Екатерина Антоненко


Душная привокзальная распивочная. Низкие, пыльные люстры плохо освещают просторный зал. На окнах красные занавески. Украшением бревенчатых стен являются писаные маслом картины в тёмно-жёлтых мишурных рамах. Самородное дарование неизвестного художника, трудно скрываемое в полумраке трактира, выражено разнообразными портретными сюжетами: дряхлый мужик с трубкой и кривым носом на фоне чёрно-зелёного леса, дева Мария в святом ореоле, кормящая грудью такого же святого младенца, два генерала в треугольных шляпах в красно-бордовых закатных красках…
Известный трактирный балалаечник Клим Чугункин виртуозно извлекает из трёхструнного инструмента «Светит месяц», пританцовывая на табурете. Немногочисленные посетители, окутанные серыми облаками табачного дыма, одобрительно кивают его немудрёному творчеству и запрокидывают пивные бокалы.
Из глубины зала слышится кокетливое хихиканье Сонечки Мармеладовой. На руках бравого поручика она весело смеется нехитрым комплиментам, соглашаясь продолжать путешествие по Европе за тридцать целковых в сутки. В модной причёске Сонечки светится дюжина поддельных бриллиантов. Таким же поддельным блеском играют драгоценности на её шее.
Около двери, за липким длинным столом устроились две дамы. Их дорогие наряды плохо сочетаются с убогостью здешней обстановки, но, очевидно, такое несоответствие нисколько не заботит их: одна из дам безутешно рыдает, вторая – тщетно утешает подругу:
– Голубушка, право, не стоит так убиваться! – говорит дама в синем тюлевом платье и жестом подзывает официанта.
Кот в красных сапогах с большой золотой пряжкой на голенище подошел к ним, вытащил из кармана грязноватого фартука блокнот и учтиво осведомился:
– Что изволите, дамы?
– Водочки, - приказала дама в синем, – да побыстрее!
– Чем закусывать будете-с?
– Ею же и закусывать станем!
– Может, огурчик соизволите? Вчерась получили. Каша а ла рюсс в наличии…
– Нечисть пушистая! – вдруг разгорячилась дама в синем и острым туфлем ударила официанта в бок, – учить он меня станет, чем закусывать! Сказано «водочки» – принеси!
Кот тот час же убежал, схватившись за бок.
– Голубушка, Анна, скажите же толком в чём дело? – заботливо заговорила дама в синем, когда кот ушел.
– Он меня не любит… – с трудом преодолевая рыдания, ответила Анна.
– Так возвращайтесь к мужу, дорогая!
– Он тоже меня не любит!
– Батюшки, свет мой! Анна, вам срочно нужно что-то делать со своей жизнью. Так же нельзя!
– Я вот и собиралась…
Кот с опаской подошел к столику дам, быстро снял с подноса запотевший графинчик. Добавил две рюмки и, образовав нехитрый натюрморт, поспешил удалиться.
– Давайте, дорогая, за нас красивых! – проговорила дама в синем, разливая водку.
Трясущейся рукой Анна подняла рюмку, чокнулась с подругой. Несмело выпив, она скривилась и вновь заплакала. Подруга же, ловко опустошив содержимое стопки, разлила ещё и проговорила новый тост:
– А теперь, дорогая, за наших никчемных мужей!
– Каренин не никчемный… – пробормотала Анна, вытирая слёзы.
– Я вас умоляю, милочка, после того, что вы с ним сделали… – засмеялась дама густым, громким смехом, – Анна, дорогая, за любовь…
На этот раз Анна не скривилась.
– Я вот что вам скажу, голубушка, – продолжила подруга, – когда я и мои крошки (я говорила, что их имена скоро запишут в бархатную книгу первых красавиц двора?) устаём от бренности домашних хлопот (эта негодяйка-Золушка совсем не помогает нам), мы знаем, где развеять грусть-тоску! Спиритические сеансы у княгини Мягкой настоящее чудо! И великолепный, странный Landau на её великосветских приёмах!
– Кто такой Landau? – заинтересовалась Анна.
– Как, вы не знаете Jules Landau, le fameux Jules Landau, le clair-voyant? Ой, Анна, засиделись вы в глуши...
Горячительный напиток был вновь разлит по рюмкам. Последовал тост за Landau и его волшебные средства лечения.
– А теперь на посошок за удачный вечер, милочка! – сказала дама в синем, разливая последние капли из графинчика.
– За удачный…
В тот вечер Анна Аркадьевна к поезду не успела…