ЕВГЕНИЙ ЕВТУШЕНКО

Две пары лыж
                        прижались нежно к дому,
молчащему,
                        почти что неживому.
Но в этом доме
                        мы с тобой живые.
Не сплю.
            Ты спишь.
Единственные наши часовые -
две пары лыж.

Двум парам лыж немножечко обидно,
что не дали им в доме прикорнуть.
На каждой лыже белая ложбинка,
как Млечный Путь.

Опасность хрустко бродит по морозу.
Все хрупко -
от сосулек и до нас,
и лыжи словно чувствуют угрозу,
на звезды заострясь.

Ты помнишь -
                  полный солнцем снежный лес
и надпись лыжной палкой:
                                                "Г. Савельев".
Внутрь букв иголок нароняли ели,
а сам Савельев,
                        будто волки съели,
исчез.
И что-то страшно мне
                                    за жизнь Савельева,
за сына
            с родинкой на хрупком родничке.
И мы с тобой,
                        и лыжи,
                                    и вселенная -
на ниточке.

Я так боюсь
                  за тишину хрустальную,
за лунный свет
                        на скатах спящих крыш...
Надолго ли от нас лыжню оставили
две пары лыж?

Уют,
            здоровье -
                        жалкие зацепочки
за жизнь так называемую...
                                                Лишь
нажмут на кнопку,
                              и от нас ни щепочки -
две пары лыж.

Под каждой крышей -
                                    тоже человечество.

Совсем не меньше ценен, чем Париж,
наш дом,
                  где у крыльца луной высвечиваются
две пары лыж.

И, вслушиваясь чутко в бесконечность,
где ты во сне губами шевелишь,
на остриях
                  поддерживают
                                          вечность
 две пары лыж.

1981