Николай Довгай

Мама, мы все тяжело больны. 

Мама, я знаю, мы все сошли с ума  (в том числе и мама)

Виктор Цой

Часть первая

Жертва беллетристики

Дверь приоткрылась, и в кабинет вошел мужчина. Он поздоровался и сел на стул. Я постарался придать своему лицу любезное выражение:

– На что жалуетесь?

– На нервы. 

...Его простоватое лицо показалось мне усталым. На запястье левой руки виднелась татуировка: похожее на редиску сердце, пронзенное двумя кинжалами. С «редиски» капала синяя кровь. Под рисунком в раскорячку тянулись слова: «Навеки с тобою. Катя».

Бегло просматриваю карточку пациента. Лапшин Федор Иванович, по профессии бухгалтер, тридцати шести лет от роду, ранее ничем, кроме гриппа, не болел.

Задаю вопрос:

– Как спите?

– Ой, плохо, доктор, плохо!

– Разденьтесь по пояс.

Лапшин делает, что ему велят, и я прошу его вытянуть руки перед собой.

Пальцы дрожат… Глаза бегают. Вид неважнецкий.

– Тэк-с… Отлично…

С виду он явно не Геркулес. Под соском левой груди, на границе с пухлым упитанным животиком, замечаю какое-то белесое пятнышко величиною с десятикопеечную монету… Интересуюсь:

– Что значит плохо? Вас мучает бессонница? Или беспокоят какие-нибудь неприятные сновидения?

– Да, беспокоят неприятные сновидения,– согласно кивает Лапшин, вновь устраиваясь на стуле.

– И как это проявляется?

– Меня мучают кошмары,– поясняет больной. – Все время снится, что за мной гоняться, хотят убить.

– Кто гонится?

Я беседую с пациентом мягким доброжелательным тоном, стремясь завоевать его доверие.

– Да когда как. Иной раз немцы на мотоциклах. А иной раз и гангстеры. А бывает, что и человек в черном котелке.

Судя по стоптанным сандалиям, дешевым брюкам и старенькому пиджачку, брошенному на скамью, передо мной человек не слишком высокого достатка. Скорее всего, он из тех, кто едва сводит концы с концами.

– И как давно это у вас началось?

– Да года с полтора…

– Возможно, вы испытали перед этим какое-нибудь сильное потрясение?

– Да, верно,– соглашается Лапшин.– Я испытал сильное потрясение.

– Какого рода?

– Меня стукнули по голове.

– Чем?

– Рукояткой от револьвера!

– А в какое место вас ударили?

Пациент похлопал себя ладонью по темени:

– Сюда.

– Расскажите, как это случилось.

– Ну, вот, пришел я, значит, с работы домой,– начал повествовать Лапшин, почесывая затылок,– открыл дверь, и только вошел в квартиру – а они меня сзади по голове – бабах!

– Сколько их было?

– Двое.

– Вы их запомнили?

– И довольно неплохо.

– Опишите их внешность.

– Извольте,– произнес Лапшин, нервно похрустывая суставами пальцев. – Один – такой худощавый, с короткой бородкой и черными пронзительными глазами, лет двадцати пяти – тридцати, не больше. На безымянном пальце левой руки – печатка. Щеки ввалившиеся, брови лохматые. Лоб узкий, точно лезвие бритвы. Другой – тот, что в куртке из свиной кожи – постарше, лет эдак пятидесяти, здоровый и высокий, как буйвол.

– Не хромает?

– Точно! Левая нога на протезе!

– И что они делали в вашей квартире?

Пациент нервно пожевал губами, мигая маленькими невыразительными глазками. Его лицевые мускулы нервно подергивались, и от этого казалось, что он гримасничал. Он хмуро пожал плечами:

– Откуда мне знать?

– Но у вас имеются какие-то соображения на этот счет?

– Естественно.

Пальцы его рук нервно переплелись.

– Поделитесь ими со мной, пожалуйста.

– Ну, возможно, они искали наркотики... Или секретные документы…

– И что заставляет вас так думать?

– Даже и не знаю. Я просто чую это. Понимаете? Кожей чую! – он постучал ребром ладони по своей шее. – Ведь это серьезные парни! Они контролируют все западное побережье! Так что с ними шутки плохи.

– А откуда товар?

– Из Гонконга.

– А секретные документы? Ведь вы, только что упоминали о секретных документах?

Больной усмехнулся.

– И не без оснований!

Он неожиданно подмигнул мне:

– Но только черта лысого они сумеют до них добраться!

Я задумчиво забарабанил пальцами по столу.

Еще несколько таких больных – и мне самому потребуется помощь узкого специалиста… Тем не менее я продолжал задавать свои идиотские вопросы:

– А не могло ли это быть простым ограблением?

– Исключено! – в тоне Лапшина не было и тени сомнений.

– Почему?

– Ну, как же! Золото, бриллианты, фамильное столовое серебро, норковая шубка жены за десять тысяч долларов, подаренная ей мной ко дню рождения, солидная сумма денег и ценных бумаг в облигациях – все осталось нетронутым,– пояснил мне больной.

– Выходит, ограбление отпадает?

– Абсолютно. Они даже не пытались его инсценировать. Главное для них была эта чертова кассета.

– Что за кассета?

– Ну, как же! Магнитная кассета со списком банковских счетов коррумпированных лиц в высших эшелонах власти! Я обнаружил ее незадолго до этих событий у себя в почтовом ящике.

– А как она туда попала?

– Обычным путем,– сказал Лапшин, все больше возбуждаясь. – За ней же шла охота! Курьер уходил от преследования и те типы, что шли за ним по пятам, пристрелили его в моем подъезде. Однако перед этим курьер все же успел подбросить кассету в мой ящик. Те люди, естественно, тоже упали на землю не со вчерашним дождем. Они сложили два и два и теперь убирали свидетелей.

Я успокаивающе приподнял руку. Ни в коем случае нельзя было волновать пациента.

– Вы живете один?

– Нет. С сыном и женой.

– А кем работает ваша жена?

– Танцовщицей в кабаре. Она обожает меня! Понимаете? Просто обожает! Я для нее – это все. Весь смысл ее нелегкой жизни! Она и сейчас здесь, за этой дверью, – Лапшин небрежно мотнул головой в сторону плотно закрытой двери. – Пришла вместе со мной.

– И это она посоветовала вам обратиться к врачу?

– Да. Все эти передряги начали скверно действовать на мою психику. У меня начались срывы, депрессия. Одно время я даже запил. И она, видя, что я опускаюсь, все ниже и ниже, посоветовала мне обратиться к психоаналитику. Какое-то время я колебался, но потом решил, что она права.

Еще как права, подумал я.

– А как насчет тех двоих? Они вас больше не тревожили?

– Звонили пару раз. Сперва угрожали, потом стали сулить кругленькую сумму…

– А вы?

– Послал их к дьяволу!

– И они, наконец, отстали?

– Да как вам сказать... Однажды я пришел домой, и обнаружил, что кто-то побывал в моей квартире.

– И как вы это обнаружили?

– Очень просто. Некоторые вещи были сдвинуты. Исчезла записная книжка… В ней не было ничего существенного, но они-то не могли об этом знать!

– И вы их больше не встречали?

– Встречал.

– Где?

– У себя дома.

– Расскажите об этом.

– Ну что ж, извольте,– сказал Лапшин и заерзал на стуле, устраиваясь поудобнее. – Извольте! Как-то после ужина я сидел на диване и читал роман Чейза «Невинный убийца». Вдруг вижу, из-под кровати выглядывают чьи-то желтые ботинки! Я пригляделся – боже правый! – да это же тот, в кожаной куртке! Лежит на спине, с кровавым пятном на груди, и прижимает палец к губам! Я оглянулся – а у окна, за портьерой, стоит бородач с топором!

– И что вы предприняли?

– Побежал на кухню, к жене! Созвал соседей. Заходим в комнату – а их уже нет!

– Куда же они подевались?

– А шут их знает. Скорее всего, спустились вниз по пожарной лестнице.

И тут я рискнул поставить Лапшину вопрос ребром:

– Скажите, а вы уверены в том, что действительно видели их?

Теперь важно было проследить его реакцию.

Лапшин откинулся на спинку стула и развязано захохотал:

– Молодой человек! Я видел их так же ясно, как вижу сейчас вас. Уж можете мне поверить!

Он небрежно закинул нога на ногу.

– Скажите, а что это за пятнышко у вас на груди под левым соском?

Щека пациента нервно дернулась:

– Пулевое ранение!

– Вот как?

– Да. В меня стреляли из винчестера 37 калибра. К счастью, пуля прошла на один дюйм ниже сердца. Это и спасло мне жизнь.

Я пригляделся к белой отметине.

– Вероятно, стреляли из винтовки с оптическим прицелом?

– Нет! – решительно возразил Лапшин. – В упор! Вот тут,– он наклонился ко мне, покачивая в ладони пухлый сосок,– я ношу двадцать унций свинцовой начинки!

– Да,– сказал я, рассматривая пятно. – Я вижу, вы просто чудом вернулись с того света… Не могли бы вы рассказать, как это произошло?

Лапшин перебросил ногу с колена на колено:

– О`кей! Эта умопомрачительная история приключилась со мной на Канарских островах, где я проводил свой летний отпуск…

– Минуточку! – прервал я пациента.

Поскольку одна нога у него уже все равно лежала на другой, я ударил молоточком по коленной чашечке больного. Нога резко дернулась.

– Можете пока одеваться.

Лапшин напялил на себя майку, надел рубаху и пиджак и снова уселся на стул.

– Так вот,– продолжил он. – Эта запутанная история произошла со мною на одном из дорогих фешенебельных курортов. Я только что выписался из местной больницы, где пролежал около двух недель после одного небольшого приключеньеца, стоившего мне двух выбитых зубов и трех сломанных ребер.

«С рефлексами у него все в порядке,– размышлял я. – Но странные у него, все-таки, глаза…»

–… Я шел по темной аллее парка,– нес свою околесицу Лапшин,– и вдруг услышал слабый стон. Я осмотрелся, но никого не увидел. А между тем я был готов поклясться…

«И странные обороты речи».

– А между тем я был готов поклясться,– возбужденно возвысил голос пациент,– что еще секунду назад слышал звуки, источником которых могло быть лишь живое существо!

Амбулаторное лечение ему уже вряд ли поможет, рассуждал я. Скорее всего, придется госпитализировать.

– Вы понимаете, к чему я клоню? Ни свист ветра, ни шум листвы, ни какие либо иные природные явления не могли бы столь удачно воспроизвести звуки человеческого голоса!

– Да, да, конечно,– сказал я, постукивая молоточком по столу. – Скажите, Федор Иванович, а в вашем роду шизофреников не было?

– Нет. А что?

– Паранойей, эпилепсией, или какими-нибудь иными нервными заболеваниями никто не страдал?

Получив отрицательный ответ, я дал ему возможность погрузиться в пучину своих бредовых фантазий.

– Так вот, я остановился как пень, пораженный загадочными звуками. Однако поблизости не было ни души, и я решил продолжить свой путь. Но едва я сделал первый шаг, как кто-то вновь застонал, да так, что у меня мурашки пробежали по коже. Вы знаете, я парень не из робкого десятка,– заметил Лапшин,– но тут мне стало не по себе. На этот раз мне почудилось… Нет, я был уверен в этом! Где-то там, наверху,– он вскинул палец вверх,– стонал человек! Я поднял голову и… обомлел!

Пациент умолк, глядя застывшими глазами в угол потолка. Мне показалось, что больной умышленно затягивает паузу.

– Над моей головой,– наконец заговорил он,– среди причудливо переплетенных ветвей старого дуба, висела девушка… очаровательная блондинка с большими синими глазами и тонкой лебединой шеей.

Что ж, в Степановке есть прекрасные специалисты, решил я. Они ему помогут.

– Она была обнажена! – потрясенно вскричал пациент. – Вы представляете?

Лапшин вытянул дрожащую руку вперед, воскрешая в памяти эту удивительную картину.

– Дул легкий ветерок… тускло светила луна, освещая в листве старого клена молочно-белое тело…

Я подумал о том, что театр потерял в его лице незаурядного актера. Вероятно, для того, чтобы хорошо играть свои роли, надо и впрямь быть слегка чокнутым.

– И что же дальше? – поторопил я Лапшина, поскольку в коридоре дожидались своей очереди и другие больные.

Лапшин снисходительно усмехнулся:

– Что было дальше? Что ж, я понимаю: вам было бы далеко небезынтересно услышать ответ на этот вопрос. Ладно! Постараюсь удовлетворить ваше любопытство! Однако попрошу и вас ответить мне. Ответить честно, положа руку на сердце. А как поступили бы на моем месте вы? Как, по вашему мнению, вообще должен был поступить в подобной ситуации честный порядочный человек? Естественно, я освободил несчастную девушку от ее пут и снял с дуба.

– А чем занимается ваш сын?

– Учится в колледже. Правда, в последнее время он попал в дурную компанию и пристрастился к наркотикам. Но это уже совсем другая история. Так вот, я опустил свою драгоценную ношу на землю и накинул на ее округлые, словно изваянные из белого мрамора плечи, свой синий клетчатый пиджак. Я видел, что белокурая нимфа была крайне слаба и нуждалась в моей опеке. Я нежно обнял ее за талию, давая ей время придти в себя. Вскоре девушке стало лучше. Она подняла на меня затуманенный взгляд и, кажется, впервые осознала, что стоит под липой с неизвестным ей мужчиной.

«Ой! Кто это?» – испуганно проблеяла блондинка.

Я протянул очаровательной незнакомке свою крепкую, шершавую ладонь и ласково представился ей:

– Федор Иванович! Вам нечего бояться. Я – ваш самый преданный друг. А как зовут вас?

Несчастная крошка вложила в мою широкую мужественную длань свою маленькую трепетную ручку и, потупившись, доверчиво прошептала:

– Катя.

– Та самая? – я кивнул на татуировку.

Больной разразился хохотом.

– Та самая! Что значит, та самая?! Да знаете ли вы, сколько было у меня всякого сорта девиц? – он начал загибать на руке пальцы. – Лора, Клара, Элизабет, очаровательная Ли-ли. Всех и не перечтешь! А видели бы вы мою малышку Ми-ми! Я повстречал ее в кабаре «Три вдовы». Она была женой одного французского дипломата. Почти каждый вечер, мы пили с ней коньяк, бренди, виски с содовой, и время от времени я щелкал пальцами, подзывая услужливого кельнера в белоснежном смокинге, чтобы сделать ему очередной заказ. Он тут же возникал у нашего столика, словно по мановению волшебной палочки…

В тот вечер мы с Ми-ми танцевали на круглом белом дансинге под звуки танго, и я не сразу заметил, как в таверне появился человек в черном котелке. По его знаку двое громил двинулись в мою сторону. Еще двое остались у входа.

– Эй, ты! – окликнул меня один из этих типов, здоровенный матрос с безобразным шрамом на левой щеке. – Оставь в покое мою крошку, она уже зафрахтована!

Я слегка отстранился от Ми-ми и, стараясь быть вежливым, уточнил:

– Это вы мне, мистер?

– Тебе, тебе, кому же еще,– угрожающе ухмыльнулся матрос. – Давай, отчаливай от моей куколки, пока я не подпортил тебе твою смазливую рожицу!

Музыка в кабаре оборвалась. Взгляды всего зала скрестились на мне.

В мертвящей тишине раздался щелчок, и в руке матроса блеснуло острое лезвие ножа. Где-то испуганно ойкнула женщина, и звякнул упавший бокал...

Боковым зрением я отметил, как напарник этого громилы, матрос с кроваво-красным рубцом на лбу, неторопливо заходит ко мне с другой стороны, зловеще поигрывая кистенем.

Мой мозг лихорадочно заработал. В какие-то доли секунды я уже оценил ситуацию.

Оба громилы были опасны, как гремучие змеи – они были пьяны настолько, что уже не отдавали себе отчета о последствиях этой драки. И в тоже время они действовали с хладнокровной расчетливостью профессионалов, никогда не теряющих головы. Наиболее опасным мне показался тот, что поигрывал кистенем – это было видно по его мягкой, кошачьей повадке и по тому, как умело, даже с какой-то нежностью, он обращался со своей свинчаткой.

– Ми-ми, дорогая,– сказал я, плавно высвобождаясь из объятий своей крошки. – Извини, но я вынужден оставить тебя на пару минут.

Про себя я уже решил, что буду атаковать первым. Сначала я намеревался вырубить того, что с кистенем, а уже затем заняться вторым. Мысленно я прочертил границу, до которой дам дойти громилам. Очевидно, почувствовав скрытую угрозу в моей могучей неподвижной фигуре, матрос с ножом в нерешительности затоптался на месте.

– Все правильно, Бил, не стоит так спешить,– косо усмехнулся тот, что был с кистенем. – Сейчас я сам ему все растолкую.

– Э, нет, Чак,– сказал Бил, не сводя с меня настороженного взгляда. – Так не пойдет! Я тоже хочу объяснить кое-что этому малышу.

– А я тебе говорю, что это дело мое! – заспорил Чак.– Вспомни, как он обошелся с моей Катрин?

– Все верно, Чак. Он обошелся с твоей Катрин скверно, тут спору нет,– сказал Бил. – Но ведь я тоже не могу забыть, как он умыкнул мою Ли-ли?

Пока эти двое препирались, я заметил, как гарсон в белоснежном смокинге дрожащей рукой набирает какой-то номер по телефону. Очевидно, вызывает полицию.

– Ну что ж,– зарычал Билл, размахивая ножом. – Что ж, Чак, пусть будет по-твоему! Подходи, Чак. Подходи. Мне очень жаль, Чак, но ты сам напросился на это!

Из-за столика, покачиваясь от выпитого мартини, поднялся лохматый верзила. За горлышко он держал бутылку из-под бренди.

– Гром и молния! – прорычал верзила и трахнул бутылкой о край ближайшего стола. Осколки стекла со звоном посыпались на пол. Теперь в руках у него было страшное оружие с рваными острыми краями, и по всему было видно, он пользовался им не впервой.

– Гром и молния! – грозно взревел верзила. – Э, нет, ребятки! Так дело не пойдет! Я тоже хотел бы потолковать с парнем, наставившим мне рога с моей Мэрилин!

Странно, но в этот момент меня почему-то больше всего заботило, как я сумею объяснить претензии этих парней моей малышке Ми-ми? Если, конечно, я вообще буду способен что-либо объяснять после встречи с этими подонками.

– Ну, что же ты приуныл, сынок? Или не рад нашей встрече? – пьяно осклабясь, двинулся мне навстречу верзила.

Зловещую тишину прорезал писклявый голосок – это кричал человека в черном котелке:

– Да что вы нянчитесь с этим придурком? Мочите его!

– Что ж! – воскликнул Лапшин, гордо выпячивая грудь. – Я решил дорого продать свою жизнь! Почувствовав весь драматизм надвигающегося финала, зал затаил дыхание. Я внутренне напрягся, как стальная тетева, превратившись в сплошной комок нервов. Ми-ми трепетала. (О, моя бедная, моя дорогая Ми-ми!) Обнаженные танцовщицы испуганной стайкой сбились возле эстрады.

С улицы донеслось громкое завывание сирен.

– Фараоны! – завопил верзила. – Рвем когти!

Размахивая тростью, человек в черном котелке закричал:

– Смываемся! Нам ни к чему неприятности с легавыми! Сбор в кабаре «ветвистые рога!»

Перед тем как убежать, верзила мрачно изрек:

– На этот раз тебе снова повезло, красавчик! Но погоди, мы с тобой еще поквитаемся.

Громко топая сапогами, в таверну ворвалась рота полицейских в стальных касках, с автоматами наперевес. Громил из кабаре как ветром сдуло. Ко мне подошел офицер в бронежилете и козырнул:

– Майор Скроцени. У вас какие-то проблемы, сэр?

– О`кей, все в порядке,– сказал я. – Благодарю вас.

Майор пристально взглянул на меня:

– Вы уверены в этом, сэр?

– Абсолютно.

– А у дамы?

Полицейский перевел пристальный взгляд на трепещущую Ми-ми.

– О, да… Благодарю,– Ми-ми всплеснула рукам. – Ах, как здесь душно!

Она упала в обморок.

Я мужественно подхватил ее в свои стальные объятия.

– Ну, что ж, честь имею,– капитан приставил два пальца к уху.

Он свистнул в свисток, и полицейские убежали. Мы с Ми-ми вышли на свежий воздух. Высоко в небе сияли звезды.

Продолжение