Марк Шехтман

.
Владимир Владимирович? Позвольте представиться: Марк.
Тёзка дал позвонить – ну, который апостол и прочая...
В Эдеме застал Вас? Роскошный, наверное, парк!
Что-то связь пропадает... Позвольте, тогда покороче я.

Денёк в облаках – вот разок и спуститесь по ним!
Внизу погуторим за жизнь, за бессмертье, за книги.
Неловко, что в тоге? Так это ж Иерусалим!
Ему наплевать на покрой и одежд, и религий...

А Вы, как и прежде, глашатай, борец, чемпион!
И плеч разворот, и румянец, и буйные волосы!
Да, прямо сюда – по привычке советских времён:
На кухне пить водку и спорить с друзьями вполголоса.

Есть неологизм, неведомый прежде, – «совок».
Совку лишь на кухне являются мысль и дерзание.
Что ж делать, привычка! Полжизни – достаточный срок
Под оком конторы, что часто меняла названия.

Поэту и гостю сидеть за столом – во главе!
Ну, будем!... Вот рыбка – засолом не хуже, чем шведская.
По всем континентам наш бывший простой человек
На кухне тоскует и водку с селёдкою трескает.

Да, дети привыкли, а нам не привыкнуть никак.
Живу здесь давно, а владею лишь русским да ма́терным.
Смотрю КВН, за московский болею «Спартак».
Могу и приехать – но только, увы, гастарбайтером.

Серпастый мой паспорт вдруг стал для России чужой,
Хоть с дeтства на русских я выучен виршах и гениях.
Страна научилась быть мачехой, хитрой и злой,
И судьбы ломать людям, нациям и поколениям –

Дубьём по хребту... Да, хотелось бы жить мне, лучась
Улыбкою бравой, что хоть на открытку не жалко.
Мешает лишь чувство, что я устарел, как запчасть
К мотору, гниющему на исторической свалке.

Чужбина и память – другого уже не дано.
Не стреляюсь, жужжу, будто в банку попавшая муха.
А Вселенной плевать! У Вселенной оглохли давно
Оба чёрно-мохнатых проеденных звёздами уха.