Виталий Свиридов

Широкая крона более чем сорокалетнего поэтического древа Михаила Панкратова многомерна, многоветвиста и многолиственна, с характерной конфигурацией безусловных признаков истинной поэзии.

Один из них – самый неоспоримый признак, –

если воспользоваться сентенцией Вадима Валерьяновича Кожинова, известнейшего советского

литературного критика-шестидесятника, – это «способность вызывать ощущение

самородности, нерукотворности, безначальности стиха…».

Справедливости ради заметим, что «профессиональный делатель поэтов» – (так о В.Кожинове отозвался литературный критик и поэт Кирилл Анкудинов из Адыгеи) – в своё время не обнаружил в поэтических строках неискушённого литературным опытом Михаила Панкратова признаков самородности, нерукотворности и безначальности…

Такое случается «иногда» и в истории литературы, и в истории изобразительного искусства, и в науке, и в технике, и… в быту; «несть пророка в отечестве своём». Не в оскорбление было сказано: – «Смешон суд человеческий»!..

Нет, не за мытарства души, и не во славу врождённого упорства или упрямства, а равно и

жадного усердия в суете преодоления препятствий заслужил поэт Михаил Панкратов

искреннее и глубокое почтение многочисленных ценителей поэзии.

Не за красочную словоохотливость и назойливое суемудрие удостоен он чести немалых писательских наград: золотой медали Есенина, литературной премии им. Чехова, памятной медали Грибоедова, и, наконец, главной духовной оценки своего творчества, столь престижной, сколь и редкой, – премии Всемирной Академии «XXI Век от Рождества Христова», – за православный поэтический цикл, наиболее ярко и масштабно воплощённый в отдельном авторском сборнике, изданном в 2002 г. с бронзово-звучным названием «Царь–Колокол».

Относительно недавно ушедший в мир иной друг и литературный сподвижник Михаила Панкратова, по-своему бескомпромиссный в суровости своей и мало щедрый на похвалу, — большой русский поэт Борис Щербатов, признался однажды:

«Поэма Михаила … «Царь–Колокол» – это, на мой взгляд, самое выдающееся произведение в русской поэзии последних десятилетий нашего тревожного времени».

В творческом активе материализованных панкратовских идей на сегодняшний день – четыре поэтических сборника, изданных в разные годы: «Царь-Колокол (2002 г.)», «Лебедь белая (2007 г.)», «Река времён (2010 г.)», «Правый берег (2011 г.)»…

Ряд стихотворных работ поэта нашли своё достойное место на страницах хрестоматии по русской литературе для чтения в средней школе – в лоне ярких имён классиков и современников, создателей и хранителей родного литературного языка.

Подобно реликтовой редкости, вроде озёрной линзы чистой живой воды, посреди едко-солёного безбрежного океана литературного постмодернизма (конца XX в.– нач. XXI в.) с его ярко выраженной эклектичной взвесью вульгарно-брутальной демократичности, благополучно существует вне ассимиляции с пошлым нигилизмом и циничными проповедями «не помнящих родства» — неискажённо чистое поэтическое Слово!.. Слово народное, исповедальное, в полноте своей чудом уцелевшее, могучее русское Слово, обогащённое в том числе и сердечными усилиями нашего современника, крепкого русского поэта из подмосковных Люберец, – Михаила Панкратова.

Говоря о «сердечных усилиях поэта», не могу удержаться от соблазна, чтобы не привести в качестве достойного ментального подкрепления ёмкую боговдохновенную мысль, обнародованную некогда незабвенным богословским писателем, мучеником – протоиереем Русской православной церкви Александром Владимировичем Менем:

«…Это трудно, это даже мучительно – взять и выставить своё сердце напоказ. Но это одновременно приглашение к дружбе, приглашение к Любви. И величайшая радость для художника – быть понятым. Значит, протянутая рука была встречена другой протянутой рукой и принята…

Творец должен творить!.. Пока мы дышим, мы должны творить, и это творчество может быть самым разнообразным, и, самое главное, творчество – это созидание своего духа. Это вечное творчество. То, что написано на холсте, на бумаге, – это только знак того, что произошло у вас в сердце».

Да, – именно Акт «Созидания своего духа» в Сердце, – возможно, это и есть высшая сакральная Тайна, настоянная не на «средстве Макропулоса», а на соках, не загнивающих в Вечности корней от Божественной мудрости. Тайна, отравляющая безмятежный покой (in Different Languages) ленивого людского ума неразрешимыми вопросами о причинах бытия сущего?!…

Однако, как горько иронизирует Михаил Панкратов, в одном из своих обращений к женщине:

Трудней всего даётся

пониманье

Занятий, не дающих ни гроша…

И всё-таки, «Творить – значит, умерщвлять смерть» – пытается внушить своим многочисленным читателям – уже более 70 лет литературный гений Франции, высокий идеалист и мечтатель Ромен Роллан в десятитомном романе «Жан-Кристоф»…

Другой литературный гений из Австрии, той же, обвенчанной со смертью, эпохи, – Стефан Цвейг, – подхватывает эту не вполне христианизированную мысль и высоким голосом своим выталкивает её на орбиту октавой выше: «Творчество – провозглашает он,– смысл жизни и тайна жизни, зерно из зёрен»...

В хоре высоких литературных авторитетов самооценка поэтического творчества Панкратова не является абсолютно выверенной и безупречной, но она не является и плоским выражением незрелой самоидентификации автора, настоянной на дурмане самообольщения, коим бывает пропитана автобиография иного стихотворца…

Поэт обнаруживает суть собственного предназначения (не в игре, не в баловстве, не в эффектно-цирковой формальной эквилибристике слов), но…в поисках пути к самому себе «изначальному»!

Возвращаюсь к истокам, к началу вещей,

Прохожу эту азбуку света:

Без нелёгкой судьбы и бессонных ночей

Не

бывает в России поэта! («С привкусом

полыни… »)

Исповедально-автобиографическая, с неподдельной толикой эпической грусти искренность, оценивающая себя изнутри, и в контексте всеобщего – симпатически подкупает!

Для светлой души Михаила Панкратова, иной раз на досуге подверженного исконно-природному свойству русского человека – «всласть поразмышлять», – (скажем: поразмышлять о волновой природе поэтического феномена…, или об особенностях мироощущения в лирике Фёдора Тютчева в сравнении с лирикой Афанасия Фета…), – истинная Поэзия, всегда выше самой личности избалованного славой любимца Муз. Поэзия для Панкратова – Нечто с высоты «звёздной реки», лишь тенью своею великодушно нисходящее на людское поприще земного и временного!..

В чутком предвкушении очередного благоволения «свыше» душа поэта переживает предстартовую лихорадку, как сладостное мучение «огненной одержимостью» …подобно той, что наполняла «Болдинскую осень» гениального Пророка Русской цивилизации.

Несмотря на своё, в некотором роде профессиональное крещение двумя стихиями – «Водной» (четыре года службы гидроакустиком в подводном флоте на Тихом океане), и «Воздушной» (пять лет учёбы в московском авиационном институте – МАИ) – всё же самая свободная и желанная панкратовская стихия – «Поэзия», и «эта пятая стихия – как её остроумно обозначил вечной памяти поэт Игорь Царёв, для Михаила Панкратова – просторней остальных стихий».

   Но

бывает, что звоны стоят, не дыша,

Нет стола

– только место пилоту.

Значит, в

звёздной реке отстоялась душа

И меня

приглашает к полёту!

С высоты

мне видней, я с подобным в ладу –

Лебединая

песнь не пропета.

Я такие

ветра у судьбы украду,

Где

поэзия – больше поэта! («С привкусом

полыни»)

«Где поэзия больше поэта!» – пронзительной строкой цитированного мною восьмистишия Панкратов интуитивно обнажает ещё один из отличительных признаков поэтической состоятельности…

Просматривая и переосмысливая материал будущего авторского сборника (пятого по счёту в череде опубликованной творческой наработки Михаила Панкратова), я поймал себя на ощущении приятного волнения, порождённого, видимо, благодатностью плодоносного тепла зарождающейся книги, – тепла, излучаемого сердечными откровениями зрелого мастера.

Из этого ощущения возникла длинная цепочка ассоциаций, отдалённых реминисценций, логических параллелей и воспоминаний…на базе личного и привнесенного из общемировой культуры опыта, всего того духовного наследия, на чём неизбежно возвышается писательская гегемония всякого уважающего себя литератора…

Творческая зрелость не возникает механически из «энного» количества рутинной работы, порождённой субпринципом «…от Себя, и чем больше – тем лучше!..». Работа зрелого мастера, – это многотрудный длительный путь согласования внутренней гармонии индивидуальной души с Гармонией Всеобщего порядка – в тех или иных слоях мировой культуры.

Не улетучивается из памяти доведенная до блестящего афоризма мысль «одного из лучших поэтов ХХ в.» – ( по справедливой оценке поэта Сергея Ныркова) – Бориса Авсарагова: «Тренировка души гармонией – только средство и путь, а цель – обретение веры».

И действительно, в известном смысле жизнь творца, художника – есть строительство внутреннего Храма (сокрытого от дотошных инакосуждений ), фундамент коего закладывается в пору молодого избытка несублимированной энергии и дарованных природой сил, когда творческая активность брызжет через край, а личностный авантюризм готов к любым испытаниям.

По возрастному истечению творческих потенций, когда желанная цель удовлетворена, (или, напротив,– не достигнута) – содержание активно действующих приоритетов освящается иным смыслом и качеством – по Вере!..

На исходе восьмого десятка лет нерукотворный Храм души Михаила Панкратова наполнен Светом внутренней молитвы и Музыкой, – музыкой преображённой поэтической лиры – чистой, тихой, возвышенно-красивой осенней лирики:

Призадумалась

поздняя осень,

К ручейку

подошла отдохнуть.

Намочила

короны у сосен,

А воды-то

пичуге по грудь!

Облаков

напряжённые спины,

Ветхий

домик от прежних жильцов,

Красный

локон поспевшей рябины

И – лицо.

Но какое лицо!

Не узнав

своего отраженья,

Оглянулась

– вокруг ни души.

А ведь

знала его от рожденья.

Всё

путём! Примирись и дыши.

Никуда от

признанья не деться.

Ветер,

шорохи, листьев полёт…

Просто

кончилась сцена из детства,

А

спектакль всё идет и идёт… («С

привкусом полыни»)

  Я не случайно обратился (да простится мне!..) к шестнадцатистрочному примеру развёрнутой метафоры, в контексте нынешнего осеннего настроения автора. Аристотелевское понимание искусства, как «подражание жизни», – для Панкратова безоговорочно высший творческий постулат.

В отечественной традиции, начиная с XIX в. (по высокому счёту) пейзажная поэтическая живопись чаще всего не сводилась к формально-персонифицированному отображению природы, но почти всегда представлялась ненавязчивым камертоном музыки душевных переживаний автора, фоном этих переживаний, театрализованной декорацией в эстетике состояния творческого Эго.

Духовная зрелость автора императивна – она уже сама определяет необходимые соотношения формального и содержательного для пущей выразительности и реализации главного – эволюции Духа!

Панкратовские поэтические символы ярко выразительны, образы идейно выношены, целостно

воплощены и деликатно взвешены, составляя при всём этом мускулисто развитое

тело очень близкого к классике литературного творения.

Примеров тому можем найти множество в любом из регистров широкого творческого диапазона

поэта… В осеннем цикле это и: «Заброшенная старая усадьба…», и «Да проглядел

поворот…», и «Встречайте осень…», «Ноябрь, бабье лето…», «Человек, осенние

размышления», «Осенний этюд », и «Земля – как мост между мирами», «Легкокрылая

бабочка-осень», «Сестра», «Сумерки»,

«Август», и щедрое множество других

стихо-Творений…

Нынешняя

душевная откровенность Михаила Панкратова не зациклена на земном, преходящем, – она всегда «выше линии горизонта», она всегда — предвосхищение «пространства и взлёта»…

И в путь далёкий,

неизвестный

Зовут небесные крыла.

И даль задумалась над

бездной,

И на мгновенье замерла…

Творческая площадка поэта — не только письменный стол или акустически организованное пространство для теле- и радиовещания; на стихи Панкратова написана музыка и прекрасно исполнены песни…

Не могу забыть того душевного потрясения, что я пережил однажды, при прослушивании музыкального шедевра на стихотворение из православной тематики Михаила Панкратова – «Тайная вечеря»!

Исполнителем песни оказался (к моему наивному удивлению) молодой талантливый композитор и вокалист – пятнадцатилетний ученик классической гимназии «Воскресение» из Самары – Валерий Макаров. Он же, совместно со своим учителем музыки, написал и сопровождение к песне для голоса, виолончели и фортепиано. Воистину, благодаря лишь Божественному Провидению и бескорыстному творческому труду людей возможно подобное Чудо совмещения различных талантов и возрастов!.. Это большая творческая радость, и несказанное счастье для художника.

Похоже, визитная карточка поэта – искренность и убеждённость, да освидетельствованные неподдельным сердечным ритмом строки:

Я не ищу, где мог бы сохраниться.

И пусть мой путь наивен

и убог,

Я остаюсь заряженной

частицей,

Лечу на Свет, где

Истина и Бог!

Виталий Свиридов,

член Межрегионального союза писателей,

лауреат литературной премии им. Б.Л. Горбатова

лауреат литературной премии им. Вл.Даля