ЮРИЙ ПОЛЯКОВ


Юрий Михайлович Поляков — прозаик, публицист, драматург, поэт — родился в 1954 году в Москве. Окончил МОПИ им. Крупской. После службы в армии работал  учителем русского языка и литературы.
В 1980 году вышел его первый сборник стихотворений "Время прибытия", а в 1981 году — книга "Разговор с другом". Широкую популярность писателю принесли повести "Сто дней до приказа" и "ЧП районного масштаба".
Ю.М. Поляков  член Русского Пенклуба. Лауреат многих литературных премий, в том числе и зарубежных. В 2005 году за сборник прозы "Небо падших" писателю присуждена Государственная премия в области литературы.


Год театра позади, и я вот иногда думаю: каким останется он в истории нашей культуры? Чем запомнится? Открытием в Ярославле? Я там присутствовал: странное, если не сказать, жалкое зрелище. Закрытием? Оно оказалось еще хуже... По-моему, даже отцам державы было неловко. Путин с каким-то недобрым интересом посматривал то на министра, то на советника. Те вжимали головы в плечи.
Зато на лекциях студентам будут приводить в качестве примерной нелепости тот факт, что в оргкомитет Года театра не включили ни одного драматурга. Когда я на заседании совета по культуре Госдумы обратил на этот факт внимание председателя СТД Александра Калягина, он даже смутился. Помните, у Флобера в "Лексиконе прописных истин" есть такой пассаж: "Архитекторы. Обычно — дураки. Постоянно забывают, что в доме должна быть лестница". Но в СТД сидят очень неглупые, судя по их материальному благополучию, люди. Наверное, они просто запамятовали. Бывает. А Кремль и Минкультуры не напомнили. Тоже, видно, забыли. В Год музыки, наверное, про композиторов забудут. Это те, кто музыку пишет. А вы, наверное, думали, что ее сочиняют финансовые директора оркестров? Оказывается, нет. Право слово, забывчивость ветвистой нашей власти начинает напоминать начальную стадию деменции.
Но главное, чем впечатается, по-
моему, в анналы отечественной культуры минувший тематический год, так это окончательным разгромом русского традиционного театра, который всегда воспитывал, просвещал, взывал к совести зрителя, к его чувству справедливости, учил добру. Кроме того, наш театр всегда был для мыслящего слоя общества своего рода индикатором идентичности. Если ты, сидя в зале, не обливаешься слезами над бедами униженных и оскорбленных, не наливаешься праведным гневом, видя на сцене "над правдою глумящуюся ложь", ты не русский человек. Не по крови, понятно, а по культурному коду. И вот этот театр почти уничтожен. Зачем?
Попробуем разобраться. Видимо, он стал слишком опасен, неудобен для той стабильности, которая предполагает сохранение всех наших социальных перекосов и пропастей. Помните, Остап Бендер собирал деньги на ремонт Провала, чтобы не слишком проваливался? Вот-вот! Боюсь, большинство президентских грантов сегодня уходят именно на "ремонт Провала". Призывы не раскачивать лодку и не гнать волну слышны теперь отовсюду, хотя куда плывет лодка, а также из какой текучей субстанции состоит волна, почему-то никто не уточняет.
Выходит, в нынешней ситуации куда спокойнее, если театр, литература, кино не взывают к чувству справедливости, а эксплуатируют любопытство человека, по преимуществу не очень-то здоровое. Если зритель воспалился, видя, как актриса на сцене демонстрирует групповой орал, власти плевать. Разве что православные активисты возмутятся. А вот от воспаленной гражданской совести бывают волнения и беспорядки. Я против беспорядков, но с ними надо бороться не с помощью блокады совести и постмодернистских штучек, а как-то иначе. Как именно? Не знаю. Но только не по рецептам Суркова, который ушел, чтобы остаться.
Собственно, к этому — к посрамлению совестливой Мельпомены — все шло уже давно. Драматический театр имени Станиславского после отставки Александра Голибина превратился в "электротеатр". Театр имени Гоголя после удаления тихого традиционалиста Сергея Яшина преобразился в буйный "Гоголь-центр" под водительством Кирилла Серебренникова. Но именно в Год театра пошла настоящая "движуха". Судите сами: на Малую Бронную напустили Богомолова. Нет, сначала он стал доверенным лицом мэра Собянина, который, думаю, просто не был ни на одном его спектакле. Не до театров нашим начальникам: вся Россия их театр. Скорее всего, приход Богомолова на Бронную — это сигнал столичного мэра "либеральной фронде": ваши чаяния мне не безразличны. Голосуйте! Дальновидно. Разумно. Но что теперь будет с Бронной? В "Современник" поставлен Виктор Рыжаков. А пришел он из Центра Мейерхольда, и, значит, в театре, который в годы "оттепели" создавался как очаг новой гражданственности, новой искренности, обновленного реализма, воздвигнут теперь трапеции с голыми боярами. Подозреваю, рухнут, как предсказывал Булгаков, но ведь вместе с театром. Однако все это операция местного значения.
Главное событие Года театра — это, без сомнений, жестокое свержение Татьяны Дорониной, фигуры грандиозной и знаковой для отечественной сцены. Она ведь не только достояние нации, всенародно любимая актриса, "старшая сестра", "Дульсинея Тобосская", Нюра из "Трех тополей на Плющихе". Татьяна Васильевна, 30 лет возглавляя МХАТ имени Горького, отбивала всеми способами, используя свой заслуженный авторитет и даже свое "ленинградство", все атаки на этот, не побоюсь фортификационного сравнения, бастион русской традиции, выработанной дореволюционным и советским театром. В годы мелкого беснования и местечкового "холуина" (так надо бы назвать профессиональный праздник нашей творческой интеллигенции) она защищала все то лучшее, что было получено от отцов-основателей МХОТа (Московского художественного общедоступного театра) и развито уже во МХАТе имени Горького. Если даже "ленинградство" ей не помогло, значит, дело серьезное. Большая политика!
Напомню, творческое подвижничество Дорониной протекало в обстановке почти тотального и, похоже, санкционированного сверху бойкота. Нет, я не преувеличиваю, а знаю, что говорю. Ни читатели театральных рубрик, ни телезрители даже не подозревали о блестящих премьерах и переаншлагах в огромном зале на Тверском бульваре, построенном в расчете на проведение людных партийных конференций. Отсюда, наверное, и фасад, похожий на жизнеутверждающий крематорий, что вовсе не мешало творческому биению внутри здания. Зато любое мановение и чихновение ефремовского, а затем и табаковского МХТ имени Чехова прославлялось в прессе и эфире с каким-то захлебывающимся гиперболизмом. У нас уж если СМИ кого-то любят, то до неприличия. "Вам говорили, что вы гений?" — "Говорили, и не раз..." — "Можно еще раз сказать?" — "Только покороче!" А если уж "медийцы" не любят, то до ожесточения. "У Дорониной? Да у нее там и смотреть-то нечего!" — "А ты смотрел?" — "И не пойду никогда!"
Когда я вел на канале "Культура" передачу "Контекст", я и сам столкнулся с упорным нежеланием освещать в эфире факт существования доронинского театра. Приходилось пробивать, продавливать, обращаясь за помощью к руководителю канала Сергею Шумакову. Он грустно улыбался, вздыхал и помогал. Так добрый папа дает наказанному сыну конфетку, зная, что вернется злая мама и устроит истерику. Доронина же все тридцать лет проходила в падчерицах у власти, особенно — у четвертой. Когда я, возглавив "Литературную газету", стал регулярно публиковать рецензии на спектакли МХАТа имени Горького, печатать интервью с Дорониной, многие коллеги по клубу главных редакторов смотрели на меня как на отщепенца. Я поначалу никак не мог понять: чего они не могут простить Татьяне Васильевне? Потом понял: цельности и искреннего патриотизма. Вот бюджетный патриотизм — это пожалуйста, это сколько угодно.
Да и отрешили Доронину от должности как-то по-хамски, стращая то ли перерасходованными, то ли недорасходованными средствами, выделенными министерством. Жуткое, согласитесь, преступление на фоне идеальной финансовой дисциплины в отечественных театрах! Напомню, был случай, когда народную артистку Светлану Врагову изгнали из основанного ею же "Модерна" за то, что она посмела покритиковать прилюдно крупного московского чиновника Печатникова, который, имея, кажется, медицинское образование, рулил почему-то столичной культурой. Но за критику у нас не увольняют. У Враговой нашли какие-то хозяйственные огрехи и выставили на улицу. "Это всё?" — спросите вы. Нет, не всё. Обидчивого Печатникова давно сняли, и не за культуру, а бывшая художественная руководительница "Модерна", отданного на кормление продвинутому клипмейкеру и виноделу Юрию Грымову, через суд опровергла все наветы. И что, вернули ей театр? Нет. Извинились хотя бы? Нет. Зачем? Справедливость не в моде.
Но вернемся во МХАТ. Показательно, что Доронину, как и Врагову, заменили не кем-нибудь, а полным ее антиподом — Эдуардом Бояковым, куратором "Золотой маски" и топ-менеджером "Практики", мата-перемата со сцены я наслушался столько, сколько не слыхал в казарме за все время срочной службы. Допускаю, что Эдуард Бояков незадолго до назначения на самом деле переродился, как Будда, увидел свет, но под скороспелым своим православием и патриотизмом ходит пока еще неловко, как лошадь под новым седлом. И, думаю, сбросит при первом удобном случае. Когда я спросил одного очень большого начальника, зачем свергли Доронину, он, помявшись, ответил: "Новая команда сделает этот театр православно-патриотическим, они будут воспитывать молодежь!" И смутился.
Ему ли не знать, что именно за патриотизм Доронина была подвергнута бойкоту, что во МХАТе, ей-богу, даже репетиции порой начинали с молитвы. Теперь, полагаю, не начинают. Увы, сегодня патриотом и православным надо быть в фейсбуке, а не в жизни, на сцене, на службе в творчестве... Там ты можешь быть кем хочешь. Патриотизм и православие, к сожалению, становится чем-то вроде партбилета, без которого не занять хороший пост. А что такое партбилет без веры в коммунизм? Так, картонка... Марк Захаров в свое время продемонстрировал, как с картонкой поступают, когда она перестает приносить дивиденды. Сжег перед телекамерами. Не оттого ли, в частности, рухнул Советский Союз, что люди с красными картонками не вышли его защитить, хотя ранее дисциплинированно ходили на партийные собрания? Сейчас они дружно стоят со свечками в храмах и постятся. Аналогия понятна?
И еще одна удивительная подробность: сверстникам Дорониной, мастерам ее "весовой категории" — Табакову, Волчек, тому же Захарову — дали умереть своей смертью при исполнении и во славе, хотя и к ним вопросов было предостаточно, а по одному из этой троицы даже суровые уголовные дела брезжили. Но власть учла их заслуги перед Отечеством и горячую любовь народа, особенно к гению амбивалентности Олегу Павловичу, которому лично я благодарен: много лет назад он открыл свою "Табакерку" спектаклем "Кресло" — инсценировкой моей повести "ЧП районного масштаба". Правда, то, что мы тогда с ним критиковали в комсомоле, — двойная мораль, карьеризм, вороватая предприимчивость, — все это ныне стало движущей силой нашего общества, особенно верхнего класса. Зато курить в общественных местах теперь нельзя.
Но почему, почему же так жестоко обошлись с Дорониной, хотя заслугами перед Отечеством она не уступала своим славным сверстникам, а по части всенародной любви, почти мистической, даже превосходила? Чем она так не угодила кремлевским прагматикам, ибо без их одобрения у нас в Отечестве птицы не поют. А тем, отвечу, что в эпоху политического постмодерна, сознательного размывания границ между плохим и хорошим, она упорно пыталась сохранить свой театр как кафедру для нравственной проповеди. Ну не смешно ли взывать со сцены к совести у нас в стране, где министр с тремя гражданствами и пятью виллами в разных концах света считает картофелины в продовольственной корзине пенсионера?!
Можно ли было сохранить доронинский МХАТ хотя бы как заповедник театральной и нравственной нормы, как творческий коллектив, нацеленный не на новизну любой ценой, а на сбережение традиции? Наверное, можно... Малый-то театр пока не трогают. Пока... Но, думаю, уже имеются желающие прописать в Доме Островского транссексуалку Катерину, бросающуюся с кручи из-за того, что горожане не поняли ее трансгендерной трагедии. Хочется выйти на Красную площадь и громко спросить: "Дорогие отцы и матери державы, вы-то своих детей-внуков куда водить будете, когда прикроете последний традиционный театр? На “Золотой ключик”, где у Буратино длинный фаллос вместо носа?" Нет ответа.
Следует назвать еще одну важную причину сохранять традиционные, нормативные театры. Речь о проблеме новизны как таковой. Прибегну к сравнению. есть географические центры, от них отсчитывается расстояние. В Москве это старый телеграф. Нечто подобное имеет место и в искусстве. Если зритель, впервые придя в театр на "Гамлета", обнаруживает принца разъезжающим по сцене на скейтборде, а Офелию утопающей в джакузи, то любые иные, даже самые смелые, прочтения классической трагедии обессмысливаются. Нет "географического центра". Как определить, откуда отсчитывать оригинальность трактовки? Когда все женщины бородаты, то кого показывать в балагане? Новизна из способа развития традиции превращается в инструмент уничтожения оной. Если нож бесконечно затачивать, в конце концов останется одна ручка, а ею резать невозможно. Так и произошло в нашем театре. Кроме того, сделать хуже, чем предшественники, это тоже новизна, но ухудшающая. Именно она правит сегодня бал в литературе, театре, кино. В искусстве нельзя самовыразиться напрямую, а только через мастерство, которое во многом утрачено. Об уровне советской театральной или литературной школы можно только мечтать. Писатель, не знающий правописания, сегодня почти норма. А драматические актеры скоро будут говорить со сцены исключительно с помощью микрофончиков. Мелочь? Да как сказать... Увы, в эпоху гедонизма главное — хотеть, природные данные и профессиональная подготовка — дело второстепенное. Если в опере и балете это еще не так заметно, то в живописи, литературе, драматургии, кино воинствующая бесталанность превратилась в настоящее бедствие. Создана целая индустрия канонизации бездарей. Особенно тут преуспели "Золотая маска", "Кинотавр" и "Большая книга". Торжествует принцип печально известного мистификатора Пригова: "Искусство — это то, что выставлено в музее. Любой ценой надо туда попасть". Главное не быть, а слыть.
Вы спросите, какое отношение вышесказанное имеет к жестокой участи народной любимицы? Самое непосредственное. Когда гномы захватывают дом великана, они первым делом убирают все, что напоминает о масштабе предшественника. Скажу больше: Доронину сделали сакральной жертвой, дав сообществу сигнал, что традиция, норма, русский реалистический театр, диалог с совестью зрителя теперь не актуальны, они окончательно вытеснены со сцены нафталиновым новаторством, зрелищным дилерством и аномалией, объявленной творческим методом. Если бы с Дорониной обошлись как с ее маститыми сверстниками, у кого-то могли бы остаться иллюзии и надежды на победу здравого смысла. Значит, надо было сделать так, чтобы обольщений ни у кого не осталось. Здравый смысл и политическая целесообразность не всегда ходят рядышком. Для того в свое время и взрывали храмы... Впрочем, в нашем случае в храм вселили местное отделение воинствующих безбожников, перехвативших на время лозунги "Союза Михаила Архангела". Странно, что этого не понимают или не хотят понять наши православные чиновники, вроде бы всегда поддерживавшие Доронину, а в данном случае поспособствовавшие, как говорят злые языки, ее низвержению. Интриги клира? Или мы имеем дело с прологом к церковной реформе? Ерунда? Когда я смотрю некоторые сюжеты канала "Спас", мне так не кажется...
Разумеется, традиционалисты, как всегда, побеждены не в открытом бою, в состязании за любовь народа, симпатии зрителей и полные залы. Нет, их опять одолели с помощью хитрых аппаратных игр, многоходовых интриг и некомпетентности тех, кто принимает решения. Наша власть страшно далека от культуры, ошибочно считая ее зрелищным видом спорта, чем-то средним между художественной гимнастикой и кёрлингом. Один очень крупный руководитель, советуясь со мной по деликатному культурологическому вопросу, сознался, что двадцать лет не был в театре, писал законы. Я посоветовал ему посетить спектакль одного из реформаторов сцены. Через три дня он мне позвонил:
— Ужас! Кошмар! Как это допустили? Когда?
— Пока вы писали законы.
Что же касается нашего зрителя, то он в своем большинстве всегда на стороне традиционалистов. Вам не приходилось наблюдать повальное бегство с премьер в театрах, напоминающих драмкружок при центре реабилитации малолетних токсикоманов? Мне приходилось. Спросите любого директора, на какие спектакли люди ходят, а на какие нет, уточните, как скоро он снимает из репертуара модную абракадабру, поставленную для фестивального показа. И он вам ответит, но, скорее всего, шепотом, чтобы не ссориться с могучей "золотомасочной" кучей. Зритель не спутает настоящее искусство с имитацией, даже самой изощренной.
Сколько ни убеждай посетителей Третьяковки, что "Черный квадрат" — вершина мировой живописи, а у "Мишек в лесу" и "Девочки с персиками" всегда народу будет больше. Но продолжим аналогию. Например, сейчас ту же Третьяковку возглавляет Зельфира Трегулова — явная фанатка Малевича. Когда к столетию "Черного квадрата" я написал передовую под названием "Прикол века", она навсегда обиделась на "Литературную газету". Как-то Трегулова объявила, что в случае пожара вынесет на себе "Квадрат", а не картину "Грачи прилетели". Вопросов нет. Мы живем в свободной стране, что хотим, то и выносим. Ну, охладела Зельфира к фигуративной живописи. Бывает. Лично я вынес бы "Троицу" Рублева. Однако речь о другом. Даже госпоже Трегуловой не приходит в голову отправить в запасники всех передвижников и весь советский реализм, а на их место повесить авангард. В музейном деле ума хватает. Зато в театральной политике не хватает.
Что обычно делает новый худрук, назначенный в результате очередного помрачения чиновного сознания? А в последнее время, как можно заметить, среди назначенцев преобладают "внучата Мейерхольда" и "торители новых путей". Традиционалистов, даже оглядчивых, среди них почти нет. Женовач в МХТ — исключение, о котором начальство, кажется, уже пожалело. Так вот, пришелец, ничего еще толком не поставив, сразу же начинает убирать с афиши спектакли предшественника, причем самые успешные, любимые зрителями. Это стремление уничтожить следы предшественников превратилось в какую-то манию. Я, например, будучи в Александринке, не обнаружил в фойе портрета народного артиста СССР Игоря Горбачева, с которым мне посчастливилось сотрудничать в его бытность художественным руководителем. Вот и объясните мне, какого рожна Валерию Фокину приспичило уничтожать всякие напоминания о своем выдающемся предшественнике, как бандеровец уничтожает памятники генералу Ватутину!
А ведь снять спектакль из репертуара — это не отправить полотно в запасник, откуда можно достать и вернуть в экспозицию. "Здравствуй, боярыня Морозова? Где же были твои сани?" Снять — это значит уничтожить произведение искусства, утилизировать декорации и костюмы. Ладно, бывают творческие неудачи. Но почему же снимают лучшее? Эти постановки дают кассу! Или у нас не рыночная экономика? Если состязание между банкирами на предмет того, кто больше украдет денег у вкладчиков, считать конкуренцией, тогда, наверное, все-таки рыночная... В том-то и дело, что касса "внучат Мейерхольда" не интересует. Они по своей генетике "грантоядные". Зритель их тоже не волнует, они творят для немногих понимающих, хотя иной раз того же Богомолова понять может только участковый психиатр, и то не всякий...
Чердак или подвал — это лучшее, что может предложить наше открытое общество "торителям новых путей", которые чаще всего никуда не ведут. Доверять самовыраженцам большие залы — это как добывать нефть с помощью клизмы. Но нефть у нас — кровь экономики. Тут не забалуешь, тут государство держит руку на пульсе, поигрывая наручниками. А театр — тьфу! Зрелище. Отдых. Милое шалопайство. Пусть порезвятся! Главное, чтобы на Болотную сами не выходили и других не подбивали... Стоп! Видимо, тут и собака зарыта. Попробуем ее эксгумировать.
На мой взгляд, еще в 90-е годы власть совершила очень серьезную ошибку, которую упорно воспроизводит по сей день. Однажды в Кремле решили так: либеральную творческую интеллигенцию, на гормональном уровне страдающую еще и экспериментальным зудом, надо максимально, чтобы не лезла в большую политику, загрузить полезным трудом по основному месту работы. В этих целях им отдали в полное владение культурное пространство, за исключением некоторых заповедных анклавов традиционализма, которые исторически сложились, поэтому их решили пока не трогать — МХАТ имени Горького оказался в их числе. Расчет был прост: задобрим потенциальных бузотеров и займем делом. Но, во-первых, задобрить либералов невозможно, они изначально воспринимают государство Российское как садиста Фредди Крюгера, но с большими кормящими грудями, которые можно и нужно, ненавидя, сосать. Во-вторых, при советской власти в культуре тоже было много либералов и западников, но почти вся их политическая энергия уходила на борьбу с влиятельной партией традиционалистов за место под профессиональным солнцем. Однако, став фактическими монополистами на культурном пространстве, собрав все награды, премии, звания, должности, гранты, бонусы и хорошенько отдохнув на лаврах, либеральная творческая интеллигенция вновь ощутила мощный позыв к большой политике. Мол, что-то Путин в Кремле засиделся! История с "Гоголь-центром" власть ничему не научила. И решено было создать "Горький-центр". Там обещали лояльную молодежь воспитывать. Ну-ну... Почему же так пренебрежительно верхи обошлись с традиционалистами, которые всегда вроде были опорой трона? Отвечу. В сознании патриота есть обязательный "блокиратор", табу на борьбу с государственностью, как бы сильно ни обидела его текущая власть. А раз так, то зачем на этих людей, закодированных на лояльность, тратить время, силы, а главное — средства? Никуда не денутся. Иногда все-таки деваются. Странно, что еще никто не додумался назначить на проспекте Сахарова разрешенный митинг в поддержку ошельмованной Дорониной. Вот народу навалит! Возможно, там будет не так много молодых лиц, в основном придут люди с жизненным опытом. Но ведь именно они, а не планшетная молодежь самые придирчивые и самостоятельные избиратели. Уверен, та думская партия, которая вступится по-настоящему за Татьяну Васильевну, которая напишет на своих предвыборных знаменах: "Руки прочь от Старшей сестры!" — соберет немало дополнительных голосов.
Но вернемся к вопросу о борьбе с конкурентами. Я не раз сталкивался с тем, что очередной "золотомасочный гений", десантированный в нормальный театр, первым делом снимает из репертуара мои спектакли, даже идущие на аншлагах. Грымов снял "Женщин без границ", а Крок — "Козленка в молоке". Да что там мои безделки! Традиционно поставленную классику — тоже в шею. Не помогают даже стенания директоров: "Это же школьная программа! Мы с этого кормимся! Караул!" Я уже объяснял: "грантофаги" кормятся в другом месте. Через год-два "гения" с позором выгоняют за непрофессионализм и тайные пороки, которые на руководящем посту имеют особенность превращаться в явные. Но дело сделано. Зритель на ту ерунду, что "гений" после себя оставил, не ходит. Однако восстановить порушенное практически невозможно. Кто знает механику театрального учреждения, понимают, о чем я говорю.
Но почему так происходит? Если человек, даже лауреат всероссийской премии "Золотой пень", назначенный главным озеленителем областного цент-
ра, начнет, воплощая свое представление о парковом искусстве, под корень рубить все, что растет и ветвится, его сразу выгонят. А с театрами, получается, можно вытворять все, что угодно. Мэр или губернатор будут только пожимать плечами: "Как же, понимаем, современное искусство, в высшей школе экономики нам рассказывали..." Вспомните Пермь...
Будучи волею судеб какое-то время председателем Общественного совета Министерства культуры, я даже ставил вопрос о том, чтобы запретить вновь назначенным худрукам хотя бы в течение первых двух-трех лет после воцарения снимать успешные спектакли. Ты сначала создай хоть что-то сопоставимое, а потом прореживай репертуар. Мы понимаем, жизнь есть жизнь, даже в Кремле нет ничего вечного, вот и Медведев ушел, а сцена — это постоянно меняющийся мир. Неизбежно одни спектакли умирают, другие рождаются. Но почему удаление из афиши должно оставаться прерогативой одного-двух руководителей зрелищного учреждения? Вон даже изменения в Конституцию на всенародное обсуждение и голосование выставили. Разве не могли Путин с Кириенко вписать в Основной закон то, что нужно? Могли. А поди ж ты...
Вот и я предложил успешные спектакли снимать из репертуара, только заручившись согласием Театрального совета из местных деятелей культуры, критиков, зрителей, представителей власти и общественных организаций. А почему нет? В театр-то ходят наши сограждане, им и решать! Вы к домику, где проезжий Пушкин хлопнул рюмаху, без общественных слушаний трансформаторный ящик не пристроите. А спектакль, на котором выросло три поколения школьников, выходит, можно умертвить волевым решением назначенца, живущего на три города? Почему?
У меня, кстати, был подобный случай. В питерском Театре сатиры на Васильевском острове хотели снять давно идущую инсценировку моей повести "Небо падших". Возникли трудности с исполнителем главной роли, занятым параллельно в бесконечном сериале про спецназ. Но к худруку пришла делегация зрителей и сказала: "Хотим смотреть!" И спектакль продержался еще несколько лет. Однако к моей идее театральных советов в Министерстве культуры отнеслись с иронией. В самом деле, зачем гражданскому обществу лишняя общественная структура? Спектакль ведь не поправки к конституции...
Но с тем, как ведут себя "обновленцы" в отношении оппонентов, в полном формате я столкнулся только после того, как во МХАТ имени Горького был по всем правилам молниеносной спецоперации заброшен Эдуард Бояков. Говорят, сама идея внедрения родилась в гламурно-православных кругах, где каждому новообращенному атеисту, бывшему дзен-буддисту или раскаявшемуся тантрическому эротоману радуются так, как в былые годы старые большевики умилялись классово близкому уголовнику, по складам читающему "Азбуку коммунизма".
Напомню, в МХАТе шли три мои пьесы. Это "Контрольный выстрел" ("Смотрины"), поставленный еще в 2001 году Станиславом Говорухиным, мелодрама "Как боги..." — режиссерская работа самой Дорониной, и "Особняк на Рублевке" ("Золото партии") — плод совместных усилий Валентина Клементьева и Михаила Кабанова. Все три вещи пользовались любовью зрителей, собирали залы, случались месяцы, когда мои спектакли играли на круг 5–6 раз, и не потому, что я был на особом положении, а потому что раскупались билеты. Доронина-то, в отличие от Боякова, как раз думала о самоокупаемости театра и не включала в отчет про выполнение государственного задания лекции о правильном распределении бытового мусора по четырем контейнерам. Именно этим — "рыночным" подходом — и объясняется отсутствие других современных авторов в репертуаре МХАТа имени Горького, они время от времени ставились, но испытания большой сценой не выдерживали.
Кстати, если вы думаете, что мое двадцатилетнее сотрудничество с МХАТом имени Горького протекало безоблачно, вы ошибаетесь. Татьяна Васильевна была строгой руководительницей и не церемонилась. Она через два-три сезона сняла из репертуара мое "Халам-бунду" в постановке Сергея Кутасова. Спектакль казался ей поверхностным, хотя зрителю эта комедия очень нравилась. К слову, "Халам-бунду" и ныне, спустя двадцать лет после написания, идет в других театрах на аншлагах. Доронина заморозила инсценировку моего романа "Грибной царь", блестяще поставленную Александром Дмитриевым, но сохранила название на афише, сделав это в воспитательных целях: наказала таким образом за дурное поведение своего любимца, исполнявшего в спектакле главную роль.
В последние два-три года наши отношения с Татьяной Васильевной похолодали: не найдя общий язык с Министерством культуры, она с подозрением отнеслась к тому, что я возглавил там Общественный совет. В день 120-летия МХАТа я стал невольным и единственным свидетелем такого словопрения между Дорониной и Мединским, что готов был провалиться сквозь землю. Последнее слово осталось, конечно, за ней, но, уходя на сцену, чтобы открыть торжество, Доронина посмотрела на меня с тяжелым укором. Но то были трения между единомышленниками, одинаково понимающими природу и назначение искусства. Однажды на моей премьере Татьяна Васильевна едко пошутила: "Поздравляю, Юрий Михайлович, теперь во МХАТе у вас поставлено больше пьес, чем у Булгакова, но пока еще меньше, чем у Горького..." Умела указать человеку его место, в том числе в драматургии.
А вот с Эдуардом Бояковым мы, как говорится, давние идейно-эстетические оппоненты, если не сказать — враги. Много лет я резко полемизировал с ним в печати и на разных "круглых столах" с острыми углами. Пикантность ситуации заключается в том, что еще совсем недавно он придерживался абсолютно иных взглядов, типичных для гормональных либералов. Мол, режиссер имеет право на любой эксперимент, без всяких моральных ограничений. Ни о какой воспитательной функции театра речи вести нельзя в принципе. Зритель в зале допустим, но не обязателен. Власть — враг, абсолютное зло. Патриотизм — последнее прибежище негодяя. Еще можно найти в Интернете снимок: Эдуард Бояков, сжимая в руках табличку "Индия без Путина", стоит на фоне плаката "Хутин — пуй!".
Я же, извините за прямоту, трижды доверенное лицо Путина, с Бояковым спорил, не соглашался, и будущий прозелит воспринимал меня как воинствующего ретрограда, "зоологического реалиста", правда, при этом не посмотрев ни одного моего спектакля, не прочитав ни одной пьесы. Он был искренне уверен, что аншлаги во МХАТе собираются потому, что Доронина по дружбе вызывает, чтобы заполнить пустые места, бойцов Кантемировской дивизии. Ей-богу, я не шучу, сам слышал от оппонентов. Тут надо сказать, что "золотомасочники" и "новодрамовцы" презирают традиционный театр заочно, не посещая спектаклей. Это принципиальная позиция: точка зрения врага даже не допускается в сознание. А вот мы, лапотники, их смотрим, читаем и знаем, о чем говорим. Будучи заброшен во МХАТ, Эдуард Бояков, как мне рассказывали, остолбенел, обнаружив, что на доронинские спектакли (включая мои пьесы) ходят не солдатики, чтобы поспать в тепле, а самые настоящие зрители, заплатившие свои кровные денежки. Но это ничего не изменило. Чем талантливее и успешнее идейно-эстетический враг, тем он опаснее и тем скорее его нужно уничтожить. Эти парни мыслят военно-полевыми, или, если хотите, карательными, категориями.
Но, повторяю, пикантность ситуации в том, что, "перекоробившись" (см. мой роман "Гипсовый трубач"), Бояков вдруг показательно встал почти на те же самые позиции, на которых всегда стоял я. Оно и понятно: Париж стоит обедни, а МХАТ — диетического поста и причастия. Но, казалось бы, как неофит патриотизма и отеческой веры, он должен испытывать пиетет перед нами — "отчизнолюбами с подпольным стажем". А вот и нет. Даже совсем наоборот. Помните про "бюджетный патриотизм"? Мои спектакли стали показывать все реже и реже, а потом и вовсе сняли из репертуара. Забавно получилось с "Золотом партии". Сначала его приостановили, так как пьеса "Последний герой" драматурга с затейливым псевдонимом Крепостной, легшая в основу первой постановки новой команды, оказалась очень уж похожа тематически на мой "Особняк на Рублевке". Однако устранение конкурента не помогло: "Последнего героя" попросту освистали, он был убран из репертуара, но... вместе с любимым зрителями "Золотом партии". Почему? Смотри выше...
Одновременно сняли и мою мелодраму "Как боги...", поставленную Дорониной и шедшую почти всегда на аншлагах. Любопытно, что случилось это буквально через несколько дней после того, как я выступил в поддержку Татьяны Васильевны в передаче Андрея Малахова "Прямой эфир". "Контрольный выстрел" официально снять пока не решаются: все-таки Говорухин — легендарный режиссер, друг Высоцкого, сподвижник Путина, а спектакль этот как бы живой памятник незабвенному Станиславу Сергеевичу на сцене академического театра. Но постановку просто не показывают уже скоро год. Думаю, потом так же втихаря снимут. Зато восстановили под названием "36 часов из жизни одинокого мужчины" (это подзаголовок моего романа) инсценировку "Грибного царя".
Тут надо бы объясниться. Дело в том, что до "декабрьского переворота", еще при Дорониной, во МХАТе было запланировано открытие моего авторского театрального фестиваля "Смотрины-2019". Такая традиция: "Смотрины-2015" открывались там же — спектаклем "Как боги...". Менять планы из-за того, что театр, с которым я сотрудничаю двадцать лет, вступил в период "бояковщины" (имеется в виду моральное состояние труппы), мне даже не пришло в голову. Я верил, что Татьяна Васильевна преодолеет понятное потрясение и обиду, станет, как и обещал ей советник Путина Владимир Толстой, полномочным президентом театра. Увы...
Тут я позволю себе еще одно отступление. Когда читаешь некоторые материалы о ситуации во МХАТе имени Горького, особенно интервью, данные на бегу замполитом Боякова (заместителем худрука по литературной части) писателем Захаром Прилепиным, может сложиться впечатление, будто поведение Дорониной, почти год не показывающейся в театре, — это какой-то каприз "королевы в изгнании". Мол, зарплату оставили, машина под окнами, новая команда буквально изнемогает от пиетета перед ее президентским статусом. Откуда обида? Что за фокусы? Конечно же это чистое лукавство, недостойное инженера человеческих душ, организовавшего политическую партию "За правду". На самом деле "пришельцы" сознательно повели себя так, чтобы смертельно оскорбить и отвадить гордую, знающую себе цену Доронину от родного театра.
Судите сами. были почти сразу убраны ее портреты, якобы в целях поиска более выигрышных мест. Были сняты все афиши спектаклей, поставленных при ней, даже таких знаковых, как "На дне", "Васса", "Мастер и Маргарита", "Отцы и дети", "Пигмалион", "На всякого мудреца довольно простоты"... Остались висеть только афиши "Последнего героя" и "Супружеской жизни" — это антреприза Андрея Кончаловского с Юлией Высоцкой и Александром Домогаровым. Не стану оценивать ни постановку, ни игру, пусть это делают зритель и критика, но, как драматург, не могу не отметить, что сам перенос бергмановской истории в постсоветскую Россию и особенно дописанные кем-то куски текста напоминают мне танец маленьких лебедей в исполнении бригады сантехников.
Да, Доронина обиделась. А вы бы не обиделись? Хотел бы я посмотреть на добрейшую Ирину Антонову, которая бы, став президентом, вскоре обнаружила, что новый директор Ирина Лошак вымела все приметы полувековой антоновской эпохи музея имени Пушкина. Нонсенс? В отношении Антоновой или покойной Вербицкой — да, нонсенс. А в отношении Дорониной? Допустимо. Почему?
Пойдем далее. с новым президентом вообще не согласовывались планы развития театра — в частности, превращения его в "поэтическую ленту". Я не против стихов на академической сцене, но если в Москве и решен "жилищный вопрос", то прежде всего в отношении поэтов: мест, где можно сегодня почитать стихи, столько, что пиитов в столице уже не хватает, скоро за ними будут охотиться, как Шариков за котами. Так что не стоит появление стихотворцев под сенью МХАТа объявлять очередной победой над "доронинщиной", а тем более выдавать в отчетных документах поэтический вечер за полноценный спектакль.
Но продолжим перечень целенаправленных обид. Президенту даже не показывали пьесы, принятые к постановке. Так бывает? По-моему, нет. Художественный совет, который должна возглавлять Татьяна Васильевна, так и не собрался. А при Дорониной совет работал, я бывал на его заседаниях. Проходили они довольно бурно, в борьбе мнений и оценок. Иной раз на совете не принимался готовый спектакль, и его мучительно дорабатывали. Кто-то скажет: это была имитация демократических процедур при авторитарном худруке. Допустим. Но теперь-то во МХАТе диктатура без имитации. А ведь даже Путин устал от единоначалия и хочет поделиться полномочиями. Таким образом, нежелание Татьяны Васильевны появляться в театре мне понятно. Непонятно, как это могли допустить в отношении выдающегося деятеля русской культуры? Как?! Слово "русской", думаю, в нашем случае ключевое.
Но вернемся к "Смотринам". В процессе подготовки фестиваля я был вынужден встречаться с Эдуардом Бояковым и обсуждать условия. Наверное, нечто подобное чувствовал Молотов, пожимая руку Рибентропа. Новый худрук произвел на меня впечатление человека, который бредит на заданную тему. Особенно озадачили замечания по поводу моих спектаклей. В мелодраме "Как боги..." его, как свежеправославного человека, возмутило, что по сюжету жена изменяет мужу с любовником. Это недопустимо! А в комедии "Особняк на Рублевке" его не устроило, как художник изобразил на сцене интерьер богатого дома. "Вы, наверное, никогда не бывали в особняках настоящих банкиров!" — упрекнул меня Эдуард с чувством явного превосходства. А ведь не бывал и нефтью не торговал... Далее Бояков подчеркнул, что Доронина ни как президент, ни как глава художественного совета влияния на художественную политику театра иметь больше не будет. "Мой театр" — мелькало то и дело. А вот новый директор МХАТа Татьяна Ярошевская произвела на меня хорошее впечатление: деловая дама, профессионал, отвечающий за свои слова.
Мое предложение открыть "Смотрины", как и планировалось, "Особняком на Рублевке" было отвергнуто. Бояков решил возобновить "Грибного царя". Спасибо, конечно... Но подозреваю, то была скорее шпилька "королеве в изгнании", нежели желание вернуть зрителям полюбившуюся постановку. Восстанавливал спектакль все тот же Александр Дмитриев под пристальным контролем Боякова, главную роль исполнял все тот же Валентин Клементьев. Задник превратился в огромный экран, демонстрировавший странноватые проекции и отвлекавший внимание от актеров, которые стали казаться гномами. Кому-то, впрочем, понравилось, но в новой версии из спектакля, по-моему, ушла жизнь, осталась практичная схема. Увы, даже самый совершенный органайзер не заменит талант. Спектакль пока еще идет, но после этой статьи, уверен, и его снимут. Не сразу, конечно. Эти ребята знают правила очистки культурного пространства от конкурентов.
Вот, собственно, и все. Остается добавить, что совестливые актеры, не предавшие Доронину, попавшие в опалу и уволенные, судятся теперь с некогда родным храмом поверженной Мельпомены. Зрительский актив, сорганизовавшийся по сетевому принципу, пишет в инстанции протесты, готовит митинги и пикеты. Периодически в прессе появляются объективные материалы о ситуации в театре, среди них есть шедевры — статьи Татьяны Москвиной и Капитолины Кокшеневой.
Но МХАТ имени Горького без Дорониной на глазах превращается в гипертрофированную "Практику", и это подтверждается простодушным заявлением в Краснопресненском суде адвоката Кириллова. Он признал, что актеры, подавшие иск, "не согласились со сменой творческой концепции МХАТа имени Горького, с новым прочтением тех произведений, которые ставят в театре, в том числе с использованием ненормативной лексики...". Но позвольте, ведь как раз лютая матерщина на сцене и была фирменным знаком бояковской "Практики". Где же вы теперь, номенклатурные радетели о православных ценностях? Почему не спешите исправить кадровую ошибку? В ответ державная тишина. Главное, что унаследовала нынешняя власть у КПСС, это патологическое неумение признавать собственные ошибки. Похоже, процесс деградации МХАТа необратим. Грустно. Я писал для него двадцать лет. И вот все закончилось. Царь Соломон сказал бы по этому поводу что-то мудрое. Но я не Соломон...
Ходят, впрочем, слухи, что президент Путин, беседуя с новым министром культуры Ольгой Любимовой, настоятельно рекомендовал ей разобраться в этом эксцессе. Напомню, в начале декабря, после награждения в Кремле, наш гарант почти час беседовал с Дорониной, рассказавшей ему правду о "рейдерском" захвате ее театра. Если это так, то, увидев, как разрешит ситуацию Любимова, можно будет судить, каким она окажется министром. Если же это просто слухи и такого поручения Путин не давал, значит, у нас в стране за поруганную гордость отечественной культуры уже и заступиться некому. За балующуюся наркотой израильтянку — есть кому, а за Доронину некому...
Прощай, Год театра, мы тебя никогда не забудем!


Февраль 2020