея проползла по позвоночнику. Откуда такое сравнение – она не понимала, но явно видела эту скользкую тварь, ползущую по спине. Хотелось есть, спать, плакать. И за этим не заржавело: слёзы сами покатились по щекам и распухшим губам.
 - Ну-ну, воробышек, - прижала Васильевна к себе девушку. – Располагайся. Жена, значит?
 - Он шутит. Тётя Аня, я беременна.
 - А я и не заметила, - улыбнулась мать Сергея. – Рожать, вижу, скоро. Неужели действительно воевала?
 - Воевала.
 - Иди в ванную, девочка. Смывай с себя войну, - мягко подтолкнула она к двери ванной комнаты Машу.

 - Ну, баламут, рассказывай, откуда взялась эта жена? – резко повернулась к сыну Васильевна.
 - Мам, у неё никого нет на этом свете, только ты.
 - А я каким боком?
 - Ты будешь бабушкой её сыну.
 - Ты сбрендил? А, может, и правда, это твой ребенок?
 - Это ребёнок моего командира.
 - А он сильно занят?
 - Он сильно занят, мам. Он погиб.

 Мать присела на край стула и тупо уставилась на сына:
 - Ты всех к себе будешь тащить?
 - Нет. Только Машку. Она нам сына родит.
 - Чужого.
 - Нашего. Нашего, мам. Её Ромка меня спас. Я должен вырастить его сына.
 - Вот именно. Ты. А я, здесь, каким боком?
 - А ты здесь – настоящая бабушка. Ну, когда тебе еще предстоит такое счастье? А тут смотри – через месяц внучок появится.

 Васильевна махнула рукой и пошла в комнату за свежим полотенцем и халатом для гостьи.

 **

 Горячая вода – роскошь на войне. Маша не знала, что в этом городе горячая вода – не меньшая роскошь. Хочешь искупаться днём – тащи все кастрюли с водой на газовую печь. Нагрелась вода – тащи кипяток в ванную. Вот такой замысловатый душ. Бойлер работает только при подаче холодной воды в город, а подача бывает два раза в сутки: утром и вечером по четыре часа. До войны это сильно раздражало хозяек: ни консервацией вдоволь не займёшься, ни стиркой, ни купанием всей семьи. Но люди умеют приспосабливаться к любым условиям, если иного выбора нет. Подача воды с шести и до десяти утра напрягала сильнее всего. Ну, кому охота вставать в выходной день ни свет ни заря? Но выбора не было. Приучили или приручили жителей подчиняться этим правилам. Почти двадцать лет таких правил – и жизнь приобрела свои яркие оттенки подчинения. Приспособились.

 Сейчас, во время войны, такая подача воды – рай. Где-то совсем нет воды, где-то дают на час в сутки. В городе были перебои с водой. Трудно было. Таскали воду отовсюду. Но в последнее время не бомбят водонапорную башню. 

 Но по привычке под столом на кухне Анна Васильевна держала целый арсенал пивных бутылок с водой. На всякий случай. Сейчас именно такой случай и подвернулся. Она быстро наполнила кастрюли запасной водой и зажгла огонь. Вода нагрелась быстро. Не получится принять душ девушке, пусть «примет таз». Да и ей не повредит в таком интересном положении.

 **

 - Маш, ты там не уснула? – позвала женщина из кухни. – Выходи. Чего уж стесняться? Пришла в дом – будь дома. Мой шалопай знает, что делает.

 Девушка вошла на кухню уверенной походкой. Всё равно, ей некуда деваться. Квартировать придётся долго. Во всяком случае, пока не родит. А там – снова на фронт. И никто её не остановит. Ела она быстро, словно куда-то торопилась. 
 - Ты спешишь?
 - Нет. А что?
 - Я не отниму. Не торопись, девочка.
 - Это война, тёть Ань. Там всё быстро надо делать. Привыкла. Не обращайте внимания. Я научусь.

 После обеда Маша вытащила из пачки сигарету.
 - А это ещё что такое! – прикрикнула Васильевна. - Пузо выше носа, а она курит. Ребёнку вредно. Тебя мать учила этому?

 Маша вышла в коридор, осторожно прикрыв за собой дверь.
 - Мам, она на войне была, - вышел из своей комнаты сын. - Отстань от неё со своими сигаретами. Пусть курит. Ребёнок привык. Не трогай её. Она потом сама всё расскажет. А пока просто не трогай. Договорились?
 - Договорились. Господи, что происходит в моём доме? Неужели я должна всё это вынести? А, может…
 Может, спасибо, Господи, что ты привёл в мой дом эту девочку? Ты, Господи, знаешь, что я её не обижу и что помогу выходить ребёночка.

 **

 Вот так Маша попала в чужую квартиру к чужим людям совершенно чужого для неё города. Так бывает, когда ты остаешься на белом свете совсем один. Ну, не совсем, а с ребёночком.

 Позже она рассказала, что родом из соседнего города, и что во время бомбёжки погибли её родители и бабушка, что она осталась совсем одна в свои девятнадцать. Ни дома, ни семьи, ни близких. Конечно, она пошла в ополчение. Конечно, ей там было уютно и спокойно не от постоянных взрывов, а от того, что рядом кто-то был. 

 А ещё рядом был Ромка. Настоящий друг и опора. А какие сюрпризы он ей делал! То нож трофейный подарит, то осколок фломастерами разрисует и вместо открытки приподнесёт, то цветок где-то найдёт. Выдумщик был и добряк. Маша не заметила, как потянулась к нему всем сердцем. Обострённые чувства тепла и доброты на войне чреваты. Но она об этом ещё не догадывалась, пока не поняла, что беременна. 

 Некоторое время молодая пара скрывала от посторонних глаз своё нестандартное положение, но это вскоре стало заметным. Роман, как мог, оберегал свою Манюню от стрессов, старался почаще быть рядом.

 **

 Ночью Роман был на вахте. Он видел небольшое передвижение теней на горизонте, знал, что так бывает практически каждую ночь. Был готов ко всему. И не только он. Ребята потихоньку поднимались по краям окопа и всматривались в темноту, прижимая к себе оружие.
 - Сейчас начнётся, - прошептал кто-то рядом.
 - Началось!
 Снаряды летели прямо на них. Огонь охватил всё небо, освещая вокруг адовым кольцом всю землю, которая сыпалась на головы ребят. Гул не прекращался ни на секунду. Земля уходила из-под ног. Светопреставление длилось около десяти минут. 
 Но время остановилось навсегда. Роман был миномётчиком. Он хорошо знал своё дело. Знал, в каком направлении враг, как легче отрезать дорогу к окопам. Не первый бой, не первая победа, не первые потери силовиков. Да и среди своих - не первые потери. На войне игрушек не бывает. Он был настоящим воякой. Всегда уходил от ранений, осколков, дурных пуль.

 Но не в этот раз. Взрывной волной накрыло нескольких ребят. Так и остались лежать пацаны вокруг окопа.

 И снова Маша осталась на Земле совсем одна… 

 **

 - Привет, тёть Ань!
 На пороге стояли сослуживцы Маши. – Мы вот гостинцев принесли. А где Машка?
 - А Машка рожает.
 - Уже?
 - А как вы думали? После стольких стрессов разве может женщина вовремя родить? Она в Донецке. Знаете больницу Вишневского?
 - Нет, мы не местные, - отозвался Дима, - найдём. – Мужики, вперёд!
 - Эй, мужики, назад! – скомандовала Анна Васильевна. Откесарили её. В реанимации девочка лежит. Только завтра можно будет её навестить. И не спорьте. Доктор не посмотрит, что у вас автоматы, всё равно не пустит. Идите я вам перемечей напекла.
 - А откуда вы знаете про перемечи? – спросил Игорь и повернулся к Серёге.
 - А сын у меня с кем служит?
 - Так вы всё знаете?
 - Нет, только про перемечи, - улыбнулась Васильевна.
 - Ой, а кого она родила?
 - Максимку. Максимку она родила. Богатырь будет.
 - С большим весом?
 - А зачем нам большой вес? Мы вырастим из него богатыря. Сами вес нагуляем, - улыбнулась сквозь слёзы Васильевна. Я теперь настоящая бабушка. У меня внук родился.

 И тут задрожали стёкла, стены, пол пошатнулся.
 - Сволочи! Когда вы прекратите бомбить! – вскрикнула женщина.
 - Тётя Аня, Анна Васильевна, - обратился к ней Игорь, - я вас умоляю, не пускайте Машу на войну. Пусть ребёночка растит.
 - Какая война? Вы что выдумываете?
 - Мы не выдумываем. Я знаю, что Машка собралась отомстить и за своего Ромку, и за сына, и за всех погибших детей. Нельзя ей. Нельзя ей погибнуть и оставить Максимку полным сиротой. Кто ему расскажет об отце, как не мать?
 - Ох, ребята, знали бы вы, какая она упёртая. Втемяшила в голову – отомстить. Спит и видит себя в бою. 

 **

 - Максим, - прошептала Маша.
 - Вот и славненько. Вот и проснулись, - улыбнулась доктор. – Максим, говоришь? Мужественное имя. Кто придумал? 
 - Отец ребёнка.

 Маша больше не плакала. Она твёрдо решила для себя – вырастить ребёнка. Трудно ей будет в окопе с ним, но она сможет. Она сильная. Она еще не знала, что Анна Васильевна сильнее и упёртее этой девочки и что никому не отдаст из своих цепких рук две жизни, случайно подаренные ей этой проклятой войной. Это её дети. Это им она посвятит свою жизнь.

 04.03.15

                                                 ПЕРВЫЙ БОЙ

Антон сидел на скамейке в машине и незаметно наблюдал за солдатами. «Да, бравые солдатики», - подумал он, глядя на обмундирование молодых желторотиков, - « И где только одежду такую откопали?»
 На одном даже папаха была надета. Наверное, чтобы уши не мёрзли. Ноги бы потеплее укутали, придурки. Кроссовки зимние напялили. Думают, в бою будет удобно упираться в мёрзлую кочку. И чего я к ним привязался? Нервы. Это элементарные нервы.

 Антон впервые ехал на задание. Никто перед дорогой не сказал, куда, на сколько, с кем. Всё решится на месте. Да и что там решать? В бой, значит, в бой. Сам знал, на что шёл. Еще весной сказал жене, что как только опасность подступит к родному городу, тут же уйдёт на защиту. Кто мог тогда подумать, что опасность действительно подойдёт? Вроде, все забыли этот разговор. Все, только не Антон. Мужик в любой ситуации должен оставаться мужиком. Это его случай. Как вовремя он сходил к стоматологу с противным нервом, не дававшим жизни целых трое суток. Ну, боится он этих дантистов. Вспомнилось, как вошёл в холл стоматологии, а там, у двери сидит солдат и тупо смотрит в пол. Перед ним ещё четверо посетителей. И тут одна дама не выдержала и сказала:
 - Молодой человек, у меня много свободного времени, я никуда не тороплюсь. Проходите вместо меня в кабинет.

 Парень вздрогнул и сжал кулаки.
 - Да не бойтесь вы так. Сейчас стоматологи умеют работать. Вы ничего не почувствуете.
 - Мне только зуб удалить.
 - Отлично. Представляете, я в поликлинике как-то удаляла зуб. Что было! Доктор только с четвертого раза смог…
 - Женщина, он сейчас потеряет сознание, вступился Антон. – Иди, брат, в кабинет, - подтолкнул он солдата к двери.

 Зубы надо лечить вовремя. Это – прописная истина. И тут у него заныл зуб. Нервы. Неужели он нервничает? Вроде, всё идёт по плану, вроде, сам решил уйти на защиту, вроде, мужик.

 - Пацаны, впервые в бой? – нарушил он тишину.
 - Впервые, - отозвался один. Но мы не боимся. Мы проходили подготовку.
 - Отлично. Значит, с вами не страшно, - улыбнулся Антон.

 Куда их везли – никто не знал. Тентованная машина была наглухо закрыта. Да и ладно. Какая теперь разница? Привезут на место дислокации – всё увидится.

 **

 Всё оказалось намного прозаичнее, чем думал Антон. Никакого штаба, тем более, здания с отоплением и кухней. Хотя, кухня была. «Мивины» - хоть завались, макароны просто так, навалом, лежали в мешке, картошка и морковь валялись на полу: ешь – не хочу. Главное – тушенка. Её было действительно много. Повара не приставили к ним, медсестрички тоже не предусмотрели. Да и какая разница! Открыл банку тушенки, отломил кусок хлеба – и сыт. Так поступают все. Жена сказала бы «лентяи». Хорошо, что она не видит, как муж сознательно гробит желудок.

 Только расположились, только растопили «буржуйку», как засвистели пули, загремели взрывы, задрожала земля. Антон схватил автомат и упал на землю, оглядываясь на пацанов. Они вслед за ним тоже свалились в снег.
 - Блин, да вы совсем ничего не умеете! – заорал он. – А, ну – прятаться всем в укрытие! – Ствол шахтный видите? Быстро к нему!

 Ребята послушно поползли к постройке, на которую указал Антон. Это было настоящее укрытие. Шахтный ствол был надёжной бронёй от снарядов и миномётного обстрела. Там бы и танк запросто мог спрятаться. 

 Бой длился недолго. В романах бы рассказали о страшных муках переживаний за жизнь и смерть, о старом дубе, пострадавшем от бомбёжки, о собаке, случайно попавшей под обстрел. Здесь – не до этого. Здесь – снег, земля, дым, сажа, кровь. И крик. Этот душераздирающий крик. Гремучая смесь.

 **

 Огнём обожгло ногу, и в этот момент кто-то навалился на Антона всем своим телом. Дышать было трудно, но – можно. Бой затих так же неожиданно, как и начался.

 Антон, столкнув с себя тело парня, попытался встать на ноги, но взвыл от боли. Он не мог сообразить, откуда эта боль. Вроде, не оступился, не подвернул ногу, не сломал, так как хруста не слышал. Но почувствовал, как сапог постепенно становился мокрым. Нога заныла, а потом стала гореть. Боль была серьёзной, но Антону некогда было обращать на это внимание – Рядом лежал желторотик… без головы…

 Чуть дальше с разможжёнными мозгами валялся ещё один. Что это? Провидение Господне? Везение? Проклятие? Оказывается, мина разорвалась в трёх метрах от них. Только Антон остался жив. Не просто жив, а живее всех, кто фрагментально разбросал своё тело по земле…

 Собирать пацанов было невыносимо больно. Он, видавший в своё время в армии на срочной службе, многое, выл от злости. Мамки не знают, что их детей больше нет. Это война. Без потерь нельзя. Страшно, когда эти потери ты видишь в нескольких сантиметрах от себя. Или прямо на себе.

 Хоронить здесь, на поле боя, нельзя: ребяток надо отвезти домой. Там родители ждут… «Груз 200» - это боль на всю жизнь. На всю ту жизнь, которую пришли и отняли у пацанов.

 Антон осмотрел свою ногу. Кровь хлестала из раны, нога быстро становилась синюшного оттенка. Он знал, что снаряды обрабатываются специальным раствором, убивающим все живые клетки организма. Попадёт малюсенький осколок в тело, и пойдёт тут же заражение. Он думал, что у него организм не такой. Не будет синюшности, не будет нарыва и опухоли. 

 Но рана живёт по своим законам. Ныла рука, которую Антон счесал во время падения, ныла нога, ныл зуб. Нервы…
 Пусть думают, что он орёт от зубной боли. Пусть что угодно думают, только не о том, что ему срочно надо к хирургу. 
 Ни за что. 

 **

 Командир осмотрел Антона, ребят, и сделал вывод, что им всем надо дать отпуск на двое суток. Первый бой – всегда трудный.

 - Слушай мою команду, - строго обратился командир к бойцам. – Двоих ребят надо отвезти домой к родителям, похоронить и вернуться назад. Понятно?
 - Понятно, - отозвались молодые бойцы.

 Домой ехали молча. Каждый думал о своём. У каждого своя жизнь, свой выбор, свои… можно сказать гимны в голове, а можно и «тараканы». Пусть кто-то только посмеет упрекнуть пацанов в трусости – не оберётся своих проблем. У Антона единственная проблема – как аккуратно провести жену вокруг пальца, не застонав при ней, не показав раны и не рассказав ничего из того, что видел в бою.

 Рану пришлось обрабатывать Марине. Антон ни в какую не решился идти в больницу. Он прекрасно понимал, что могут комиссовать. А он не готов после первого боя отлёживаться на диване. Он всё равно вернётся назад, что бы ему ни говорили.

 **

 - Тош, ты на похороны пойдёшь? – спросила утром Марина. Она не стала рассказывать мужу о том, что он всю ночь простонал во сне и всю ночь собирал ребят в атаку.
 - А как ты себе это представляешь? Они живут… жили в разных краях города. Если я поеду к одному из них – второму не уделю внимания. И наоборот. Давай мы с тобой после победы сядем в машину и навестим ребят. Всё будет спокойно, без суеты, без страха, что не успеем и без крика матерей.
 - Тошенька, давай съездим в хирургию, - попыталась вставить своё Марина.
 - Никакой хирургии. Маленькая царапина. 
 - У тебя нога стала опухать.
 - Это я оступился. Ты поняла? Просто оступился.
 - А рука счёсана? 
 - Случайно упал.
 - Знаю, как ты упал. Это тебя собой прикрыл солдат, и вы вместе упали…
 - Ну, у тебя и фантазии! – возмутился Антон.

 Марина поняла, что спорить бесполезно. Антон – мужик. Он обязан быть на передовой. Это его стихия, что ли. Или зов сердца. Ты едешь назад?
 - Конечно, дорогая. Я обязан быть там. Вот, смотри, что я привёз.

 Антон раскрыл ладонь, на которой лежали пули.
 - Твоя мама хранит у себя несколько штук похожих. Пусть и от меня будет этот трофей.
 - Убери, Тош.
 - Нет. Не уберу. Просто припрячу подальше от детей. Пусть это будет оберегом в нашем доме и её. Мне так спокойнее. Завтра я уезжаю. И не плачь ты так. Ты же знаешь, что у меня есть личный телохранитель, - улыбнулся Антон.
 - Это кто такой?
 - Ангел. Не веришь?
 - Верю. Я теперь во всё верю, Тош. Только возвращайся живым.