Петька Чертилов, тощий юркий мужичонка лет пятидесяти, вышел из небольшого двора своего пятистенного дома на улицу. Не просто так вышел, а поработать. Около палисадника лежали березовые дрова, привезенные две недели назад. Дрова эти давно ждали хозяйского настроения, потому что без настроения он колоть не мог – машину дров расколотить, это вам не кошку погладить. Тут с духом собраться надо. Сегодня Петька собрался.   Поэтому в руках у него было два колуна. Один был кованый, полегче и поострее – им хорошо было колоть вязкие свилеватые комли, другой литой – потяжелее и с более тупым углом - он легко разбивал поленья ровные и  без сучков. Но любая работа начинается с перекура - Чертилов смахнул рукавицей с лавочки сухой и пушистый ноябрьский снежок, уселся, поставив инструмент рядышком, достал из кармана телогрейки пачку папирос «Прибой» - курил только их, они позлее и подешевле «Беломора» будут – и закурил, с удовольствием вдыхая вместе с дымом свежий морозный воздух. «Нет, не будет здесь пяти кубов,- думал Петька, оглядывая припорошенную снегом горку чурбаков, - может быть, четыре, от силы – четыре с половиной» 

Докурив, растоптал окурок кирзовым сапогом, не спеша начал работу. Колол сначала тонкие дровишки, справедливо решив, что нужно организм сперва разогреть, а после и тяжелые поленья легче пойдут. Чертилов злым на работу не был, поэтому расколов десяток поленьев, решил перекурить. Только об этом подумал, как услышал над ухом голос:

- Драстуйте, дединька!

От нежиданности Чертилов вздрогнул, услышав в тишине морозного утра незнакомый бас. Он повернулся и взгляд его уперся в огромный ватник, перепоясанный солдатским ремнем с бляхой. Поднял голову. Перед ним стоял здоровенный детина, в плечах шире Петьки   в два раза и выше на полметра. Кроме ватника и солдатского ремня на молодце была солдатская же шапка- ушанка, которая, казалось, треснет по швам, так трудно ей было обнимать большую голову незнакомца. Обувь у него была не по сезону – резиновые сапоги. Он поздоровался и смотрел на Петьку лазорево-синими глазами, которые никак не вязались с круглым небритым лицом из разряда тех, что «кирпича просят». Чертилов вспомнил, что вчера ему Зинка, баба его, говорила, дескать, к соседям привезли племянника из деревни, дефективного сироту. «Ничего себе, сиротинушка!» – подумал Петька. А вслух сказал:

- Здорово, коли не шутишь!

Получив ответ, детина сказал следующую заранее приготовленную фразу:

- Бог в помощь!

- Бог-то в помощь, да и сам не будь овощ! – Петька присел на чурбак и предложил сесть  незнакомцу. Ему казалось, так будет удобнее разговаривать – уравняются в росте. Тот, однако, продолжал стоять.

- Как зовут? – спросил Петька.

- Климушка, - ответил тот.

- Клим значить, да… Вот, вишь ты, Клим, Бог-то высоко, а мы с тобой тута. Так взял колун-то бы да помог!- полушутя сказал Чертилов.  Но Климушка,  молча взял колун и, поправив ближайший  чурбак, с маху развалил его надвое. Петька аж крякнул от такой сноровки. Клим поставил следующее полено, и оно разлетелось с первого удара. Чертилов решил, что Бог действительно сегодня решил ему помочь, раз послал такого кольщика. Он вскочил и стал поднимать березовые чурбаки, устанавливая их вертикально, себе выбирая потоньше, Климу – потолще. Сам колоть не спешил – больше наблюдал за новым соседом. Заметил, что тот грамотно колет. Не просто так лупит, куда ни попадя, а повернет полено так, чтобы удар пришелся по трещине, что уже начала рвать подсохший торец, и чурбак разлетается с первого раза. « А ну-ка,- подумал хитрый Петька, - как ты это расколешь, Климушка?», - и подставил ему толстый свилеватый комель. Клим сперва отколол от него несколько поленьев с краев, затем также развалил его напополам. «Здорово колет, бродяга!» – отметил про себя Чертилов. И поскольку половина дров уже была расколота, скомандовал:

- Ну, все, Клим, перекур! Отдохнем маленько. Айда в избу, водички попьем. А может и не водички. У меня и водочка есть – можно дерябнуть по сто. Работа не волк, а, Клим!

Климушка распрямился и загородил Петьке дорогу:

- Нельзя, дединька! Водку пить – черта тешить, мама говорила.

- Ты че, Клим? Пошли, чаю хоть попьем. Нельзя же без роздыху работать – кони от этого дохнут!

Клим стоял на своем:

- Нельзя, дединька, уходить! Работа не кончена.

Петька рассердился:

- Какой я тебе дединька? Ну че ты ко мне привязался? Здесь, считай, кубов шесть будет! Где же за раз расколешь? Хошь коли, а мне домой зайти надо!

Климушка, однако, по-прежнему стоял на дороге, держа колун в обеих руках – не обойти, не объехать. «Повернешься, пойдешь, - подумал Петька,- а этот дефективный как жахнет колуном по башке и расколет как полено до самой земли. Послал же черт помощника!»

 

***

 

Сержант Ефрем Смирнов прошел с гаубичной батареей от Москвы до Польши и демобилизован был после тяжелой контузии, за три месяца до Дня Победы. А через год у него родился сын, которого он назвал Климом в честь первого красного офицера Клима Ворошилова. Климушка рос парнем здоровым и спокойным. Только слова выговаривал плохо вплоть до самых школьных лет. Имя свое он произносил так – «Юм». Оттого ребятишки его так и прозвали. 

Когда Клим пошел в первый класс отец его умер. Не выдержало здоровье могучего когда-то батарейца последствий военных ран и контузий. Поплакала жена, погоревал Климушка, похоронив батьку на деревенском кладбище. Стали жить вдвоем. В нужде большой, но в ладу семейном. 

Клим был послушным сыном и матери во всем помогал по хозяйству. Только вот после похорон отца странный стал какой-то. Как уже потом врачи сказали – задержка в развитии. Если первый класс он закончил вместе со всеми, то во втором его оставили на второй год. В третьем – то же самое. Причем дисциплину он не нарушал, учительницу слушал внимательно, а вот урок ответить не мог. Спросит она его, а он молчит и смотрит на нее своими большими синими глазами, как будто в мыслях своих детских вовсе и не в классе находится. За это и называла его учительница блаженным. Когда перевели Клима в четвертый класс, ему уже четырнадцать лет было. А по физическому развитию он мог любого двадцатилетнего в баранку согнуть. Только не задиристый был. Никогда не лез в драку, даже если сильно сверстники докучали. Посмотрит на них осуждающе, погрозит огромным указательным пальцем – нехорошо, мол, делаете, и на том все. Из четвертого класса маманя его и забрала. Решила, хватит парня мучить – все равно не идет учеба. Лучше пусть дома по хозяйству помогает, ведь в основном за счет домашнего хозяйства они с матушкой и жили - корову держали, кур, овечек, огород соток в тридцать. 

Клим в работе спорый был. Что мать скажет, то и сделает. И обязательно до конца доведет. Ну, а уж если задание не дали, то сам ничего делать не начнет. Сядет на лавочку и будет дожидаться пока матушка выйдет из хаты и распорядиться, куда идти и что делать.

Мать умерла, Климу уже девятнадцать было. Председатель колхоза хотел было отправлять его в интернат для инвалидов, но приехал дядька Клима – брат матушки – и забрал его к себе жить, в районный центр. Далеко – аж за сто двадцать километров от родного села. Клим никогда так далеко не ездил, да и вообще никуда он не ездил. Похоронили они мать в начале ноября по первому снегу и уехали.

 

***

 

- Тьфу! Твою мать…,- махнул рукой Петька в бессильной злости,- Вот же навязался, иксплотатар! 

Взял снова в руки колун и нехотя поднял чурбак.  Не  привык он работать в таком темпе.  Все удовольствие от работы именно в перекурах. А этот, видно, и в самом деле дурачок. Ничего не понимает. Клим между тем продолжал методично, как автомат разбивать все поленья подряд. Через два часа работа была закончена.

- Вот и все, Климушка! – У Петьки настроение поднялось. Ему хотелось зайти домой – поесть свежих щец, что Зинка, наверное, уже наварила. А больше хотелось выпить с устатку. Замаял его новый сосед. – Спасибо, тебе! Слава Богу, закончили.

Клим раскрасневшийся, с капельками пота на носу поставил инструмент к забору и довольный показал рукой на гору колотых дров:

- Складывать, дединька!

Петька перепугался, замахал руками, затараторил:

- Ты что!? Какое складывать! Потом, завтра складывать! Сегодня нельзя, место надо подготовить. Домой иди, Клим, домой!

- Домой, - согласился Клим и вразвалочку пошел к своей калитке, шаркая огромными резиновыми сапогами.

Так началась новая жизнь Клима у дядьки – Федора Ивановича и тетки Дарьи. Работы для него здесь было меньше, чем дома, потому что родственники скотину не держали. Был только огород да несколько куриц. Зимой Клим очищал двор от снега, ходил на колодец по воду, дрова в дом заносил к печам. Растоплять печь Дарья ему не доверяла. Еще приспособила она его за хлебом ходить в ближайший магазин. Даст ему двадцать копеек, чтоб без сдачи было – Клим и принесет булку. Продавцы с ним обходились ласково. Жалели. Еще Клим письма относил в почтовый ящик. Тетка писала много писем и открыток, особенно к праздникам. 

В своем околотке он быстро стал не то чтобы знаменитостью, но достопримечательностью, благодаря своим размерам и отличительному поведению. И удивительное дело, откуда ни возьмись, прилетела за ним из родной деревни кличка – Блаженный Юм. Бывает ведь так, дадут пацану сверстники кличку. Уедет он за тридевять земель в армию служить или в институт поступит учиться, а и там его кличка найдет. Опять прилепят ему ее, как будто на лбу была написана. Клим, конечно, на прозвище не обижался, тем более, взрослые его так в глаза не называли – обычно ребятишки. Те вообще проходу не давали. В родной деревне ребята подсмеивались над ним, но беззлобно. А здесь – как привяжутся, так не отстанут, пока из прохожих кто-нибудь не шуганёт. Особенно Клима доставал Васька Клюев – одиннадцатилетний хулиганистый парнишка. Ладно снежками с друзьями закидают, так иногда и камнем швырнет или из рогатки выстрелит, чуя свою безнаказанность.

Наступил март. Тетка Дарья написав поздравительные открытки, вручила их Климу. Вместе с ними подала и красивый конверт, на котором было написано «Авиа». Клим посмотрел на необычный конверт, ткнул в него пальцем и уставился на тетку:

- Красиво!

- Не для красоты это, Клим, - пояснила тетка, - а самолетом повезут это письмо. Все письма машиной возят, а вот где так написано – «Авиа», эти письма в самолет грузят. Понял?

Клим закивал головой. До этого он видел, как к почтовому ящику подъезжает легковая машина, из нее выскакивает шустрый паренек в темной драповой куртке и, забрав письма в мешок, уезжает. Самолета ему видеть не приходилось. Только на картинке. Поэтому, когда опустил письмо и открытки в ящик, сел на лавочку напротив и стал ждать – интересно было посмотреть. 

Самолета все не было, но синий «Москвич» подкатил как обычно. Почтовый инкассатор, лихо задвинув спецмешок под ящик, принял почтовые отправления. Собрался было вернуться в автомобиль, вдруг ощутил, что на плечо ему легла тяжелая, как ковш экскаватора, рука, буквально придавив его к земле. Ему с трудом, чуть не вывернув голову, удалось оглянуться и рассмотреть «экскаватора»

- Ты что, Юм? – спросил удивленный сотрудник почты.

- Самолет прилетит, - объяснил Клим причину задержания должностного лица…

Пока почтовый служащий объяснял Климушке, что письма сортируются в другом месте, а самолеты летят только из областного центра, вокруг них собралась средних размеров толпа. Узнав в чем дело, некоторые прохожие стали сочувствовать почтарю и убеждать Клима, что его письмо улетит обязательно, другие шутники, наоборот, подначивали: «Не отпускай его, Клим, пусть объяснительную напишет, на каком основании мешает письмам летать!» Клим не верил ни тем, ни другим – он верил своей тетке.

Неизвестно бы чем это кончилось, если бы мимо не проходил милиционер. Представителю власти удалось убедить отправителя письма отпустить сотрудника почты. Ему Клим поверил – погоны и портупея произвели на него впечатление. Особенно ему понравилась шапка с кокардой. 

Когда Клим отправился домой, невесть откуда взялся его преследователь – Васька Клюев со своим приятелем и принялись опять его изводить:

- Юм! Юм, где твой ум? – затеяли они старую песню. – Блаженный Юм продал свой ум!

Климушка повернулся и стал грозить им пальцем. Пацаны чуть отбежали, Васька достал рогатку и, вложив в кожанку шарик от подшипника, выстрелил Климу в голову.

Домой Клим пришел с оплывшим окровавленным глазом. Тетка только руками всплеснула:

- Где тебя угораздило?!

- Ребята обидели, - только и вымолвил Клим.

 Дарья промывала глаз марганцовкой и ругала ребятишек:

- Вот ведь паразиты! Чуть глаза не лишили! Я до них доберусь – завтра же пойду к этим Клюевым, пусть уймут своего хулигана, а не то – в милицию пойду…

Вечером Клим ужинать не стал, чего с ним никогда не бывало – сильно болел глаз, а сам он нервничал.Тетка конечно же никуда не пошла, поостыв немного  -  авось со временем и так уладится.

Прошел месяц. Под апрельским солнцем стремительно исчезали остатки сугробов. Лед на реке посинел, освободившись от снега, местами на нем блестели лужи.

Клим, щурясь на солнышко и шаркая резиновыми сапогами, шел в магазин за хлебом с черной кирзовой сумкой и «двадцатчиком» в кармане. Дорога проходила мимо клюевского дома. Из двора выбежали двое его обидчиков, завидев его, покривлялись, подразнились и рванули прямо на лед, решив, видимо, перебежать на другую сторону речки. Может быть, и не провалились бы, если бы шли потихоньку и не топались. Но, еще с утра крепкий, лед после обеда здорово подтаял и, начав трещать под ногами бегущих, не выдержал. Оба оказались в ледяной воде.

 Клим смотрел, как они хватались за кромки льдины и, вытаращив глаза, испуганно кричали и звали на помощь. Кто знает, может быть, в эти минуты они ему напомнили котят, которых топили в луже ребята постарше, когда Климушке было всего пять лет. Он тоже тогда вот также стоял и смотрел. Котята высовывали головы из воды, чтобы хватить глоток воздуха и жалобно пищали. Ребятишки развлекались и палками прижимали котят к самому дну лужи, не давая им поднять голову. Маленький Юм тогда не мог понять, зачем это все происходит, но потом решил, что если так делают старшие ребята, то значит так надо. 

Пацаны уже слабели и кричали все тише, но головы их по-прежнему были над водой, они упорно барахтались, цепляясь за жизнь. И Юм, легко как ледокол проламывая лед, двинулся в густую ледяную воду. Ему было по грудь, когда он добрался до пацанов и протянул огромные руки к их головам.

 

***

            Васька Клюев был моим одноклассником. Парнишка из числа тех, что называли «отпетыми». Отец его работал в райпо грузчиком и пил по-черному. Мать шила на дому, одна поднимала большой огород и троих ребятишек. По всему было видно, что Васька останется на второй год в четвертом классе, потому что по весне связался с компанией постарше себя, начал курить и пропускать уроки. Учительница не знала, что делать. Вызывать родителей в школу было бесполезно. Отец был либо пьян, либо зол, оттого, что не пьян. Когда ему сообщали о Васькиных школьных «успехах», он в школу не шел, а отлупив старшего сынка чем попало, шел в магазин, чтобы там «сообразить на троих» и успокоить нервы.

            Мы с Васькой не то чтобы большими друзьями были, но время вместе проводили частенько. Когда он заходил  к нам в гости, моя бабушка жалела его и, накормив нас чем-нибудь вкусным, считала своим долгом хоть немного его повоспитывать:

            - Ты, Вася, ежли будешь хулиганничать да школу пропускать, плохо кончишь! В тюрьму попадешь, как Шурка Зуев или сгинешь под забором, как тёзка твой Васька Закомалдин. Давай, берись за ум, мать слушайся и учителей. Счувать-то тебя боле некому!

            Приятель мой из благодарности за угощение бабушку молча выслушивал, глядя в пол или в сторону, а выйдя за порог, снова брался за свое, посмеиваясь над её наставлениями. 

 

***

            

            Блаженный ухватил пацанов за шкирки и легко, как котят, поднял их над водой. Не спеша повернулся и пошел к берегу. Когда он выволок их на берег и поставил на землю, ребятишки сразу же рванули по домам, хлюпая носами, слезами и водой в сапогах. Только Васька на секунду остановился и, оглянувшись, сквозь слезы посмотрел на Юма виновато и удивленно.

            Климушка вылил воду из сапог, постоял в задумчивости, потоптался на месте. Потом, вспомнив, что его ждут с хлебом, отправился в магазин. Студеная апрельская вода с мокрого ватника и штанов стекала ручьями.

            Домой он пришел через час и подал тетке чуть подмокшую булку серого хлеба. Та выспросила, где он так вымок, отругала его и, напоив чаем с малиновым вареньем, велела лежать. К утру  у него поднялась температура.

            Умер Климушка через две недели в районной больнице от воспаления легких. Похоронили его тихо и незаметно в углу огромного кладбища. Дядька – Федор Иванович - поставил сосновый крест, а больше ничего.

 

***

            Василий Клюев закончил школу, отслужил в армии. Работал в областном центре на заводе «Стройжелезобетон», вырос до главного инженера. Когда началась перестройка, его выбрали директором завода. Каждый год он приезжает на свою малую родину и идет на кладбище. Прежде, чем идти на родительские могилки, он идет на могилу к Климушке и кладет два цветочка к мраморной плите – он поставил ему памятник и железную оградку.

            Я живу далеко и много лет не приезжал в родной городок. Но последние годы необъяснимая сила тянет меня туда и заставляет регулярно навещать мою родину, где уже давно не живет никто из моих родственников и друзей юности. Моя жена никак не может понять, как можно променять отдых на теплом ласковом море на поездку в провинциальное захолустье, где, как она считает, и навещать - то уже некого. Я не пытаюсь ей ничего объяснять, а каждый год молча собираюсь и еду туда, куда не летают самолеты, а поезда стоят не более пяти минут.

             Когда приезжаю, мы с Васькой вместе идем на кладбище и навещаем Блаженного Юма. Вспоминаем, как тащил он нас из ледяной купели, спасая наши жизни, а может быть и души. И каждый раз меня бросает в жар от стыда за свои детские провинности, которые тогда казались безобидными шалостями. И я покаянно понимаю, что это чувство не оставит меня - до конца дней моих будет жить в душе, тревожа ее и не давая свернуть с пути.