Светлана СКОРИК


Владимир Спектор. «Не хочется спешить...» – Луганск: АргоЛит, 2021 – М: «Перо», 2021 – 688 с.
 
Новый сборник поэта и публициста Владимира Спектора «Не хочется спешить» – это не просто большая подборка последних стихотворений автора. Это объемная книга. Открывают такие чаще с целью полистать и выловить что-нибудь по душе... но с этой – так не получится. Она цепляет. И вот ты читаешь, ловишься во все её ловушки, вот уже и проза началась, а отложить в сторону не хочешь. Не хочется спешить. Хочется без спешки, внимательно читать и ощущать жизнь во всех ее проявлениях. Яркую. Радостную. Страшную. Поющую.
В книге найдется много чего на любой возраст и на любую жизненную ситуацию, и ограничение лишь одно – она не подойдет безразличным людям. Тем, кому ни до своей страны, ни до поэзии, ни до чувств других людей вообще дела нет, кого беспокоят лишь его личные интересы. Этот сборник – душевная перекличка, соучастие, сопереживание, сравнение мыслей, поступков, жизненных путей, твоих и автора.
А самое важное в том, что здесь вы ощутите дыхание настоящей Поэзии, с большой буквы, – несмотря на то, что нам твердят об ее якобы вырождении. Мол, перевелись настоящие поэты, современники талантом не блещут. Я не знаю, каких современников имеют в виду те, кто это заявляют, и как они определяют наличие таланта и его величину. Зато лично знаю больших и ярких поэтов-современников, у которых есть все: и талант, и требовательность к себе, и трудная судьба, всегда придающая весомость слову и неожиданный поворот мыслям. Потому и советую обратить внимание на Владимира Спектора и его «Не хочется спешить» (фактически «избранное», поскольку там собрано лучшее из его творчества).
В книге явно ощущается, что эта поэзия выросла не на пустом месте, она прочно стоит на плечах не только классиков русской литературы, но и на русском фольклоре. И, однако же, она обжигает таким горячим дыханием современности, мало того – ее болевых, пылающих точек, будто она рождалась под обстрелом. Да так оно и есть, книга действительно рождалась под впечатлением войны, блокадного Луганска, смертей и ощущения катастрофы: «Я, к сожаленью, видел это, плевок ракетный, роковой», «Город захвачен в плен временем сорванных крыш», «Снаряды взрываются рядом, и все мы идем по краю». Автору судилось на себе изведать начало все длящегося Апокалипсиса, а теперь и ему, вынужденному с болью оставить родной Луганск, и нам, проживающим по ту или другую сторону «военного конфликта» (мягко сказано!), уже нет никаких сил годами находиться в атмосфере вражды, разъединения и глухой черной злобы: «И ненависть, оскалив черный рот, взрывает, убивает и калечит», «Врагами вдруг стали друзья, и жизнь – сучковатой на ощупь». Я уж не говорю о лжи («в потоке новостей, где только взгляд от правды до обмана»), и о диванных баталиях в социальных сетях («Там правда с враньем – наугад, вперемешку... витают в просторах Фейсбука»). Всеобщая непримиримость настолько совпадает с атмосферой гражданской войны, бушевавшей в наших же краях сто лет назад, что уже и не верится, что все может кончиться, ведь озлобленность живуча...
 
А мира не было и нет. Похоже, здесь ему не рады.
И эхо новой канонады летит, как бабочка на свет.
 
Мы до сих пор не получили прививку от ненависти (вернее, у нас на нее не выработались антитела). И не научились мы решать вопросы жизни и смерти путем мира, а не войны. Не зря автор пишет о несвободе:
 
Всему свой срок. И правде, и вранью,
и нам с тобой, живущим не в раю,
а здесь, среди дыханья несвободы.
 
Совершенно оправданно в сборнике Владимира Спектора появляются мотивы-отзвуки Великой Отечественной войны: там геройски воевали его отец и два погибших дяди, там в расстрельных ямах под дулами автоматов и в печах лагерей смерти погибло много его мирной родни.
 
    «Ну, что с того, что не был там, где часть моей родни осталась. Я вовсе «не давлю на жалость»… Что жалость – звёздам и крестам на тех могилах, где война в обнимку с бывшими живыми, где время растворяет имя, хоть, кажется, еще видна тень правды, что пока жива (А кто-то думал, что убита), но память крови и гранита всегда надежней, чем слова. Ну, что с того, что не был там, во мне их боль, надежды, даты… Назло врагам там – сорок пятый! Забрать хотите? Не отдам».
Как быть автору, всем наследникам Победы, и мне, если и у меня память растет не на пустом месте, и семья моего дедушки, выселенная из своего дома, где поселился немецкий офицер, все время оккупации провела в хлеву, дрожа от страха, но вместе со своими тремя детьми скрывая еврейскую семью? Как быть, если моей маленькой хрупкой маме наравне со взрослыми приходилось, надрываясь, грузить в вагоны тяжелые мешки (все, что фашисты изволили посылать с ограбленной Украины в голодную Германию), чтобы заработать один паек на две семьи? Как быть, если моя тетя была послана после окончания педтехникума в Западную Украину, где все еще сражались «лесные братья», в том числе, и с мирными людьми – в частности, вырезали советских учителей? Как быть, если мобилизованный после освобождения города брат моей мамы, старший из трех детей, погиб в первом же бою? Погиб за советскую Украину, а не ушел в лес, хотя его дядя, дедушкин брат, был безвинно репрессирован. Ужас, который тетя пережила за годы работы в Западной Украине, ужас, который вынесла при немцах вся моя семья, горе от потери сына, наверное, настолько вошел в их плоть и кровь, что во мне так же, как и в авторе сборника, превратился в кипящий раствор невозможности молчать. И нас, потомков воевавших в Красной Армии или натерпевшихся при оккупации, переубедить в том, что война имела совсем другое лицо, невозможно. А вот наших детей и внуков – не знаю... «Но, кажется, память – опять дефицит», «И человек под ветром несвободы податлив, как танцующая глина».
 
«Условно делимы на «право» и «лево». Как славно незримы «король, королева, Сапожник, портной»… Это со мною и с целой страной, где всех поделили почти безусловно на «любишь – не любишь», на «ровно – не ровно», а будто вчера – жизни беспечной была, как сестра, страна, где так быстро привыкли к плохому, где «эныки-беныки» вышли из дому, а следом свинец. Хочешь – не хочешь, но сказке – конец».

Жизнь – не сказка. И сегодня это понимают даже дети, потому что у них рассказы дедушек и бабушек подтверждаются обыденной практикой артобстрелов: «Все то же – теперь уже с нами, сквозь память растоптанных лет»…
Сознание войны въедается в головы так, что насквозь им пропитаны даже темы любви, дружбы и природы.
С сожалением и печалью сказано, что в некоторых случаях и дружба не выдерживает испытания временем и обстоятельствами. Предают, словно песню поют. Предают и чужих, и своих, забывая, что Там и Тут разделяет один лишь миг. Но, видимо, эта дружба была мнимой, не настоящей. Ибо настоящая Дружба, как Любовь, не способна на подлость. А вот на самопожертвование ради друга или любимого человека – всегда. О любви, в той или иной мере, идет речь в каждом разделе книги. Это естественно. И поэтому тоже – не хочется спешить…

«Обжигающий вкус не у чая, а у жизни, у встреч и разлук. Сердце жарче стучится, встречая, превращая во взрыв каждый стук. Кипяток всех житейских страданий обжигает сердца вновь и вновь. И спасительной ложкой в стакане защищает аорту любовь».

А вот и природа-погода, которые тоже отражают время и пространство, а вместе с ними – счастье и судьбу с косым дождем, перечеркивающим прошлые надежды.
 
«На рубеже весны и лета, когда прозрачны вечера, когда каштаны – как ракеты, а жизнь внезапна, как игра, случайный дождь сквозь птичий гомон стреляет каплею в висок… И счастье глохнет, как Бетховен, и жизнь, как дождь, – наискосок».
 
Оказывается, и простая мирная природа тоже может принять на себя отблески споров: «У деревьев нет ни паспортов, ни виз: кроной – вверх, корнями – вниз, нет границ в земле и в небесах», «У каштанов, у акаций, тополей всюду родственные связи на земле…
…Стоят два тополя, как гренадеры, и рядом – легколистая акация. До них не долетают разговоры: «Кто ты такой? Какой ты нации?»
 
Хорошо деревьям. Растут без паспортов там, где смогли укорениться, где больше подошла им почва. Одни и те же клёены и на Украине, и в России, и в Германии, и даже в далекой Канаде. И никто их не лишает прав, не обвиняет: «Ты – канадский клён, вот и ступай в свою Канаду!» Люди – существа более подвижные, но, кроме духовной и культурной почвы, им слишком многое ещё надо, чтобы укорениться на новом месте... Владимиру Спектору не привелось до конца остаться под дулом орудий: «Сколько боли, сколько крови... – Это мрамор изголовья, это свежая могила, но пока не для меня». Но зато привелось хлебнуть острого одиночества Западной Европы и пронзительной ностальгии: «Птицы тоже поют на чужом языке, все чужие не станут родными», «В небе – чужая звезда, а в сердце – знакомая боль», «Здесь легче подарить, чем получать подарки, поскольку жизнь, похожая на супермаркет, скорей расчётлива, чем жертвенно добра», «Савва Игнатьевич, фюнф минут. Мы идем из войны в войну... Горько там, и не сладко нам тут – на пути из страны в страну».
И родной город возникает в памяти постоянно, и память эта настояна на любви и трогательных картинах детства, юности, всей жизни, которая проходит на «вишневом сквозняке удач и неудач».
 
Как мне обнять то, что с детства любимо – улицу Даля, Советскую, мимо завода ползущий трамвай, мимо родного Луганска... Вставай! На остановке – знакомые лица. Время Луганска упрямое –длится…
Этот город, как «пятерка» в дневнике, что остался только в памяти моей. Он, как звездочка в далеком далеке, и, чем дальше, тем становится видней свет сиреневый, задумчивый слегка, тень трубы в индустриальных небесах… Это память, что близка и далека, словно время на потерянных часах.
А вы из Луганска? Я тоже, я тоже... И память по сердцу – морозом по коже.
Ну да, заводская труба не дымится. Морщины на лицах. Границы, границы...
 
Как сейчас, спустя много лет, воспринимает автор ту нашу, советскую жизнь? Естественно, она не кажется розовой – как не казалась, между прочим, идеальной и тогда! Тем более – теперь, после разоблачений (и преувеличений в угаре потрясания основ).
Но Владимир Спектор прекрасно понимает, что во все времена есть несправедливость, и в любом времени можно найти что-то хорошее («Хоть были пятна, но было солнце»), и чем больше мы возьмем в будущее самое хорошее из прошлого, чем больше плохого оставим на свалке истории, тем лучше. Это – мудрый, дальновидный подход, подход гражданина и порядочного человека, человека чести, умеющего быть благодарным за то, что эпоха ему дала. Очень мало, кто в наше время остался благодарным, чрезвычайно мало, можно сказать, исключения из основной массы, а ведь и в этом состоит порядочность и чувство чести... Неблагодарность всегда считалась признаком дикости и хамства, а стала – эталоном поведения.
 
…Буратино с Незнайкой и с Кариком Валя –
Время добрым казалось, бессмертным слегка.
 
Никак не сварят манну по потребности,
И шалаши с комфортом всем не розданы...
Но что-то есть еще, помимо бедности,
В чем чувство рая близко чувству Родины
 
Нужно ли было вместе с уничтожением системы престарелых вождей разваливать заодно и страну? Так ли уж плохи были идеи, ради которых сражались и гибли в гражданскую? Равноправие, братство народов, единство всех социальных слоев, бесплатное образование и медицина, гарантированность получения работы, уверенность в завтрашнем дне, действительно самая читающая страна в мире, первенство в освоении космоса...
«Кузнечно-прессового цеха тревожащие ахи-охи – в звучащей памяти, как эхо полуразрушенной эпохи. Казалось время неизменным. Куда ни глянь, – везде начало. Дыханье пресса в третью смену баюкало и означало, Что после гимна и курантов ночные страхи не тревожат жильцов, поэтов, музыкантов. А гул окрестный – он надежен…»
С каким наслаждением окунаешься после удивительной поэзии в не менее интересную прозу Владимира Спектора, в авторские воспоминания, с которыми сравниваешь свои, в его ситуации выбора пути и жизненных уроков, в его философию, которая прочно связана с гражданской позицией.
 
«И музыка играла, и сердце трепетало… Но выход был все там же, не далее, чем вход. Не далее, не ближе. Кто был никем – обижен. Я помню, как все было. А не наоборот. Я помню, помню, помню и ягоды, и корни, И даты, как солдаты, стоят в одном ряду. А врущим я не верю, Находки и потери приходят и уходят. И врущие уйдут».
А еще просто наслаждаешься поэзией, чистыми, прозрачными, горячими стихами. В которых нет безразличия. Которые улыбаются и грустят, задумываются и задают вопросы, ловят внезапное озарение, надеются или просто рыдают в отчаянии. Поэзия честная, мужественная. Лирическая, трепетная, тонкая, – но болевая и строгая. Читать ее, такую живую, эмоциональную, задушевную – огромная радость. А мне и вдвойне, потому что я в равной степени ценю и то, ЧТО говорится, и то, КАК это сказано.
А сказано – мастерски. Именно поэтому просто не могу остановить свои впечатления по поводу сборника, не сказав хоть несколько слов о том, насколько сильно, профессионально, на высочайшем современном уровне пишет Владимир Спектор. – Это я по поводу того, что в наше время якобы нет выдающихся, глубоких поэтов. Вот всего лишь одно стихотворение, но вы только посмотрите, сколько здесь использовано поэтических возможностей, заложенных в слове, сколько блеска во владении всеми поэтическими средствами!
 
Претенденты на победу в марафоне!
Марафонский бег в отцепленном вагоне
Предвещает не победу, а участье
В том процессе, что зовут «борьба за счастье».
 
Претенденты на победу в марафоне!
Марафонский бег в оцепленном вагоне.
Предвещает он победы вам едва ли.
Не для вас куют победные медали.
 
Претенденты на медали в оцепленье
Цепь за цепью переходят в наступленье.
Претенденты на победу в марафоне –
Это вам трубит труба в Иерихоне.
 
Не до жиру, не до бега, не до смеха...
Претенденты...
                  Претенде...
                            И только эхо...
 
Расширенная анафора (единоначатие) «Претенденты на победу в марафоне! Марафонский бег в отцепленном / оцепленном вагоне предвещает не победу, а участье (предвещает он победы вам едва ли)» переходит в одиночную анафору: «Претенденты на медали в оцепленье». Затем снова повторяется в полном виде первая строка, и в самом конце одиночная анафора рассыпается, как выстрел и звуки эха, в виде сокращения: «Претенденты... Претенде...»
Кроме того, внутри расширенной анафоры находится анадиплосис (подхват), как и единоначатие, являющийся старинным любимым приёмом русского фольклора:
«Не для вас куют победные медали» плавно перетекает в следующую строку, которая начинается с тех слов, которыми закончилась строка предыдущая: «Претенденты на медали в оцепленье цепь за цепью переходят в наступленье». Мало того, в этой же анафоре встречаются и звуковые повторы: «Марафонский бег в отцепленном вагоне» в первом случае и «Марафонский бег в оцепленном вагоне» во втором. «Оцепленном» почти буквально совпадает с «отцепленном». А «в оцепленье цепь за цепью» все слова однокоренные. Это лязгает, звенит металл войны и трубят трубы ненависти. Сказка, а не анафора! Пальчики оближешь. Вы наверняка обратили внимание, как благодаря этим выразительным средствам нагнетается атмосфера напряжённого ожидания, как накаляется обстановка. Этому же способствует и асиндетон (бессоюзие): «Не до жиру, не до бега, не до смеха...». Данное стихотворение – прекрасный пример градации, а точнее – такой его стороны, как климакс (последовательное усиление силы и выразительности оборотов).
Сначала идет просто трезвая оценка обстановки: «Предвещает не победу, а участье», затем следует строгое предупреждение: «Не для вас куют победные медали», и наконец, картинно изображается логический вывод: «Это вам трубит труба в Иерихоне». Последняя процитированная строка – явный пример аллюзии, т.е. обращение к цитате из известного текста (в данном случае, к Библии). Как вы помните, от одновременно раздавшегося рева сотен труб рухнули стены осажденного Иерихона. Не случайно произведение оканчивается буквально эхом: «Претенде... И только эхо...» Стены – вот-вот рухнут.
Уже даже по одному этому стихотворению видно, насколько органично вошёл сам дух песен и былин в творчество поэта. Ведь именно на анафорах он во многом и строится. У Владимира Спектора встречаются не просто повторы, а буквально народное песенное звучание строк, что относится не только к анафорам («Собирали подберёзовики. Собирали подосиновики»), но, например, к различным чередованиям бессоюзия («Зачем, куда, в какую путь-дорогу») и многосоюзия («Да белый свет. Да синий цвет. Да желтый лист, летящий мимо»).
А еще к внутренним рифмам («Пахнет армией зима. Сапогами из сушилки, пирогами из посылки»), эпитетам («река, что несёт тридесятые воды»), хиазму, с перекрестным расположением параллельных членов в смежных предложениях («Налево – друг смеялся, направо – плакал друг»).
И особенно видна эта полнозвучная песенность на примерах симплоки – это когда у смежных строк разные начало и конец при одинаковой середине: «Снегу не хватает белизны, миру не хватает тишины», «Гордая женщина разлюбила, глупая женщина обняла», «В темной душе моей страсти кипели. В светлой душе моей радость цвела». Строки звучат, как речка течет, как песня льется...
Весь сборник полон редких, ценных поэтических приемов, причем автор демонстрирует в нем как блестящую технику письма, так и удивительную глубину мысли. Пример последнему – строки-афоризмы, готовые «крылатые фразы», которые так и просятся в жизнь, в гущу народного языка: «Учусь ничего не ждать, тем более – не просить», «Всех ненавидящих – прощаю. Смотрю в упор – не замечаю», «Взгляд с колен никогда не бывает высок», «Лучшие слова – одни на всех», «И пыль архипелага не стерта с наших лиц», «О чем там говорить, о чем молчать, когда уже ломают дверь в передней», «Жизнь проходит. Но ведь не прошла...», «Все законы – на личных контактах. Все глубины – не глубже кармана», «Неверия пожухлая трава опасней, чем клинок дамасской стали», «Писал ведь «Жизнь – уже награда!» не кто-нибудь, а доктор Чехов», «Мысли ложатся спать и превращаются в сны», «В душе покой? Скорее, равнодушие», «В этом городе нищим – не подают. Им по праздникам дарят веселый салют», «Ничто не забыто, никто не забыт, – особенно к праздничным датам» (чувствуете иронию в двух последних?), «Окно планшета – это жизнь взаймы» (а здесь уже камушек в окошко повальной зависимости от смартфонов, планшетов и прочей чудо-мини-техники), «Успех, богатство, барыши – все отнимает часть души», «Все будет хорошо? Прогнозы / бывают лживыми, как слёзы», «Не все учебникам покорно, и истина бывает спорна». А насколько колоритны афористичные катрены!
 
У зависти и корень, и язык
Длинней, чем у степного сорняка.
Привык к успеху ты иль не привык –
Но с завистью знаком наверняка…
 
…Справедливость торжествует лишь в кино,
Да и то – в далеком от реальности.
В жизни всякое случиться может, но...
Доброта и честность – это крайности…
 
…Над кабинетами, над приемными,
И над мыслями потаенными
Дух начальства – пузатый, грозный
И просителей – слезно-постный…
 
Эти афоризмы – кладезь народной философии, наблюдательности и остроты ума, умение выхватить самое важное из жизни, что касается её моральной стороны, и сформулировать это кратко и весело.
Уверена: и ваше чтение прекрасной книги Владимира Спектора «Не хочется спешить» окажется таким же увлекательным и радостным, как у меня. И вы будете открывать в ней понравившиеся замечательные места, непроизвольно запоминать целые строчки наизусть и навсегда примете в сердце этого луганского автора. Давно убедилась: настоящие поэты живут не только в столицах!
 
Светлана СКОРИК, писатель