Константин Реуцкий

Хочется озорничать,

Да не знаю, с чего начать.

         *   *   *

 Вспыхнули тополя,

Гулкое пламя течёт,

И маленькая земля

Закрыта на переучёт.

И плавятся травы вокруг,

И трескается гранит…

Иду поклониться костру

И, может быть, обронить

В оный сердце своё,

Шершавое от вранья…

А пламень из неба пьёт

У облаков тлеют края…

И высыхает взгляд

Смотрящего внутрь огня…

И тополя болят

Где-то внутри меня.

        *    *    *

 Мною движет метель, её струи светлы.

На снегу в темноте стынут капли смолы

И следы от корней – это раненый кедр

Уходил от камней с белой птицей в руке.

Словно стая борзых, семь седых валунов

Сквозь таёжную зыбь мчались следом. Темно,

Даже странно дышать этакой тишиной.

Дуло карандаша поднялось за спиной.

Я услышал щелчок, сбросил китель на снег –

Я побуду ещё в этом розовом сне,

Где студёная падь, где медведи на пнях.

Если ты станешь спать, ты увидишь меня.

Слышишь, лают ветра? Это наверняка.

Я бегу через мрак с белой птицей в руках.

* * *

Пальто, пошитое из одеял,
Посередине спины – цветы.
Что вы, маменька, это же я
Возвращаюсь пешком из мечты!

Чемодан упадает на грунт…
И напрасно вы так грустны!
Вам приснилось, что я умру?
Не смотрите такие сны!

* *  *

Дымные дожди.

Тёплая еда...

Мама, погляди:

Глупые года

Отползают вдаль,

Притворясь луной...

А то, чего я ждал,

И теперь со мной.

* *  *

Однажды ко мне пришёл гость

В полосатом, как у всех, зипуне.

Поздоровался и, разжав горсть,

Подарил мне множество будущих дней.

* * *

Сигарета, как жизнь, длинна.

До рассвета ещё сорок вёрст.

Я придумываю имена

Для отставших от стада звёзд.

* * *

Варили харю свиную,

Но ждали долю иную.

* * *

Что-то крякнуло, как будто, в вышине.

Может, это ты тоскуешь обо мне.

* * *

В небе над Москвой

Ветер полосат,

То ли он муссон,

То ли он пассат.

Я сижу в тенях,

Пью еловый сок.

Едет без меня Солнца колесо.

Едет и пущай!

Я с ним не дружу.

Пухлого леща

На смерть осужу.

Буду ждать зимы,

Валенки латать,

Попивать дымы,

И летать,

Летать...

* * *

Не эпоха была, так - эпошка,

Но сощурило меня, как япошку.

* * *

Человек - это звучит гордо,

Особенно, когда у него такая морда.

* * *

Я купил для нас два билета,

Два билета на бабье лето.

* * *

Квартирант пришёл в пальто,

Зацепил его на гвоздь,

Не спеша сыграл в лото,

Улыбнулся - не сбылось.

Он подумал: "Ну и пусть!"

Он подумал: "Ну и что ж!"

Вот и ты когда-нибудь

Точно так же не придёшь.

И обрывками бумаг

Ветер занесёт газон,

Не спеша умрёт зима,

Отползя за горизонт.

А вращающий момент

Нужно приравнять к нулю.

Я стою спиной к зиме:

"Солнце, я тебя люблю!"

Утро.
Юная картофельная ботва
Восхитительна в свете зари.
Нас ведут на расстрел в колонну по два.
Заметьте,
Именно по два, а не по три.
Впрочем не помню,
Может и не было никакой ботвы,
Может лежали снега окрест,
Но,
В любом случае,
Рядом со мной были Вы -
А иначе как бы потом я воскрес!

* * *
Тучи от края до края…
«Кажется, я умираю ,»-
Тургенев опустил глаза долу:
«Доктор, еще может быть валидолу?..»
Ветер рыщет по полю,
Письма чьи-то кружат, будто птицы раненые.
Дворники плачут от бессилья и боли
И кроют погоду не очень цензурной бранью.
«Но как, однако же, рано!»-
Тургеневу страшно и странно.
Он подавлен и просит:
«Измерьте температуру еще раз! Измерьте!»- И
Он совершенно забыл о предстоящем бессмертии.

* * *
Крестьяне сажают репу
В облака вон за теми холмами.
Сажают, а мне это лепо
И я пишу письмо своей маме.
И, делая из него самолетик,
Бросаю его туда же:
Распугай нудноглазых тетек,
Ты меня этим очень обяжешь!
И он, обжигая весь воздух,
Летит, и трепещут крестьяне,
И прячут колючие звезды
В складках своих одеяний.

* * *
Талая лазурь на теле.
Небо ли? Кровоподтеки?
Все одно уйду в метели
И в застывшем водостоке
Я дыханием полынным
Маленькое продышу оконце,
Что бы подо льдом дельфины
Не забыли запах солнца.