ИГАШ

рассказ

На том берегу Большого Жаркаина, куда заходит солнце, и где много десятилетий назад дымили костры аула, блеяли отары овец и паслись табуны лошадей, а теперь только вой волков по ночам, поселился немолодой рыбак по имени Игаш. Построил себе землянку, навязал сетей, смастерил лодку и принялся за с детс­тва знакомое дело. Наловит карасей, выпустит их в большущий садок, сплетенный из тальника, и ждет, когда приедут покупате­ли из ближайших сел.

Часто Игаш сидит у землянки с самокруткой в зубах, сети чинит, да на озеро смотрит, а то на лодке по плесам плавает, наблюдает, как живут его пернатые соседи: лебеди и гуси, утки и чайки. И хорошо ему смотреть на птичьи семейки, на пухлые, мягкие комочки утят, лысушат и гусят, которые с писком снуют вокруг своих родителей, а иногда без страха направляются к ры­бацкой лодке. Тогда пернатые мамы поднимают тревожный крик, чтобы их не ведающие зла, наивные дети вернулись обратно.

А вот Игаша никто не зовет обратно. Уехал он из села, поселился в пустынной степи на берегу озера, и никому дела нет до него. Хоть совсем сгинь Игаш в этом диком безлюдье, никто не вспомнит его, никто не прольет по нему слезу, ни мать, ни жена, ни дети, потому что нет у него никого, да и не было ни­когда. Да, да, не удивляйтесь, даже матери у Игаша никогда не было, по крайней мере, ни сам Игаш, ни все его знакомые ее не знали и ни разу не видели. И никто не ведал, откуда сам Игаш взялся.

Грустно было рыбаку Игашу жить в одиночку, но еще тоскли­вее с людьми, меж которыми он слыл чудаком и отчасти юродивым, и у коих не находила отклика его застенчивая, впечатлительная душа. Вот и перебрался Игаш на тихий берег Большого Жаркаина. С природой наедине ему и легче и светлей.

Особенно любил рыбак-отшельник лунные вечера, когда пол­ное, сияющее лицо луны разливало ласковый свет на задремавшие в сумерках камыши и воды. Игаш садился в лодку-плоскодонку и, потихоньку работая веслом, чтобы не нарушать это таинственное молчание мира на закате солнца, не тревожимое ни единым земным звуком, выплывал по лунной дорожке на самый большой плес озе­ра, окрещенный местными рыбаками и охотниками за величину "мо­рем". Тихо плыл Игаш по темной воде, не издавая ни звука. А затем, далеко от берега садился на сиденье-дощечку и, глядя на лунные блики, запевал одну из протяжных, печальных песен, ни концов, ни начал которых Игаш не помнил. На людях он стеснялся петь, даже во время выпивки, а тут никто не слышал его, и жало­бы сердца рыбак мог доверить своему надтреснутому, глухому го­лосу.

И вечер последнего дня месяца цветущих лилий Игаш покачи­вался в лодке на "море". Этот день каждого года был необъясни­мо дорог его сердцу. "Наверное, я родился в последний вечер месяца цветущих лилий", - думал рыбак. Он затянул одну из своих любимых песен-отрывков:

Среди ракит и камыша

Спала усталая душа,

Вокруг ее цвели цветы

И были сны ее чисты.

Никто не знает этих снов

И нет для них на свете слов.

И душу ту не отыскать,

Не увидать.

Невыразимая печаль проникла в сердце Игаша, он всхлипнул и умолк.

И вдруг! О чудо! Кто-то нежным, ангельским голосом из су­меречной дали плеса продолжил песню:

А одинокая душа

Лежит на стеблях камыша.

И кротко слушает она,

Как тихо плещется волна,

Как ветерок шуршит листвой

И крики чаек над водой,

И вечно хочется душе

Жить в камыше.

Этот голос, ласковый, тихий, но хорошо различимый, был для рыбака громом среди ясного неба. Игаш невольно поднялся во весь рост, всматриваясь в черную синь опустившихся сумерек, он всег­да верил и ушам и глазам своим, а потому был потрясен произошед­шим. Но ничего он больше не услышал и не увидел. Поспешно он до­брался до берега, и всю ночь не мог уснуть, пытаясь как-то объ­яснить себе, что же произошло. Знавшие Игаша люди считали его чуть-чуть помешанным, с чем, конечно же, не соглашался рыбак, и, следовательно, он ни на миг не сомневался в реальности услышан­ного голоса, а уж о том, что существуют галлюцинации, Игаш вооб­ще не имел представления.

На следующий вечер рыбак с трепетом сердца выплыл на ''мо­ре" и снова запел одну из песен. И опять вторил ему ангельский голос.

- Кто ты?! - крикнул в пустоту водной глади рыбак. Но ник­то не ответил ему. И ночь опустилась на Большой Жаркаин, не дож­дался Игаш сегодня больше чарующего пения.

Теперь все мысли Игаша были о таинственном голосе, о его невидимом владельце. С нетерпением он ждал каждого вечера и с верой в разгадку чуда выплывал на плесы. И вот однажды, когда еще воды не стали темны, и белоснежные кувшинки и желтые кубышки не погрузили свои цветы в розовость озаренного последним солнечным лучом плеса, недалеко от неподвижно сидящего в лодке Игаша что-то всплеснуло большое и серебристое, словно бедро женщины, покрытое искрящейся сеточкой, показалось на миг у камыша. А затем раздался уже знакомый голос. "Русалка!" - осени­ло Игаша. Ему почему-то стало радостно, он улыбнулся во всю ши­рину своего бурого от солнца и ветра, некрасивого лица. "Руса­лочка!" - повторил он про себя. "Теперь я не один на этом свете", - почему-то подумалось ему.

- Русалочка, милая, плыви ко мне! - вдруг громко сказал Игаш в сторону камышей. Но ничто в этот вечер больше не нару­шило покой озера. Обладательница серебристого бедра и ангельс­кого голоса не выплыла к рыбаку.

В последующие дни Игаш уже с утра до вечера проводил на озере, надеясь еще хоть краем глаза увидеть обитательницу озер­ных глубин, но тщетно, только свой удивительного тембра голос позволяла слышать водяная дева рыбаку, не больше. И переселил­ся разум Игаша в страну грез. Самые разнообразные картины встре­чи с очаровательной хозяйкой озера изображались в его мечтах. Виделась ему нежноликая, с золотистым потоком волос до пояса, с изящными грудью и талией, девушка, безупречные бедра которой переходили в сверкающий чешуей, словно драгоценными камнями, рыбий хвост. И улыбку этой девушки, как и ее голос, нельзя бы­ло сравнить с тем, чем обладали простые смертные. И она дарила эту улыбку и этот голос ему, Игашу, человеку невзрачной наруж­ности, не знавшему ласки и участия. И тогда Игаш счастливо улыбался видению, показывая порченые, черные зубы. Ему в жизни не пришлось быть любимым, женщины сторонились, а то и брезгова­ли его, и сейчас перед Игашем замерцала надежда дать и получить от жизни то, чем природа наделила его не в меньшей степени, чем других людей, но что могло умереть в его никому не открыв­шемся сердце. Встречи с русалкой рисовались рыбаку сочными, яркими красками радости, и эти встречи кончались взаимной не­скончаемой любовью, и жизнь Игаша наполнялась смыслом высокого Чувства и ощущением божественной Справедливости к каждому жи­вому существу на этой грустной земле.

Шли недели. Приближался месяц падающих листьев, рыбак еже­вечерне слушал пение своей возлюбленной, увидеть же больше ее не удавалось. С каждой зарей он все страстнее и настойчивее звал ее, просил встретиться, и, если это возможно, стать ему самым близким другом, чтобы никогда не расставаться.

И когда пожелтела степь, вода в озере стала студеной, а птицы собрались в стаи, чтобы кочевать на юг, рыбак Игаш сов­сем отчаялся встретить водяную девушку. И однажды в прохладный вечер под заискрившимся звездами небосводом Игаш, потеряв надежду на встречу, как ребенок расплакался. Это были слезы по несбывающейся мечте и прошедшему мимо человеческому счастью.

Но голос русалки в темноте, очень близко, заставил его вздрогнуть:

- Не горюй, милый друг, жди меня завтра здесь, когда ус­нет лунь и проснется сова.

- Вот оно, сбылось! - шепотом сказал себе взволнованный рыбак.

Следующим вечером он не утерпел и выплыл на "море" раньше назначенного времени. Брусничное зарево заходящего светила вместе с гомоном прилетевших с поля на озеро уток и гусей пос­тепенно сменились мягким сиянием лунного диска и тишиной. С нетерпением и некоторой робостью ждал Игаш важнейшей в его жиз­ни встречи. Встав на дно плоскодонки, слегка подгребая веслом, он внимательно всматривался в неподвижность озера.

И в тот момент, когда Игаш слегка призадумался и внимание его притупилось, лодка закачалась и кто-то за его спиной ухва­тился за корму лодки и попытался перелезть через борт. Игаш резко обернулся, и ужас охватил его. Держась за корму зелеными лягушачьими то ли лапами, то ли руками, через борт в лодку ста­ралось перевалиться какое-то жуткое чудовище с белыми рыбьими глазами и губами на лице, напоминающем человеческое, с волоса­ми цвета грязи и ила, с вплетенными в них бурыми водорослями, с костлявым и скользким телом, словно кожа его была налимьей. Чудовище не моргая смотрело на Игаша, сипело и булькало, пыта­ясь перебросить в лодку свой рыбий хвост. Рыбак так испугался происходящего, что, не помня себя, с размаху ударил плоскостью весла чудовище по голове.

Весло рассекло полурыбе-получеловеку лоб, глаз, щеку и гу­бы. И увидел Игаш на его лице страх, непонимание и изумление, словно раскроенное лицо горестно восклицало: "За что?! За что ты убиваешь меня?! Ведь это ты звал меня и хотел меня видеть! В чем я перед тобой виновато?!" И существо издало громкий, про­тяжный, тоскливый крик, зеленые пальцы его расцепились, и оно, судорожно дергаясь, погрузилось в пучину, оставляя над собой на зеркале озера красное расплывающееся пятно. И болью отозвал­ся -этот совсем не животный, а человеческий крик в сердце Игаша. Только теперь он в полной мере осознал, что это и была облада­тельница ангельского голоса. И нельзя было пересказать горе Ига­ша, так велико оно было.

На следующий вечер на Большом Жаркаине была тишина. И в последующие вечера тоже. Не пела больше русалка, и сгинул куда-то рыбак Игаш. Приехали как-то покупатели за рыбой, а рыбацкая землянка стоит давно сирая и пустая. И забыли сразу все Игаша, словно он никогда не принадлежал этой земле, а случайно попав на нее и проблуждав в не принявшем его мире, ушел туда, где его любят и ждут.