НИНА ЕВГЕНЬЕВА

* * *

Две радуги лета –

Одна вдоль другой –

Возникли зачем-то

Подковой цветной.

Возможно, день пишет

Дождем акварель,

В котором превыше

Всего параллель

Двух линий, как судеб

Двух, ставших одной.

Но жаль, что безлюден

Рисунок цветной.

День мог бы хоть имя

Судьбы написать.

По радуге линий

Так трудно гадать.

В час обрученья – рекой

В час предвечерия в зеркале речки

Вижу, любимый, ты – мой.

Кольца зари на воде быстротечной –

Нам к обрученью рекой.

Солнце свернулось пушистым колечком

В зеркале водном, и вот,

Будто весь вечер в течении Млечном,

Плавает солнечный кот.

Золото неба, кувшинок червонцы

Брошены в нашу купель.

Плыть бы и плыть по любви пышным солнцем.

Милый, ты словно Орель,

Ласков со мной. Я нежнее кошачьей

Лапки вечерних лучей

Взгляды ловлю. Их закатом не спрячешь:

Станут еще горячей.

Плыть бы и плыть, словно в кольцах нательных.

Вместе с купельной зарей

Слушая храмовый шепот Орели

В час обрученья – рекой.

Море на блюде

Горит лето солнцем.

Разогнаны тучи.

В дали моря- волн цепь.

Вблизи- берег кручей,

Разжарен, немерян;

Песок, камни, люди;

Будильник потерян;

И море на блюде…

Грехи отпуская,

Любовь дарят Боги.

Нас близость морская

И бризы, как вздохи,

Волнуют на Гжели

Эдемского юга.

Пьянея от хмеля

Волны и друг друга,

Мы с августом спорим,

Кто жарче? Спор чуден!

Остудит ли море,

Кипящее в блюде?

Так, мой любимый, замри

«Море волнуется – раз,

Море волнуется – два,

Море волнуется – три».

Так, мой любимый, замри.

Парус немедля, сейчас,

В шелке ресничном, едва

Взглядом хватаясь за миг,

Я нахожу, как свой бриг.

Парус похож на морской,

Но не вдали, а вблизи:

То, поднимаясь, зовет,

То, опускаясь, замрет.

Вновь он раскрыт надо мной.

Спрятаться б в нем от разинь.

Пусть в море взгляда несет,

И не ведет время счет.

Век бы волнение глаз,

Помня считалки слова,

Глядя на берег и бриг,

Будто плескать изнутри:

«Море волнуется – раз,

Море волнуется – два,

Море волнуется – три»,

Так, мой любимый, замри.

Мы – два облака

Мы – два облака, падших с дождем,

Приземлились в салон безразмерный

«Мерседеса», но только вдвоем:

Дождь был лишним – остался за дверью.

Он обиженно вслед застучал.

Но мы окна, как веки, закрыли.

Я тебя, а не он, целовал

В том зажмуренном автомобиле.

Дождь, наверное, капли крошил,

Воя ветром. Но можно ли слышать?

Нам казалось: взлетали в тиши

Мы – два облака, – выше и выше...

Утро Восьмого марта

По-женски стучала весна

По жести карниза капелью.

И таяли стекла окна.

Белье на постели пастельной

Шуршало конфетно, как фант.

А в нем развернувшийся рано

Смеялся мой ласковый Март;

Звеня краем ложки в стакане,

Мне чай подавал, как вино,

Из нот, разогретых словами,

Чуть раньше – в горячей ночной

Прелюдии утра – телами.

Любимый из рук прикормил.

Ему покорилась, как Фебу,

Который играл до, ре, ми...

На фоне скрипичного неба

В окне, словно праздничный бард

В покоях. Спросила: «Какое ж

Число?» И ответил мой Март:

«Любимая, нынче восьмое».

Мне, названной птицей весны,

Которая время забыла,

Он, будто сорвал со спины

Букет хризантемовых крыльев.

* * *

Я еще поваляться хочу.

День постыл был уже изначально:

Держит солнце своё, как свечу,

И щебечет по-птичьи нахально.

Погаси, милый, солнце в окне –

Невозможное сделай возможным;

Приласкай только наедине,

Сам на мне собери осторожно

Все дневные колючки-лучи,

Птицам брось, чтоб молчали у спальни;

А меня зацелуй, зашепчи –

Пусть завидует птичник нахальный.

Разогрей в поцелуях

Улыбнись, милый, звездно;

Обними обжигая;

День холодный и постный

Разогрей, улыбаясь,

Не в литье медных кружек…

Чтобы души кипели

Разогрей день на ужин

На окне у постели:

И пускай небо тает

На оконном подносе;

Бровь луны, закипая,

Изогнется в вопросе;

Предвечерие пряным

Сквозь стекло просочится

В дом, парящий туманом.

До румянца на лицах

Разогрей… Кипень звездный

На подносе прозрачном

Буду пить я, как воздух,

От ожогов не плача;

Не дыша, чтоб не стыл и

Пряный вечер смакуя…

Обними жарко милый,

Разогрей в поцелуях…

 В моём измеренье любви

Жизнь моя без экстрима мажорного,

Мне минора хватает вполне,

Задушевного лада, бесспорного,

Экстремальная жизнь не по мне.

Я не строю и замков диковинных,

Жалко шпилями небо колоть;

Не желаю условий особенных,

Где бы нежилась бренная плоть.

Но есть то, без чего не жила бы я,

Что дает еще силы мне жить:

Я по-женски простая и слабая,

Не хочу, не могу не любить;

В небесах не витаю заоблачно,

А в своем измеренье любви

Мою окна, пускай будет солнечно

Свет со мною ей гнездышко вить;

Ей на стол – белоснежные скатерти,

Разносолы, хлеба и чаи;

Ей быть в доме моем не на паперти,

Только в центре, как в сердце семьи.

Я стелю покрывала восточные,

Чтобы взгляды мужчины ласкать

И духи разливаю цветочные,

Чтоб казалась поляной кровать.

Мне не нужно мажора вчерашнего,

А любви, будто веры чужой,

Пусть всегда будет теплой, домашнею,

Не остывшего дома душой.