Андрей Макаревич

***

При всем своем к закону уваженьи,

По улицам хожу не так, как все:

Поправ собой все правила движенья,

По встречной пешеходной полосе.

Тому я вижу лишь одну причину,

Простую, как колумбово яйцо:

Идя в потоке, видишь только спины,

Идя навстречу, смотришь всем в лицо...

***

Среди всего, что в нас переплелось,

Порой самодовольство нами правит.

"Казаться или быть?" - вот в чем вопрос,

Который время человеку ставит.

Считаться кем-то, или кем-то быть?

Быть смелым, или делать вид, что смелый?

Ты жертвовал, творил, умел любить,

Или об этом лишь вещал умело,

Робея самому себе признаться,

К чему стремишься: быть или казаться?..

Что стоит жизнь в довольстве иль покое,

Когда ее пытаются лепить,

Фальшивя переделанной строкою...

Легко казаться. Очень трудно быть...

***

Наша жизнь не приемлет в себе постоянства.

И прощаться легко. Только некая грусть

Занимает в душе небольшое пространство,

Если сверху смотреть на отмеренный путь.

Ведь прощаемся мы не с людьми, не с местами,

И не в том, между нами, расставания суть.

Всякий раз мы прощаемся с нашими днями,

Что уже не вернуть ...

Знаю и верю

Нас мотает от края до края,

По краям расположены двери,

На последней написано: "Знаю",

А на первой написано: "Верю".

И, одной головой обладая,

Никогда не войдешь в обе двери:

Если веришь - то веришь, не зная,

Если знаешь - то знаешь, не веря.

И свое формируя сознанье,

С каждым днем, от момента рожденья,

Мы бредем по дороге познанья,

А с познаньем приходит сомненье.

И загадка останется вечной,

Не помогут ученые лбы :

Если знаем - безумно слабы,

Если верим - сильны бесконечно!

***

Ночью - больше усталость и меньше злость.

За окном - осенняя вьюга.

Гостиница - это от слова «гость»,

Все мы в жизни в гостях друг у друга.

Можно глотку драть, не жалея сил,

Утверждая, что все невзначай, но...

Всех нас кто-то когда-то сюда пригласил,

Мы встречаемся не случайно.

И когда поверишь, что это так,

То рождается ощущенье

В том, что каждая встреча есть верный знак

Высочайшего назначенья.

Только что надежды? Рассыпались в прах.

Ночь в окне туманом клубится...

Я опять в каких-то незванных гостях.

Спит хозяин. Пора расходиться...

И. Иртеньеву

Увы! Прошли года, когда мы,

Учуяв сердцем верный тон,

Вгрызались юными зубами

В унылый брежневский бетон.

И дух крепчал в убогом теле,

Когда, дозволенность поправ,

В ночных ментовках мы сидели

И пели "All you need is love".

Был тонок луч, и голос светел,

И ветер голову кружил...

...Старик Державин нас заметил,

Но никого не заложил.

***

Удивляются дети малые:

Отчего мы такие усталые?

Оттого ли, что пели много мы?

Иль измучены мы дорогами?

Отвечаю им с сожалением:

Нет, измучены мы не пением.

И не пением, и не танцами,

А хождением по инстанциям,

Уставая до измождения

От бессмысленного хождения.

И самим нам безумно хочется

Знать, когда же все это кончится.

***

Однажды я пел на большой эстраде,

Старался выглядеть молодцом,

А в первом ряду задумчивый дядя

Смотрел на меня квадратным лицом.

Не то он задачки искал решенье,

Не то он был сотрудник газет,

Не то он считал мои прегрешенья,

Не то он просто хотел в клозет.

А в задних рядах пробирались к калошам,

И девочка с белым, красивым лицом

Уходила с парнем, который хороший,

А я себя чувствовал желторотым юнцом.

Какие же песни петь на эстраде,

Чтоб отвести от песен беду?

Чтоб они годились квадратному дяде

И этой девочке в заднем ряду.

Не могу понять, хоть ты вой, хоть тресни,

Что стало с песней, в конце концов ?

А, может быть, братцы, кончилась песня

И падает в землю белым лицом...

Ну хорошо, а что же дальше?

Покроет могилку трава-мурава...

Тогда я думаю: "спокойствие, мальчики,

Еще не сказаны все слова !"

***

Уведите детей, снимите шляпы,

Верующие – целуйте крест.

Сегодня, где-то в половине пятого,

По городу пройдет удивительный оркестр.

Там будут все: гиганты и карлики,

Совсем молодые и снега седей,

Будут музыканты, большие и маленькие, -

Оркестр совершенно глухих людей

Они исполнят гимн повседневности,

Реквием клятвам на старой крови,

Марш равнодушия, оду посредственности

И вечную тему чьей-то любви.

Они всех вокруг поразят горением,

Как делали это миллион лет подряд,

И будут святы в своем откровении,

Ибо не ведают, что творят.

Но скоро шеренга за городом скроется,

Шагами замучив дорогу - змею,

И вы не успеете даже расстроиться,

И жизнь войдет опять в колею.

И. Саульскому

Он пригласил нас в дом последний раз...

Прощание? Поминки? Или проводы?

Не знаю... Но горел на кухне газ,

И были убедительными доводы,

С которыми он нам преподносил

Свое прощанье... Возражать не смели.

Не то чтоб спорить не хватало сил,

Он не хотел... И долго мы сидели

За странно неустроенным столом,

Нас много. Он один. И старый дом

Как будто неохотно с ним прощался.

Вино лилось рекой. Никто не признавался,

Что в этот раз прощаемся всерьез.

И было нарочитое веселье,

И он шутил и хохотал до слез,

И с каждой шуткой будто удалялся

В чужой нам мир. В чужое новоселье.

И некая стена, как из стекла,

Нас разделяла, становилась толще.

И, наконец, настала тишина.

Конец. И ничего не будет больше.

Но было утро. Из последних зим,

Нас та зима не баловала снами...

Я шел и думал - что же мы творим?

Что будет с ним? И что же будет с нами?

***

Когда поднимались травы,

Высокие, словно сосны,

Неправый казался правым

И боль становилась сносной.

Зеленое море пело,

Навек снимая усталость,

Весне не будет предела, казалось...

А что осталось?

Остался бездомный ветер,

Осенний звон погребальный

И лист, последний на свете,

На черной дороге дальней.

Весною нам все известно

И все до предела ясно

Мы дрались легко и честно

И это было прекрасно.

И часто в бою казалось -

Победа в руки давалась,

И нужно самую малость, казалось…

А что осталось?

Остались стены пустые

И бельма белых портретов,

И наши стяги святые

Обрывками старой газеты.

И выше любого хотенья,

Сильнее любого знанья,

Вечное жизни цветенье

И вечное умиранье.

***

Подняв капюшоны штормовок,

Мы выйдем в осеннюю мглу

И каждому предку потомок

Воздаст по заслугам хвалу.

А там, наверху, все благие

Отверзнут алмазную ширь

На головы наши хмельные

Прольется небесный чифирь

Сгибаясь под тяжестью ноши,

Прекрасно по лужам шагать

И думать, какой ты хороший,

И вольные песни слагать.

И сами собой возникают

Полезных пословиц стада:

Погода плохой не бывает,

Одежда бывает худа!

И прочие, в этом же роде,

Но мы их в рассчет не берем.

Иные в них мысли находим

И так, например, мы поем:

Коль режешь - так режь, как придется,

Не надо семь раз отмерять,

И воду не пей из колодца,

В который наметил плевать.

Мы сами придумаем порох,

Беде не откроем ворот.

И кто угадает тот город,

Куда нас язык доведет?

Пусть хату ты выстроил скраю,

Молясь о спасенье души,

Ты, все-таки, многое знаешь,

И ты кулаками маши.

Маши, хоть и кончилась драка.

Мы ищем добра от добра.

Нам волосы нужно оплакать

С голов, что скатились вчера.

И в кузов, никем не назвавшись,

Мы лезем, и что нам сума,

И крестимся мы, не дождавшись,

Когда загрохочут грома.

А счастье - оно за горами,

Где век не стоптать нам сапог.

Не держим язык за зубами,

Грибной доедая пирог.

В великое плаванье мчится,

Без страха, наш утлый корабль

И в небе прекрасней синица,

Чем в руки попавший журавль.

Нам трезвым моря по колено,

А пьяные мы промолчим.

И ляжет дорога - до Праги, до Вены,

Та самая, что от печи.

Подняв капюшоны штормовок,

Мы выйдем в осенний рассвет,

Оставив вопрос нерешенный:

Семь бед. А что ждет нас в ответ?

***

Сколько дел и друзей я беспечно оставил,

Отложил, как казалось тогда, до поры...

Сколько слов не сказал, сколько точек не ставил,

И прошел в пол-воды, и сыграл в пол-игры.

Лучшим доктором в мире считается время.

Я давно не грущу, обходя этот дом,

А пройдешь мимо дома - и что-то защемит,

И чуть-чуть поболит. И отпустит потом...

***

На пустые страницы истории Русской Империи

То золою, то золотом наши ложатся года.

Так отдайте литовцам - Литву, Михайло Сергеевич,

Мил насильно не будешь, увы. Ну а кровь - не вода.

Вот бы было красиво, достойно, вот было бы здорово:

Высочайшим указом свободу даруем, мол, вам.

Всем омоновцам дать по медали с портретом Невзорова,

Хорошо угостить, а потом отпустить по домам.

Будут новые стычки, поверьте, уж повод отыщется.

И опять у рязанского парня не дрогнет рука.

Отпустите литовцев. Вам это зачтется, запишется,

Все равно с них сегодня, пардон, как с козла молока.

Скоро кончатся дырки от бубликов - где уж там бублики !

Недоверье к словам рождено недоверьем к делам.

Лучше друг по соседству, чем враг в виде братской республики.

Отпустите литовцев, ну что они сделали Вам ?

Под вопросом их глаз Вам все больше и больше сутулиться

Может быть, мы и вправду - большая-большая семья?

Только что-то семье не живется без танков на улицах,

Без талонов на воздух, без каторги и без вранья.

Я бы много отдал, чтоб увидеть как все это кончится.

Отпустите их с Богом, причем не потом, а сейчас,

Пусть они улыбнутся в ответ - как мне этого хочется !

И тогда их улыбки счастливее сделают нас.

***

И опять мне снится одно и то же:

За моим окном мерно дышит море,

И дрожит весь дом от его ударов,

На моем окне остаются брызги,

И стена воды переходит в небо,

И вода холодна, и дна не видно,

И корабль уже здесь, и звучит команда,

И ко мне в окно опускают сходни,

И опять я кричу: "Погодите, постойте!"

Я еще не готов, дайте день на сборы,

Дайте только день, без звонков телефона,

Без дождя за окном, без вчерашних истин,

Дайте только день!» Но нет, не слышат...

Отдают концы, убирают сходни,

И скрипит штурвал, и звучит команда,

(На моем окне остаются брызги)

И на миг паруса закрывают небо,

И вода бурлит, и корабль отходит...

Я стою у окна и глотаю слезы,

Потому что больше его не будет...

Остается слякоть московских улиц,

Как на дне реки, фонарей осколки.

А еще прохожих чужие лица.

И остывший чай. И осенний вечер.

***

Когда на постылой веревке

Затянут тугой узелок,

Я выйду, красивый и легкий,

К началу бескрайних дорог.

Коллеги, улыбки на лица!

Я волен, поздравьте меня.

Я всем предлагаю напиться

По случаю этого дня.

Несите стаканы и водку,

И в миг, когда тост на устах,

Забацаем общую фотку

На память об этих местах.

А я встану где-нибудь скраю,

Так сладко стоять на краю,

И всем на прощанье сыграю,

И всем, на удачу, спою.

***

Здравствуй, мой милый друг,

Здравствуй, мой старый друг.

Видишь, зима вокруг,

Видишь, метель вокруг.

Сядем с тобой за стол,

В кружки нальем вино -

Кажется, год прошел,

Год - это так давно.

Помнишь, стояло лето?

Вечным казалось лето.

Было ли важно это?

Было ли нужно это?

Помнишь, еще тогда,

Как мы кидались в бой!

Правда была одна,

И никакой другой.

Шел впереди отважный,

Мы поспевали дружно.

Было ли это важно?

Было ли это нужно?

Помнишь, как мы устали

И понемногу встали.

Снежные дни настали,

Зимние дни настали.

Стал отряд безоружным.

Друг боевой - бумажным.

Было ли это нужным?

Было ли это важным?

Помнишь, за холодами

Небо было бесцветным.

Дни казались годами,

Год прошел незаметно.

Друг!

Забудь о печали,

Все еще повернется.

Помнишь, нам обещали -

Скоро весна вернется.

Будет весна прекрасна,

Тут-то и станет ясно -

Было ли все напрасно?

Или не все напрасно?

***

Все проходит по кругу:

Отвага, испуг,

Друг и недруг,

Любовь и разлука.

Все бывает не вдруг

И не сходит нам с рук -

Это круг.

И не выйти из круга.

***

Когда ко дну идет баркас

Или рыбачья фелюга,

Шаланда, шлюпка, словом, то,

Что не господствует в размерах,

Картина бедствия проста:

Седой матрос кричит: "Полундра!",

И, не теряя время на дебаты,

Весь экипаж, покинув борт,

Стремится к полосе прибоя.

Но если вдруг ко дну идет

Трансокеанский лайнер

В двенадцать с лишним этажей,

Картина бедствия иная:

В машинном - паника. Вода

Все туже давит в переборку,

Искрит проводка,

Гаснет свет...

А наверху еще гуляют,

Горят огни, играет джаз,

Стюард, надушенный не в меру,

Разносит "Брют", и нет причин

Для огорчений и тревоги.

И мне все чаше снится сон:

В машинном - паника. Вода

Все туже давит в переборку,

Искрит проводка, гаснет свет,

Я остаюсь один в отсеке,

И вот уже соленый лед

Дошел почти до подбородка,

Через двенадцать этажей

Я слышу музыку и смех,

И мне до них не докричаться.

***

Лето изношено

Смято и брошено,

Как на позор,

В желтый цвет

Окрашено.

В осени нет

Ничего хорошего

Ни для ума,

Ни для сердца

Нашего.

Осень похожа

На поражение,

То, о котором

Знаешь заранее.

На прекратившееся

Движение.

На осложнение.

На опоздание.

И не могу я

Понять поэтому

Как это осень,

Такая лишняя,

Воспринимается

Всеми поэтами

Как нечто духовное

И возвышенное?

***

Перед временем, как прежде,

Все бесправны и равны:

Гибнут лучшие надежды,

Рвутся старые штаны.

Новый ветер дует в лица,

Новый ливень будет лить...

Старым - нечего делиться,

Новым - нечего делить.

***

То, что любовь - беда, а не награда,

Я понял поздно - на исходе дня.

Все те, кого любил сильней, чем надо,

Однажды уходили от меня.

И я кидался вслед, стучался в окна,

И знал, что зря, и становился плох,

Жалел себя, и все казалось - сдохну,

И подыхал. И все таки не сдох.

... Земля мала, и - круглая, как блюдце.

Круги все уже, как я погляжу.

Настанет день - и все они вернутся.

Вернутся все.

И что я им скажу?

***

У каждого дела бывает начало,

Начало, когда еще сделано мало.

Начало - кольцо, нет конца у колец.

И все же началу приходит конец.

У каждого дела есть средняя часть,

Если поначалу не дали пропасть.

По камушку строим волшебный дворец,

Но и середине приходит конец.

У каждого дела бывает конец,

Хороший конец будет делу венец,

Но время проходит, и вот наконец

Даже концу приходит конец.

И мы вспоминиаем, что было начало,

Начало, когда было сделано мало.

И чаще всего мы не можем понять -

Зачем надо было его начинать?

***

Мы все своей дороги ждали,

И каждый верой жить привык.

Мы так спешили в эти дали

И опоздали

лишь на миг.

Уже зима с природой спорит,

И дни ее недалеки.

Река ушла в седое море,

И сушат сети

рыбаки.

Нам никогда не будет плохо -

Мы все изведали с тобой.

Пусть за эпохою эпоха

Грядет,

одна дурней другой.

Не навести на глину глянца!

И я давно уже готов

Всю жизнь играть себе на танцах

В краю

взбесившихся рабов.

***

Между раем, землей и адом

Нет лазеек - сомненья прочь.

Правит ночь Гефсиманским садом,

Беспробудная, злая ночь.

Ночь усталым сомкнула вежды,

Тишиной напоила сад,

И соратники безмятежны,

И сподвижники крепко спят.

По челу разлита усталость -

Не услышат не помянут...

А Ему до беды осталось,

Может, пять с небольшим минут.

Он недвижен. Он ловит звуки.

На мгновенья разбиты дни:

Вот Пилат умывает руки,

Вот толпа, что кричит: "Распни!",

И Голгофа, и та осина,

Где Иуда прервет свой род...

До чего же невыносимо

Видеть ход вещей наперед!

Бесполезно учить чему-то -

Все уйдет, как вода в песок.

Бесполезно считать минуты -

Все исполнится точно в срок,

Все исполнится неизбежно:

Взят. К злодеям причтен. Распят.

А соратники безмятежны!

А сподвижники сладко спят!

И пока в тишине звенящей

Был слышен доспехов звон,

Все слова о какой-то чаше

Повторял беспрестанно Он.

Только нет в небесах ответа,

Ни движенья, ни звука нет.

Лишь мгновенья бегут, и это

Было принято как ответ.

У пророка одна дорога.

Суд над нею - лишь Высший Суд.

И осталось ему немного -

Слава Богу,

уже идут.