Владимир Конев

          Средних размеров дворовая собака (по прозвищу Тузик) лежала под виноградной беседкой в пять часов утра, и зализывала царапины на правом боку и лапе. Дедушка, крепкий старик с пшеничными усами и широкими, крестьянскими ладонями, застукал его сегодня в курятнике за поеданием куриных яиц. Без малого два месяца семья жила без утренней яичницы. Все думали, что появилась ласка. И как только дед не ухитрялся, а поймать или хотя бы увидеть зверька не мог.
          « И вот оно случилось», – печально подумал Тузик. Каждый день он себе клялся, что это в последний раз. А на следующее утро в четыре часа был опять в курятнике. С петухом, крупным, рослым Плимутроком, имеющим окрас пепельного цвета в мелкий белый крап, он дружил, и, судя по всему, петух его уважал. Ведь во дворе пес был настоящим хозяином. От маленьких цыплят постоянно отгонял чужих котов и залетающих иногда ворон. Но, самое главное, разрешал цыплятам клевать из своей миски, поэтому в курятник он входил свободно. Влажным кончиком носа щекотал у курочки под крылом, а она, мирно квохча переходила на другой край гнезда, и Тузик начинал есть яйца. Затем переходил ко второму гнезду.
          «И вот оно случилось», - в очередной раз печально подумал он.
          В этот раз пес просто проспал и зашёл в курятник не в четыре часа, как было всегда, а почти в пять. И тут появился дедушка. Он схватил его за холку. Во дворе с ветки старой вишни он снял старенькую, потёртую сбрую ослика Темы и надавал по бокам так, что вспоминать не хотелось. «Дед все же добрый человек…», – промелькнула он новая мысль. Вот только, в этот момент мысль его прервалась. На рассеченное ухо села большая муха и стала хоботком теребить свежую ранку. «Что это за странные, ужасно вредные, надоедливые и бесполезные птицы», – раздражённо подуматл Тузик.
          В том, что это были птицы, он не сомневался. Ведь они могли летать. Но было странно: он целый день мог время от времени обходить весь двор или лежать под грушей росшей рядом с курятником, но никогда не встречал птенцов этих маленьких, вечно щебечущих у самого уха, птиц. «А должны быть!» – утвердился он в своей мысли. Весной он частенько находил птенцов других пернатых, но не трогал. Знал, в своем дворе надо все и всех охранять. Муха продолжала время от времени теребить ранку на ухе. Тузик затряс головой, отгоняя ее, и трусцой побежал в другой конец двора. Там рос мягкий, чуть прохладный спорыш и большой увядающий лопух. Он лег на этот зеленый ковер, голову положил под лист лопуха и решил после всех волнений подремать.
          Но ветерок с запада принес такую весть, что шерсть на загривке встала щёткой. Примерно такой, вот, дедушка чистил сапоги. Пес поднял верхнюю губу, оголив клыки, и зарычал. Ветерок ему шепнул, что будет сильная гроза. В этот момент будто услышав сообщение, мухи накинулись на его царапины так дружно, что он с какой-то досадой и раздражением, тихо заскулив, бросился со двора. Перепрыгнул невысокий, сложенный из дикого камня забор, и побежал через каменистую дорогу к заброшенному сараю. Скат его крыши далеко выходил за пределы задней стены, что создавало отличное укрытие от дождя. Кроме того, там были настоящие заросли какой-то ароматной травы. Ее запах так не нравился мухам, что они облетали этот «островок» подальше.
          Он лег на свое любимое место, потому что оттуда был прекрасно виден большой участок неба на юго-востоке и  огромная серебряная птица, парящая под холмами. Вечером она медленно, как-то царственно садилась за эти холмы. А рано утром, как серебро, парила в воздухе. Казалось, она купалась в розовых, невесомых облаках. Тузик, конечно, не мог знать о том, что это всего лишь аэростат, наполненный легким газом. Удерживал его крепкий трос, который наматывался на катушку. Поэтому аэростат мог подниматься или опускаться. Тузик с каким-то восторгом и удивлением наблюдал за парящей сказочной птицей, мимоходом вспомнил желтых цыплят во дворе, которые вечно что-то клевали. И подумал: «Каких же размеров цыплята у серебряной птицы? Для них большую миску надо!». Тузик задумался с чем же сравнить, но, так и не придумав ничего лучшего, решил, что если миска будет величиной с курятник, то поклевать им хватит.
          Мысли о курятнике опять напомнили об утреннем происшествии, и его вине перед дедушкой. Настроение сразу испортилось, но в этот момент что-то так грохнуло, – он от неожиданности вскочил на ноги. Гигантская молния разрезала небо пополам. А громадная черная туча, закрыв всю западную часть неба, стремительно приближалась к поселку. Синие молнии-жала стали вылетать из нее все чаще и чаще. И подул ветер, далеко не летний, и, казалось, наступил вечер, и хлынул дождь.
          Пес опять лег в траву, поближе к стене сарая. И начал смотреть на юго-восток, где в синем, еще безоблачном небе, удивительная птица, делая большие круги, под порывами ветра медленно опускалась. И тут из черной тучи-осы вылетело сине-желтое жало и вонзилось в хвост птицы. Собака взвизгнула. Ей казалось, что это жало попало в нее. «Это больно», - решила она. Почти в ту же секунду из места, куда попало жало, пошёл легкий белый дымок. Затем он заклубился, черным тяжело-масляным массивом, и сразу показались языки пламени. Даже находясь от них далеко, он чувствовал, какие они злые.
          Птица уже не садилась, а падала. Куски горящей серебряной кожи, обгоняя её, летели к земле. Тузик уже не слышал ни грохота грома, ни шума дождя. Он с ужасом смотрел, как его любимая птица мертвая падает с большой высоты. Первая слезинка выкатилась из глаза, запуталась в шерстинках на щеке и остановилась, как бы ища дорогу. Но тут ее подтолкнула вторая, и они вместе упали в траву. Тузик плакал. Раньше он никогда не плакал, даже когда его дедушка побил. Знал что это за провинность. Поэтому просто зализывал свои царапины и мечтал исправиться.
          Подраться с незнакомой собакой, забежавшей в его двор, он, конечно, мог. Но просто так кого-нибудь убить, как туча-оса убила птицу! Это ему было непонятно. И он решил, что больше никогда не будет воровать яйца. А когда кончится дождь, пойдет к тем холмам, найдет птенцов серебряной птицы, и если надо, защитит их. И тогда дедушка простит его. Будет, как и раньше, давать вкусную косточку, и, о чем-то задумываясь, ласково почесывать за ухом. Из шквального порывистого ливня дождь перешел в тихо шуршащий. Тузик притих от нахлынувших на него переживаний, и не заметил, как заснул под звук воды, монотонно стекающей с крыши сарая.