Олег Бондарь  (1947-2021)

 ( поэма )
Моему отцу
Евгению Бондарю
 посвящаю

 СИМВОЛЫ ЭПОХИ

ПАМЯТЬ
Серп и молот, солнца луч, Свитые венком колосья – Символ, под которым рос я, Был понятен и могуч. Царский герб – орёл двуглавый, Голубая в жилах кровь, Историческая слава – Был зачислен в стан врагов. Красный флаг, как символ новый, Взвился над одной шестой Частью суши. До озноба Любопытно! Не простой Мне вопрос судьбою задан: В ком тот лютый бес упрятан? Где живёт коварный враг, Что сменил мне герб и флаг? Время множит скорбь и славу В человеческой судьбе. Снова стал орёл двуглавый Красоваться на гербе. …………………………….
Жизнь пока что мне мила.
Это повод улыбнуться.
Мне не хочется «трезубцем»
Отбиваться от «орла»…

Гибнет ствол, теряя ветки, Зло всегда рождает зло. Выжили, спасибо, предки, Слава Богу, повезло! Вкалывали и сражались, Постигали жизни ход, За чужой спиной не жались В самый распроклятый год. Не крестились. Не «стучали». Не сидели в лагерях. С голодухи опухали, Ощущали смертный страх… Торжество любви познали, Уцелеть в бою смогли, Пережили, отстояли, Победили, мир спасли!..
Человеческая память – Удивительный сосуд: Сколь его не наполняют, А до верха не нальют… И ещё одна загадка Чаше с памятью дана – Пей хоть явно, хоть украдкой, Всё не вычерпать до дна… Подвиг прадедов… Легенды О неведомой войне, Как обрывки киноленты В сельском клубе на стене. …Ложка, орден, документы, Фотографии овал – Память вспышкою мгновенной Вырывает из забвенья, Из потёмков сокровенных,
То, что Батя рассказал…
ГЕРБ ГОРОДА ХАРЬКОВА

У древних столиц на гербах
орлы, Драконы,
медведи
и звёзды Раскрытые пасти,
рогатые лбы, Топорщатся хищно и грозно. Почтения требуют, –
не откажу, Уважу не малою толикой. Но, если честно,
то я дорожу Миролюбивой символикой. Харькова герб
не пугает глаза Предметом жестоким и хмурым: Рог одолжила ему коза, Жезл подарил
Меркурий. Тем, что народ наш совершил, Герб слобожанский украшен: Мудростью книжной,
силой машин, Колосом щедрых пашен. Ученый и слесарь,
таксист, агроном, Станочник высококлассный Известны
изысканным мастерством, Особой
харьковской мастью.

Актер и строитель, конструктор, банкир, Астрóном
и педагог Символом мирным
радуют мир И слава
ложится у ног.
Мой город
купцов и ремесла чтил,

Учился,
работал, смеялся, Строил соборы,
горилку варил, В войнах оборонялся. На перекрестке торговых дорог Мужал,
становился сильным. Сшибал любой наставленный рог И – делал его…
изобильным! Хотел супостат
не раз и не два Устроить нам
в клеточку небо, А Харьков
достойный ответ давал, Да так, что
мало всем не было! Жизни отчаянные толчки Своею парируем шкурою, Мы, харьковчане,
не новички В служении богу Меркурию!

Точка отсчёта – начало дорог, Харьков с самого детства. Наш герб не зря украшает рог – Умеем в труде упереться! Дед поднимал лесопильный завод, Дома проектировал батя, Людей лечила за годом год Мама в больничной палате. А что касаемо доли моей, – Много в ней граней привычных: Вывел в люди своих сыновей, Трёх харьковчан отличных. Студентов учу, пишу свой стих, Радуюсь солнцу яркому. И мне
стократно
милее других Герб
города
Харькова!

ФЛАГ МОЕГО ОТЦА

Мой отец под флагом красным Кровь за Родину пролил. Полагаю, не напрасно: Волю спас и род продлил. Скупо возвращает память Тех далёких дней накал. Я там не был, что лукавить, Ни убавить, ни прибавить, Что запомнил – записал: О войне рассказов Бати На десяток фильмов хватит. Память, мне не изменяя, Вьёт пружиною сюжет, Вдруг слезинкою накатит, Обрывая так некстати… …Тридцать лет как Бати нет…

«Тёркин» в нашем доме был Книгою настольной. С ней отец частенько быль Сравнивал. Невольно Меряю на свой аршин: Будет то, что будет, Может, где и погрешил, Время нас рассудит. Мне Твардовского размер – Словно песня горна, К потаённой правде дверь – В ней всегда просторно.


ВОЙНА. НАЧАЛО.

«…Сочи. Лето ласкало загаром. Штормы сменяли штили. Рявкнул рупор чёрным ударом: – Немцы Киев бомбили! Кто-то ещё улыбается глупо, Лёжа у моря на гальке. Каркает вороном репродуктор: – Немцы бомбили Харьков! Море синее, как на открытках, Стынут пляжи пустые. Поезд домой громыхает на стыках: – Немцы бомбили Киев! Тлеет тревожной зарёю восток В тучах разорванных низких. Мысль стучится кровью в висок: – Немцы бомбили Минск!..» *

«…Фронтовая осень. Рядом С нашим ротным блиндажом Танка чёрная громада – Борт прорезан как ножом, Башня снесена снарядом. Но под днищем есть сухое Место. Просто благодать. Ветра нет, и после боя Можно ночку скоротать. …Вьётся листьев вереница, Тихо падает в траву, А душа подбитой птицей Еле-еле на плаву… Лёд окутывает волю, Кромки – острое стекло – Бьют, кромсают, режут, колют. Сердце болью истекло. Разъярённою волчицей, Угодившею в капкан, Ветер воет и ярится Алой кровью рваных ран, Что из туч закатных льётся. Сумрак ночью мир пленит, И не верится, что Солнце Завтра душу озарит…»

КАК ТЫ, БАТЯ, ЖИВ ОСТАЛСЯ?..

…В поле матушка-пехота. Холод, голод, зной и снег, Грязь осенняя. До рвоты Тяжкий крест – один на всех. Смерть ловила в бранном поле, Снайпер целил, – не успел. …И четырежды в неволе Уводили на расстрел…
«…Что спасало? Бог ли? Смелость? Просто очень жить хотелось! Просто – мы такой народ: В жилах пламень, а не лёд. В сорок пятом, после драки, Мастера заплечных дел Наседали, как собаки: – Почему ты уцелел?!! – Потому, что чуткой птицей Темной ночкой не уснул И подкравшегося фрица Финкой ловко полоснул. Потому, что в мир загробный Мне тогда не вышел срок. Потому, что не был скромным! Дрался грамотно и злобно – Первым нажимал курок!

…Пуля жалит на излёте… …Наши в поле, немцы в хатах... Что ни улица – засада. Погреб – скопище врагов. Жарко харкал миномётик По фашистским маскхалатам... ...Бой-дуэль на автоматах С ходу, с десяти шагов… …Второпях навскидку били… Очередь – свинцовый шквал! Немец в бок меня навылет, Я вражину – наповал… …Вечер лёг, как серый пепел. Чувствую, – знобит слегка. Сгоряча-то не заметил, Что прострелена рука. Не запомнил, как случилось… После боя – чёрт не брат. Вдруг истома навалилась, А очнулся – медсанбат…»

Госпиталь. Серые стены. Стонет надрывно сосед:
«Сделай картошечки, Лена, С маслицем мне на обед». …Лампа коптит маслянисто... …Ранен в брюшину – нельзя… …Жалко майора-танкиста. …Искоркой гаснет слеза…
…Слёзы сестрички заметил, Старый хирург фронтовой. Выбил из трубочки пепел, Грустно кивнул головой. Спец – не опишешь словами, Скольких еще он спасёт… Тихо, одними губами:
«Делай. К утру он дойдет…»

*** Чёрной кошкой сон подкрался И улёгся на груди. Что там будет впереди? Всё представить я пытался, Как мой Батя жив остался…


В ОККУПАЦИИ

КРЫША

Гуляю по Мироносицкой Мимо Серого Здания. Сердце наружу просится Вихрем воспоминания. …На доме, где лентой увитый Колос под солнышком цвёл, В войну восседал упитанный Третьего Рейха орёл. И красовался гордо До сорок третьего года… …Твердыня былая расколота… К прошлому нам не вернуться. Колосья и серп вместе с молотом Сняли. Сменили трезубцем… …Качает лодку истории Времени море безбрежное. Меняются аллегории, Суть остаётся прежней… ***
«…Снег посылает нам небо зимой, Летом – ливень и град, Солнца улыбку дарит весной, Осенью цедит дождь затяжной, Но если небо пылает войной – Сверху бомбы летят! Зло закипает кровавой икотой, Тело сводит неистовый раж: Наши, чёрт возьми, самолёты Сыплют бомбы на город наш, Но никуда не деться – В Харькове – немцы! Серое Зданье торцом уходило В каменный мощный забор. Бомба-фугаска как раз угодила Прямо во внутренний двор. Всё, что осталось от двух легковушек, Вспыхнув, сгорело в мгновение. С крыши железо скрутило наружу, Как бересту на полене... …День уныло топал к ночи. Серый свет неспешно гас. Скоро комендантский час. Есть хотелось. Даже очень. Обошла меня удача: Всё не так и невпопад. Шёл домой усталым, мрачным И случайно поднял взгляд.
И застыл на ровном месте: Под себя подмяв карниз, Метров сто квадратных жести С крыши свешивались вниз. Поднялась волна азарта, Озорная скачет мысль:
«Крыша, потерпи до завтра! Железяка, не сорвись!»
Наутро постриженным, бритым, В костюме, сидящем ловко, Отправился к немцам с визитом:
«Центру от Москалёвки». Рабочая синяя форма – Признак арийской культуры. Надпись по белому чёрным:
«Арбайтер Магистратуры». В тачке – верёвки уложены, Строганные треножники, Таблички. На них указатели: Готикой надпись «Обход». Это в тылу неприятеля Сосредоточен, внимателен Бондарь на дело идёт...
…Символ порядка властного В новых рейха пределах. Флаги как наши – красные, Но свастика в круге белом, Заметная издалека, Словно плёткой огрела. В кулак собралась рука, Ярость в душе закипела.
…Уверенно, благо – привычка, Расставил треножники ловко, Потом прицепил таблички И натянул верёвки. Немцы – вымуштрованный народ. Прежде всего, – дисциплина! Пошли аккуратно дорогою длинной Строго по стрелке «Обход».
Соорудив загородку, Придав отчуждённость лицу, Уверенною походкой Спокойно иду к крыльцу.
Форма привычна немецкому оку. Хмурый солдат свысока Глянул, кивнул, нажимая на кнопку, Скрытого в нише звонка. Дежурный явился с миною строгой, В чёрном мундире. Король. Проверил верёвки, таблички, треноги, Коротко бросил: «Яволь!» Унтер меня провожает на крышу. Я по дороге всё вижу и слышу: Стук телетайпов, звонки телефонов, Кто-то диктует приказ монотонно... ...Парень невзрачный хлюпает носом, Руки в наручниках. Видно, с допроса... ...Под монотонный шум из окон Грузится зондеркоманда в фургон... …Кто-то вдруг басом захохотал… ...Женщин ведут конвоиры в подвал... ...Группа военных в мундирах мышиных Вышла из подкатившей машины... Обыкновенные будни гестапо – Зверя войны беспощадная лапа. ...Вот я на крыше. Внизу подо мной Харьков немецкий. Родной и чужой. Чёрный, угрюмый, гордый Тарас Смотрит. А фрицы боятся тех глаз! ...Немцы пять раз подрывали Госпром. Выстоял! Выстоял гадам назло!
...Артиллерийский корректировщик
«Шторьх» приземляется прямо на площадь. В штаб документы. Срочно. Из Рейха. Вот бы ружьишко. Ну, хоть трёхлинейку...
Ну, погодите! Придет ещё срок – Счёты сведём. Ухватив молоток, Я с нарастающей злобой и пылом По оцинковке прошёлся зубилом.
Через минуту-другую работы Крыши кусок с ужасающим грохотом Вниз полетел. Поднялась туча пыли. Фрицы все окна вокруг облепили, Тыкали пальцами и голготали. Думали – бомба. Нет-нет и бросали В небо осеннее пристальный взгляд: Русские очень внезапно бомбят. Непредсказуемо.
Днём или ночью Может прорваться смельчак-одиночка И с высотёнки малой предельно Сбросить подарочек в темя. Прицельно. ...С крыши спустился, не торопясь, К этому времени пыль улеглась. Неторопливо, без суеты, Строго по швам отбиваю листы. Коль на себя – то работаешь споро! Вдруг заревели рядом моторы,
Слышится грохот сапог об асфальт: Гиршмана справа, слева Профсад... Улицу немцы в момент перекрыли, Высадив роту из автомобилей, Одновременно с обеих сторон. Всех, кто случайно попался в полон, Стали сгонять, как скотину, в фургон. Кто-то отпрянул, рванулся назад. Коротко плюнул свинцом автомат. Через минуту, ну, максимум две, Парень висел на ближайшем столбе…
Я сижу – ни жив, ни мёртв. А вокруг – облава! Кто-то раненый орёт. Немцы слева, справа. Тянут женщин, стариков В чёрные фургоны, Крики, ругань, стоны, кровь. Я сижу в кольце флажков, Как охотник средь волков, В отчуждённой зоне.
Словно, нет совсем меня Здесь на свете белом. Потому, что занят я, Просто – занят делом. Я для немцев в этот миг – Винтик в механизме, Что работает на них. Это стоит жизни! Да! Я – винтик! Ну, дела! Хитрый, хоть и мелкий! И облава обошла В аккурат по стрелке.
Даже смертная игра С немцем – в рамках правил. (Эти стрелки я с утра, Помните, расставил?) Немцы, ох, не дураки – Дело туго знают: Только выйду за флажки – Вмиг захомутают. Так идет за часом час. Шуцманы лютуют. Я железо в третий раз Тщательно бортую.
А уже четвёртый час. Слава Богу! Слава! Фрицам поступил приказ, Кончилась облава.
Всё железо погрузил И треноги в тачку. Вёз, толкал, что было сил, Чуть не на карачках. Комендантский час застал. На Клочковской в доме крёстной. Я у них заночевал, Съев на ужин сборщик постный. Был естественным финал В приключенье странном: На Благбазе оптом сдал Весь металл армянам, Не торгуясь. Получил Сотни три рейхсмарок, Сала, хлеба из печи Да свечи огарок…”

…Молоток. Родной металл. В руки взял и слышу, Как отец им грохотал По немецкой крыше…

КОЛБАСА
Не спеша, иду по Чернышевского, На весеннем солнце грею нос. Легкое видение прошедшего Мимолётной тенью пронеслось. Прохожу по старым, тихим улицам, Переулкам, тупичкам и дворикам. Прошлое в глухих углах сутулится, Дань не торопясь отдать историкам. В сорок первом, хмурой поздней осенью, Перед самой-самой лютою зимой, Снег упал унылой серой проседью, Стал немецким тылом город мой. Киев пал уже. И силы таяли. Оборона – что мешок с прорехами. Харьков немцы очень быстро заняли – Видно, драться толком было некому. Двухэтажный домик, двор в акациях, На скамейке шепчутся влюблённые. Нынче тут для женщин консультация, А при немцах – кухня гарнизонная. …Небольшое чистенькое здание, Стёкол нет, но вставлена фанера. Круглосуточно готовый пункт питания Для господ немецких офицеров…
...Я во снах, а Батя – наяву... "...Жить охота, голод ведь – не тётка. Подрядился фрицам за жратву В кухне сделать электропроводку.
Я "фольксдойче” стал. Сам делал метрику. В документе значился электриком.
…Спецподразделенья всех мастей, Типы с неприметною натурой, Офицеры маршевых частей, Гарнизонный штаб с комендатурой, Кто-то щеголяет формой новою, В мятой те, кто пережили бой, Те в парадной, эти в полевой Строем-пёхом топают в столовую. Строго бдится чинопочитание – Лейтенант в майорский зал не сунется. Получают общее питание: Мелочь – со двора, постарше – с улицы. Триста литров бак. В нём суп гороховый. Автоклав. И крышка под барашками. Три мешка засыпали – не охнули! (Подорвать бы толовою шашкой!) Харч в любой момент подать готовы – Днём ли ночью. Быстро, да не жирно. Но черпак полутораметровый В супе том стоял по стойке смирно. Старший повар Курт всегда при кителе. Скупердяй. Повязан был с гестапо. Все его боялись, ненавидели, Говорили: – Сдаст родного папу! Ганс и Мориц – повара-помощники. Ганс – толстяк, а Мориц худосочный. Вкалывали в кухне денно-нощно, Только б не попасть на фронт восточный.
Окопавшись в кухне деловито, Крали понемногу, постоянно. Главное, чтоб Курт напился пьяным. И тогда всё будет шито-крыто… – Пять вагонов фрицев вверх колёсами! – Сквознячком прошелестела весть. Ночью партизаны белгородские Поезд подорвали. (Жаль, не весь!) Белгородцы славно партизанили – Меньше едоков! На кухне новости. Ганс и Мориц (рожи рвёт от скромности) Колбасы три круга прикарманили. Надо вам сказать, та колбаса была Твёрдая, ну как бетона надолбы. Сунули в котел, под крышку – все дела, В супе том и лом железный плавал бы. Я на козлах был и сверху всё засёк. Немцы вышли. Черпаком проворно я Два кружка на дно, а третий – уволок, Спрятал в шахту вентиляционную. Козелки собрал. И колбасу унёс. Аккуратно. Сдерживая прыть. Долго мучил немцев-поваров вопрос: Кто кого сумел перехитрить? Колбасы не досчитавшись круга, Ганс и Мориц сильно опечалились, Курту настучали друг на друга И за то на фронт вдвоём отправились”.

ФОН ПАУЛЮС

"…Рёвом моторов город разорван. Резво, напористо, быстро В кухню ворвалась ровнёхонько в полдень Дюжина мотоциклистов. А вслед за ними, негромко урча, Тигром на мягких лапах, Ткнулся в крыльцо, баркасом в причал, Длинный, приземистый «майбах».
Эсэсовцы в чёрных плащах за колено, Припорошённых пылью, Сноровисто, ловко, просто мгновенно, Выходы все перекрыли. Подковами важно по кафелю цокая, Неспешной походкой страуса, Вошёл, сверкнув на застывших моноклем, Сам фельдмаршал фон Паулюс. Всех, кто на кухне был за столами, Под битой посуды звон, Молча на дверь поведя стволами, Охрана выгнала вон. Бывают в жизни такие моменты, Выпал мне случай такой! Но, кроме резиновой изоленты, Нет ничего под рукой!

Пружиной на козлах сжимаюсь я, Вот сверху сейчас сигану, Руками достану фон Паулюса И шею ему сверну!
Глазом ловлю по углам: там и тут Эсэсовцы в касках рогатых! Только дёрнись – вмиг разнесут Из четырёх автоматов.
Назад под козлами будет идти – Камнем паду на шею. Как ни быстро пуля летит, Я раньше сломать успею. ...Сырого мяса порядочный шмат, Принёс адъютант на обед. Два тесака о доску гремят: Минута – готов паштет. Паулюс шнапса из фляжки набулькал Выпил, выдохнул смачно. Солдаты в углах слюну сглотнули Преданно, по-собачьи. Телохранители бдят на посту, Особенно подле тела, Чтобы к фельдмаршалу на версту И муха не подлетела.
Вояку немецкого сохранил – Идол веры иной, Похоже, хитрый пруссак ощутил Смерть серой спиной – Он один изо всех, кто там был, (Вот в чудеса и не верь!) Встал. Аккуратно фляжку закрыл И… вышел в другую дверь.
Взревели моторы, сверкнули спицы, Умчался фельдмаршал грозный. И тут – О, Майн Готт! – смекнули фрицы, Что я оставался на козлах! Сначала ужас читался в глазах, Потом – заржали, как дети И объяснили в доступных словах, Как решетили б меня в пух и прах Эсэсовцы, если б заметили. Долго ещё потешались жлобы… Скажу справедливости ради – Барон не ушел от своей судьбы. Но после. Уже в Сталинграде…”

БАНЯ

« ...Итальянцы, венгры, австрияки Допьяна хватили смертной драки… Тех, кто ранен был да не остыл, Ждал нелёгкий путь в далёкий тыл…
……………………………………
…Те, кто с жизнью не расстались В мясорубке фронтовой, В тыл ритмично отправлялись Эшелонами домой. Немец – тоже не железный, Болью смертною истерзан. Кровь, бинты, короста с гноем… Обожжённый летним зноем, Обмороженный зимой – Еле-еле, но живой… ...Сквозь мороз да чад угарный Мчится поезд санитарный, Ошалелым зверем мчится В дробном грохоте колёс. В нём полтыщи битых фрицев. Довезёт ли – вот вопрос? – Тяжко раненый, постельный? Разговор о тех отдельный. – Должен ты, сынок, понять – Рана может стать смертельной, Если не перевязать,
Вовремя не обработать, Не промыть да не заштопать. На войне, ты знаешь сам, Не бывает чистых ран… ...А случается причина, Чтоб бинты не обновить – По приезде половину Будут сразу хоронить. Был какой-то ушлый дока, Исхитрился, подсчитал: От гангрены и от шока В муках страшных и жестоких Втрое больше мрёт до срока, Чем убито наповал. Битых фрицев эшелон (Крики, брань, предсмертный стон) Всех принять и обработать, Вшей убить (а их без счёта), Вымыть и перевязать, Погрузить и в Рейх послать. В просторечье – просто баня, А на деле комбинат. Для одёжек – «вошебойка», Перевязка – для солдат. ********************** Грязные, забитые румыны Котелки, котомки, спины, спины… Как удобно ведьмище-войне На солдатской сгорбленой спине…

*******************************

По углам висят плакаты, Что куда и как цеплять, Но румынские солдаты Не обучены читать. А тем более немецкий, Указующий плакат... ...Санитар мордатый рядом Посочувствовать готов: Сунет между глаз прикладом, И понятно всё без слов…
***************************
«Орднунг – это есть порядок! » Безупречный механизм, Всё расписано как надо, Снизу вверх и сверху вниз: Каску, ранец, автомат, Ремень с пряжкой, китель, брюки... ...Боги тыловой науки За портянкой каждой бдят...
***************************
...Каждому, кто проходил обработку, Бирки, крючки-карабины – Китель налево, вместе с пилоткой, Брюки с шинелью в корзину.
Всё, что из хлопка и шерсти – прямо В прожарку за рядом ряд, Где за стальными дверями Устроен блошиный ад… Ранцы и ремни, подпруги седельные Дезинфицировали отдельно.
Всё очень четко и строго по надписям. Читай, выполняй и скорей отмывайся. Далее стрижка «под нуль» до мозгов, Чист – одевайся. В дорогу готов. Всё занимало сто двадцать минут. Кто зазевался, того подтолкнут, Кто не ходячий, контужен, сомлел, Так «обработают» – лучше расстрел. Два санитара, без тени печали, С раненых гипс и повязки срывали Не церемонясь, с недрогнувшей рожей, Рвали бинты со здоровою кожей. Битые фрицы истошно орали, Падали в обморок и верещали, Но, как ни странно, не протестовали».
**********************************************

ПОЛИЦАИ 
В любое время, в мире повсюду Можно встретить потомка Иуды. Предательство – вечная категория! Увы, это так. И не спорю я. Живы ещё и встречаются люди, Давшие фору любому Иуде. Вдогонку плюём и навек презираем Тех, кто в войну служил полицаем.

«…Домой появлялся редко, Взяли меня на заметку… Света не зажигая, Устало присел на кушетку, События дня вспоминая. В окошке мелькнули тени. Понял, что не случайно, Вышел тихонечко в сени, Прислушался. В дверь постучали. Сначала, вроде, негромко. Потом навалились. И фомкой Старую добрую дверь Стали снимать с петель.
Везенье огромное было в том, Шпиков оказалось лишь двое. Не видя окно слуховое, Дверь проломили – тряхнуло дом. Грохали и матерились так, Что весь квартал разбудили. А я смотался. Через чердак. Спокойно. Без шума и пыли.
С крыши скользнул беззвучно, К забору прополз ужом, Тихо, благополучно Дворами, дворами ушёл…»

***********************************

Не долго жила та гнида, Что Батю фашистам выдала: Век у гадюки короткий, И в середине мая Шпика с перерезанной глоткой Нашли в углу за сараем.

НА ФРОНТЕ

 КУРСКАЯ ДУГА

В землю зарылась пехота. Дотами танки по башню Въелись в мягкую пашню. Всем помирать неохота. Дзоты, траншеи, схроны, Окопы и блиндажи – Линия обороны. Хочешь, не хочешь, – держи!

«…Сорок миллионов наших, В той войне проклятой павших, Каждый третий был казах. Слёзы стынут на глазах… …Немец – дока в ратном деле И упорен он в бою, Только он в чужом приделе. Я ловлю его в прицеле! И поймаю! И убью!»

РОТА БОНДАРЯ

Прибыл после медсанбата, Встретил сонного комбата. Тот, ругаясь в трубку матом, Хриплым голосом вопил: – Лейтенантов в ротах нету! Снайпер – мать его разэтак! – Третьего вчера свалил! …………………………….. – Старшина при миномётах? Был в разведке фронтовой? Так. Нормально. Третья рота Будет, Бондарь, за тобой.

« – Становись! – Бойцы вскочили, Поднимая тучу пыли, Разобрались, стали в строй, Вот они передо мной. ...Долго-долго эти лица Будут мне ночами сниться, Уплывая на рассвете, Словно призрак наяву. Я пытаюсь в них всмотреться, Холодок давлю под сердцем. Не забуду лица эти До тех пор, пока живу…

...Взял тетрадку. Финкой острой Карандашик заточил И у первого по росту – Как фамилия? – спросил. На меня сверкнув глазами, Будто не в своём уме, Парень с черными усами Бросил сумрачно: «Бельме». Что ж, запишем аккуратно. Русь – великая страна! Слыхивала, вероятно, И такие имена. – Как фамилия? – второму. Тот, помедлив, цедит мне Через горькую истому То же самое: «Бельме»… …Сходу не могу понять я, Что за хмурый индивид. Может быть, родные братья? Жизнь по всякому чудит. Тут боец, почти ребёнок, Малорослый киргизёнок, Весь в улыбке, словно май:
«Камандир, его сказала, Что твоя не панимай!»
...Гимнастёрки, скатки, каски В настороженной тиши... Сам себе даю подсказку: – Думай, Бондарь! Не спеши!

Киргизёнку без острастки: – Ты умеешь по-казахски? – Да, умею. – Так пиши! Имя, отчество бойца. Тщательно веди работу. ...Так переписали роту От начала до конца:
Двадцать два казаха чёрных, Пять узбеков да киргиз, И хохол – Евгений Бондарь. Ну, тевтонец, берегись!»

Снег ниспадал. Неторопливо, Стерильно-чистый и тоскливый В простреленной ветрами мгле, К избитой сапогом земле. Укрыть. Навеки успокоить Пространство без границ и стран, Забинтовав прохладным слоем Воронки черных рваных ран.

 АВИТАМИНОЗ

«...Армию кормили просом Да нерушеным овсом. Или вой голодным псом, Или мучайся поносом. Ну, а, ежели всерьёз, Страшен – авитаминоз! Обессилевшие злые, К ночи полностью слепые. Кто с «куриной слепотой» – Не бойцы ночной порой. Вдумайся, безлунной ночью, Нужно воевать «на ощупь». А дойдёт до рукопашной – Понял? То-то и оно, Это было бы смешно, Если б не было так страшно. А от «слепоты куриной» Избавляют витамины. Ну, а где ж ты их возьмёшь На войне, ядрена вошь!?! Ухмыльнуться есть причина – Самым первым витамином, Грустно – да, но это так, Были водка и табак.

И ещё был русский мат, Сказанный всерьёз, со злобой, Бил без промаха микробов, Как фашистов, – всех подряд.
Призадумались с комбатом, Как помочь своим солдатам? Долго думали. Всерьёз. И решение нашлось. Чтоб поладить с поварами, Взвод отправил за дровами, А догадливый комбат Приказал кормить ребят Каждый день сырой печёнкой. Дальше – ясно и ребёнку, Без чудес, через неделю Степняки-бойцы прозрели!»

ВОЗДУХ

«…Ясный день не мил пехоте. А за что его любить? Снова в небе самолёты, Снова нас летят бомбить! …Строем прут, как на параде, Эшелонами идут, С трёх сторон заходят, …гады, Смерть на голову везут. …Фриц не любит равной схватки. В небе он числом берёт: Наших – пара, их – десятки. Но другой ведётся счёт, Если в драке наш пилот! В строй немецких бомбовозов, Как в полено острый клин,
«Лавочкин» воткнулся грозно Фрицев семь, а он один. Первый «юнкерс» клюнул носом, Задевая своего, завалился, пошатнулся, Ярко вспыхнул, кувыркнулся, Пишет в небе дымный след. Был фашист – фашиста нет!
…Бесконечный купол синий... Нарастал над головой Исступлённый зуд осиный, Превращаясь в злобный вой.
«кобры», «лавочкины», «яки»,
«фокки», «юнкерсы», «дорнье» Закрутились в смертной драке, Словно в смерче вороньё. Кто в защите, кто в атаке. Кто чужие? Где свои Там, в заоблачной дали?.. Не поймёшь – хоть глаз коли… Наш завис на вертикали И его тотчас достали: Рой трассирующих пуль Фюзеляж насквозь проткнул, И в предсмертном кураже "Як” сверкнул на вираже… Как по крыше крупный град, В небе пушки говорят. Реванул мотор утробно И, перекрывая вой, Очередь хлестнула дробно – Будто великан со злобой Рвёт мешок над головой. Испугались! Строй сломали… А сперва так гордо шли! ...Крестоносцы улетали, Как с навоза воробьи, Бомбы без толку швыряя. На позиции свои...
…В том бою воздушном скором Краснозвездным метеором Жизнь окончил наш пилот, Увеличив скорбный счёт…”
Чёрный мазок мимолётно Перечеркнул небосклон. Вырос за горизонтом Взрыва бесформенный ком. Тучки взбежали на небо, Гром рокотнул вдалеке, Тонут дождинки в песке… Боя как будто и не было.

…Нет в мире сокровенней тишины, Чем та, что между молнией и громом, Когда секунды до краёв полны Мучительно звенящею истомой. …Шарахнул гром, раскалывая твердь Над миром, притаившимся в молитве. Несломленный боец, презревший смерть – Столетний дуб горит в неравной битве...

 "МЕССЕРШМИТТ”

«…Утро зреет в нежных росах, Золотится солнца край. Кто-то хрипло крикнул: – Воздух! Слева "мессеры”! Встречай! "Мессер” чешет вдоль траншеи, И от пули холодок Стеганул слегка по шее. Если бы правей чуток – Не родился б ты, сынок... Налетела вражья стая, Что на пашню вороньё. Окрик сзади догоняет:
«Камандыр – диржи ружьё!» Сошки мигом взял на плечи, Руки в бруствер, на упор. Так ружьё держать полегче – Начинаем разговор! Не старинная берданка, Не трудяга-пулемёт, А гроза немецких танков – ПТР. Не подведёт! Будем бить зверюгу влёт!
Это только на картинках ПэТэЭром , как пушинкой, Вертит чудо-богатырь. А в натуре этот штырь,
Кованый из лучшей стали, Весит, ну, почти что пуд. Мы вдвоём ружьё таскали, Это был нелёгкий труд… Насквозь броневик бивали, Расшибали танку трак, Наблюдателей снимали, В самолёт пока никак Нам попасть не удавалось. Два-три раза попытались – Мимо. Больно далека, Видимая еле-еле, Точка юркая в прицеле Ускользала в облака.
...Был в расчёте номер первый Сын степей. Стальные нервы И орлиный, зоркий глаз – Джаксынбай. Немало раз Пулей, пущенною ловко, Выдал фрицам в ад путёвку.
...До чего же немец близко: Лётный шлем, шнурочком ус, На капоте знак фашистский И бубновый красный туз. Улыбаясь еле-еле, Видно, лучший в лётном деле Ас, собаку в этом съел, Ловит фриц меня в прицел.
И представить невозможно, На какой же миг ничтожный, Годом длящийся во снах, Раньше выстрелил казах… ...Брызнула стеклом кабина. Захлебнулся, взвыл мотор, И крылатая махина Ткнулась носом в косогор. Врезалась, рванула сочно! Столб огня – до неба аж!
Но попала, сволочь, точно, В щепки разметав блиндаж, Тот, что до седьмого пота Ночку всю копала рота. Три наката: доски, шпалы… Взрывом всё пораскидало. Громкий «мессеру» капут!
Джаксынбай сияет рожей: – Ордин нам тэпэр положин! – Показал себе на грудь. – Дирочку прасверлим тут!»
…Говорил, смеялся гордо, Целый день счастливым был…
Вечером на гимнастёрке Снайпер дырку просверлил…” ……………………………………

Не с крестом поганым, а со звёздами Над Чечнёю сбили самолёт. Жутко мне. Реальность жжёт вопросами: – Кто за боль и смерть ответ несёт? Нам забавной кажется война, Ежели в кино, давно да издали... Рожею сияет в телевизоре Хам, на ком за всё лежит вина! Прорва дел людских. Не мудрено – Проморгал местами добрый Бог... ...Прорастает ярости зерно Чёрными крестами вдоль дорог...

НЕМЕЦ АСС

«…Немец-асс валил французов, Бил поляков, англичан, Но, нарвавшись на таран, Утром солнечным под Курском, Словно с печки таракан, Рухнул с неба в кукурузу. …Тут подбитого пилота Повстречала наша рота. Немчура – боец достойный. Парашют успел собрать, Отбивался зло, спокойно. Пистолет – не автомат: Быстро кончилась обойма. Но, однако, вёрткий гад Подстрелил троих ребят. Огоньком его прижали, Обложили, обошли, Навалились, повязали, Дали в морду, не скупясь, И швырнули прямо в грязь. Заглянули: что в планшетке? Видим – гость довольно редкий, Карты, схемы – ценный клад. – В штаб его! – сказал комбат.
...В штаб недолгая дорога Вдоль поляны, по разлогу, Через рощицу и поле. Там, где самосевом рожь.
Вроде, путь совсем не длинный, Но в траве таятся мины, Если тропочку не знаешь, На тот свет быстрей дойдёшь… На опушке, у пригорка Замер танк – «тридцатьчетвёрка». Чуть подальше, в землю рылом, То, что раньше «тигром» было. Что случилось, каждый может Сразу догадаться сам. Только глянешь – дрожь по коже... ...Я как первый раз увидел, Словно бритвой по глазам...
…Оба победить хотели –
Оба выстрелить успели… ...Звёзды били по крестам С полста метров, по бортам… Вспышка. Взрыв. Боекомплект... …Ничего живого нет.
…Лётчик-фриц хоть мал, но крепок, Русский знал, видать, как свой. Руки связаны стропой – Больно в драке был он цепок.
Увидал наш танк подбитый И, ехидно сморщив нос, Издевательски, открыто Задал каверзный вопрос, Вроде как издалека: – Что, Иван, "… бронья крепка??” И, сверкнувши глазом льдистым, Смел был немец, злобно-смел, Как в плохом кино артисты, Тонким голосом допел: "… и танки наши бистры”.
Только песня эта враз, Хрустнувши, оборвалась. Потому, как Ваня двинул Немцу прямо промеж глаз. ...Не сдержал кулак уралец – Пробил фрицу смертный час. В штабе матом стали крыть, Что нельзя, мол, пленных бить… Ну, так что ж ему, подлюке, Безнаказанно хамить? Пожурили, но слегка… За утерю языка. Званье, правда, задержали, Оказалось – на века...”
***********************************

Век иной, и жизнь иная Но порой, сдаётся мне, Мы живём, как на войне, Сами не подозревая.
***

Красный, яростный плевок – На столбе афиша. Тот, кто дракой занемог, Разума не слышит.
«Бой без правил» – скотский бал
Без науки книжной. Бок подставил – проиграл! И – ликует ближний! Поединки. На ножах. В связке на кинжалах, На резинках, утюгах, На осиных жалах! Изощренно людям чёрт Души обезглавил: Каждый с каждым бой ведёт. Честный бой. Без правил.

 СНАЙПЕР

«…Просвистела пуля рядом –
Бросило в холодный пот… ...Раз услышал, то не в счёт, Та, что смерть бойцу несёт, Подкрадётся из засады... Зажигалка или спичка Выручали нас огнём. Отчего пошла привычка Не прикуривать втроём? Фронтовик немедля скажет (Это штатским невдомёк), Что матёрый снайпер вражий Точно бил «на огонёк». Снайпер – это ум и хитрость. Одиночный, тихий выстрел
Смерть несёт издалека. И почти наверняка, Если двое прикурили, Третьего – похоронили…»

 АИСТЫ

На опушке леса заболоченной, Возле ручейка с зелёной тиною, На дубу огромном скособоченном Приютились гнёзда аистиные.
Нильские болота тепловодные Аистов зимой в туманы кутали, А гнездовье на любимой родине Оказалось среди боя лютого. Грозный рык войны совсем не страшен им: Гнёзда мастерят из тонких веточек. И немецким матерям и нашенским Принесут ко сроку малых детушек…
В полосе нейтральной жили аисты. Как увидишь – сердце в изумлении. И ничья рука не поднимается Пулю посылать в том направлении. На краю опушки, возле зелени Немцы. Пулемёты во все стороны. Наше боевое охранение Выдвинулось ближе ночью чёрною. В ста шагах к востоку у промоины Затаились пехотинцы-воины. …Жаворонка трели с переборами, Солнце краем глаза улыбается, ...Медсестричка Катенька Егорова В стереотрубу глядит на аистов.
Ей село уральское привиделось… На пригорок тропочка взбирается, На лужайке лютики и жимолость, Старый тополь возле дома. Аисты…

...Снайпер затаился в кроне дерева, Выстрелил на отблеск мимолётный, И не отклонилась пуля-стерва, Прожужжав над полем, над болотом… ...А весна цветами поле залила, Как невеста к свадьбе собирается… …Злобною осою смерть ужалила… И не прилетят к Катюше аисты…
...Словно прикорнула наша Катенька, Та, что семерых из боя вынесла… ...Потихоньку ярко красной капелькой На её висок кровинка выползла. ...Батин был черёд дежурить на посту В это утро яркое, но грустное. Он увидел, как взлетели аисты И услышал, будто ветка хрустнула... .
...Батя был тогда уже за ротного, А комбата вдруг к начальству вызвали Он ушел, подпоясавшись плотно, Приказал отцу заняться письмами.
...Кто там не был, тот не догадается, Как невыносимо то мучение, Что за боль за словом укрывается:
«Имярек погиб при исполнении…»
Похоронку выписав на Катеньку, Молча, хмуро, строго по порядку Автомат свой вычистил старательно, Закатал потуже плащ-палатку.
...Вечер. Вышел из землянки Батя, Тем бойцам, что были с ним втроём, Приказал: «К утру меня встречайте. Если что, прикроете огнём …»

Наш передний край молчит загадочно, А немецкий – пыхает ракетами. Проволоки, мин – всегда достаточно, Чтоб разведку «радовать» секретами…
И ушёл-пришёл он незамеченным. Как ни напрягали слух и зрение, Не смогли бойцы засечь разведчика, Командира Бондаря Евгения. …Воротился со щекой разорванной Кровь на рукаве, винтовка-снайперка, Всё лицо в земле – чернее чёрного… Самокрутку сделал перво-наперво…
Окружили. Ждут. Рразгоряченные Мигом фляжку спирта расстарались. Прохрипел сквозь губы рассечённые: – Финкой бил. Чтоб птицы не пугались…

 ЗДРАВСТВУЙ ЗА ОБЕД!

«Бой – не только в чистом поле. Фронт – кровавая страда – Зверем рвался в наши сёла, Хуторки и в города. А бывало сколько раз: Небольшая деревушка, Стайка хаток вдоль речушки Фронтом пополам рвалась. На одном конце славяне, За церквушкой над бугром. Немцы рядом – на другом. Смерть врывалась в каждый дом, И куда бежать селянам? Но, случалось, также было, Будто бы по волшебству Горе хату обходило. Не во сне, а наяву. Бомбы, мины и снаряды Всё разворотили рядом, А хатёнка под соломой Словно заговорена… Средь руин стоит одна, Боженькой сохранена.
И хозяйка уцелела: На плетне висит горшок, Кукарекает несмело Под крылечком петушок… В летней кухне дверь открыта Пахнет хлебом и борщом, Погреб весь увит плющом, На дворе с водой корыто… В ту хатёночку под вечер Заглянул казах-разведчик. Да, хозяйка, вот те – на: В дом нагрянула война.
…Как уже они там спелись Поросло былинным мхом… К ночи мой казах-гвардеец Возвратился с петухом. Доложился по всей форме, И на мой немой вопрос: "Курица давал хазайка, Я на всех его принос!” Я представил на мгновенье Той хозяйки удивленье: Страшный, чёрный и с ружьём
Ей казах – что привиденье!
Не написано на роже Кто он, этот чёрт, таков. Что петух? Ей жизнь дороже, Бог с ним, с этим петухом... Так рванула без оглядки, Только засверкали пятки. – Что сказал ей, отвечай-ка? (Мочи сдерживаться нет) – Гаварил ей: «Ти, хазайка, Сильно здравствуй за обед!» Мне пришлось приказ отдать:
– Съесть! И перья закопать!

А потом в семье у нас В будний день и в праздный час Говорил отец, твой дед, Называя маму Зайкой,
«Здравствуй, милая хазайка, Сильно здравствуй за обед!» Сколько лет себя я знаю, Скоро шесть десятков лет, Всех хозяек привечаю За гостеприимный хлеб:
«Сильно здравствуй за обед!»

МИНОМЁТ

Нет на фронте лёгкой работы. Глянь-подумай с любой стороны. Старшиной миномётной роты Был батяня во время войны. Перед Богом все равны, В это твёрдо верю я, А на фронте Бог войны – Это артиллерия!
Бог свирепый, многоликий, Чье призвание крушить. Сталь сверкнёт мгновенным бликом, Выстрел грянет. И летит Смертный час в шрапнельном стоне, В рыке прорванной брони.
Не упрячешься в бетоне, Под водой фугас догонит. Сталь и та огнём горит, Коль в снаряде был термит. И «лимонки», и «катюши» – Лики божества войны, И на море и на суше Каждый миг врагу страшны. Немцы за бугром укрылись, Окопались, в землю врылись. Вроде бы подать рукой, А из пушки, – ни в какой. У неё огонь настильный, Эффективен – навесной.

Это значит, миномёту Надо браться за работу.
«Взводный», «ротный», «батальонный», Самый крупный – «полковой». Всё калибр определяет. Суть одна – труба трубой. – А за что их уважают? За огонь! За навесной, Что давал вражине жару. Миномёт бойцы не даром Называли самоваром. Миномет, мортиры внук, Катапульты правнук, Баловень солдатских рук, Службу нёс исправно. Ствол да сошки, да плита – Лаконична красота. Было б только мин побольше – И не страшно ни черта!

«…Оружейник русский хитрый Так нашёл для мин калибры, Что в немецкий миномёт Наша мина не войдёт,
Фрицевская в наш – напротив: Прыгала, как в норку крот. Вроде мелковат вопрос, Но попробовать пришлось.

Случай был у нас один: Сотен пять трофейных мин Перепало нашей роте, Как на масленицу блин.
Поначалу, после ночи, Был огонь весьма неточен. К полудню, смелея в деле, Так бойцы поднаторели – На пять сотен с лишним метров Накрывали залпом первым. Колыхнётся ли цветочек, Заструится ли дымок, Две-три мины беглым в точку, И до вечера – молчок. Только тёмной ночью фрицам Удавалось шевелиться...»

НОЧНАЯ БОМБЁЖКА


«…Сила силу в драке ломит,
А когда иссякла прыть –
Переходят к обороне,
Чтоб силёнок накопить.

У войны свои каноны,
Кровью писаны людской…
Есть законы обороны
И один из них такой:

– Делай много, делай малость, (Даже через не могу!) Чтоб мёдом не казалась Днём и ночью жизнь врагу, Чтобы каждый вражий воин Был бы деморализован. То есть, ежечасно днём Досаждай ему огнём. Ну, а ночью, пыл удвоив,
«Чудо» сотвори такое, Чтобы глаз он не сомкнул И ни шагу не шагнул, Обо всём забыв на свете, Ждал подвоха до рассвета. А с рассветом всё опять Нужно снова повторять, Чтоб активной обороной Супостата измотать.
...................................................
В тёмном небе звёзд не видно. В тёмном небе нет пути. Только слышен вой звериный, Тягостный, чужой, надрывный, Пронимает до кости. Сердце, как щегол в горсти! Что летит со страшным воем К затаившейся земле, Смертный страх неся с собою В непроглядной злобной мгле? Грохнула махина рядом. А потом ещё одна. Что ж они швырнули, гады? Темень, звёзды, тишина… Солнце встало – стало ясно: Опасения – напрасны! Был у фрицев ушлый кто-то, Продырявил пулемётом В шутку, ради заморочки, Ржавые пустые бочки, Чтоб потом из поднебесья Нам на головы навесить. ……………………………… Погоди, немчина-дока, Немец-перец-винегрет! Сделаем тебе мороку. Будешь помнить наш ответ Долго. До скончанья лет.

 НЕМЕЦ-ПОВАР

«…В зимнем небе вой протяжный Близкой бомбы жуткий свист, Если услыхал однажды, То запомнишь на всю жизнь. …Вверх бойцы глядят уныло. Немец третий раз подряд Скинул бомбы на санбат, Кухню тоже зацепило… …Кто в санбате – уцелели: Два ушиба и порез. Стекла на пол полетели И случайно спирт исчез.
…Поварам досталось туго – Младший держится за ухо, Кровь на лацкане видна, Ну, а старшему – хана. Классный повар был Андрюха… В поле снега саван белый, Злого ветра сиплый вой. Хочешь жить – забейся в землю, Как монах в глухую келью. Страшно на передовой, А особенно зимой…

В чахлых кустиках пригорок, Рядом балки склон со скосом Вьюга тянет в серый морок, Пахнет дымом и навозом, И землянок дух знакомый, Тёрпкий дух передовой… Это он: рубеж последний – Беспощадный край передний, Край для всех живых чужой! …Лютовал февральский ветер, Ночь, поземка, холода. Повар-немец не заметил, Что приехал не туда. Снегом, пухом невесомым Забелило грязь земли. Макс и Марта (брабансоны- лошадёнки) обошли Рытвины, воронки, кочки – В них, как в оспинах земля. В снегопад, глухою ночью, Через минные поля Бак железный – не солома – Протянули восемь верст! Видно, очень ждут их дома, Видно, вёл их Божий перст.
Шутку с поваром сыграла Вьюга в зимней темноте: Вроде, часто здесь бывал он… Суп-горох, эрзац-какао… Сколь ни дай, всё будет мало... Глядь, а рожи-то, не те!

Вон землянки, вон окопы, Только… русский говорок! Вот и стой, глазами хлопай, Жизни подводя итог. Хохотали, – есть причина! Не могли понять бойцы – Как проехал через мины Старый немец с рожей синей, Что годился им в отцы? – Да, гроссфатер, ты везучий! – Кто сказал, что Бога нет? – Значит – счастье, значит – случай! – Видно, рано на тот свет! …Зазвонили телефоны, Хохот там и хохот тут:
– Роту Бондаря не кормим – Немцы им харчи везут!

В ТЫЛУ...

 ПОХОРОНКА

В Башкирии, в заснеженной Уфе, Отец да мать, да младшая сестрёнка Ждут писем. Сын Евгений на войне. Приходят три письма и «похоронка»… Отец (мой дед) от горя почернел, Мать (бабушка) слёз не скрывала горьких. Сестрица Нина, носом посопев, За санки и пошла кататься с горки. Нечистый – изощрённый, злобный пёс, Всегда шутил злокозненно и тонко: И через месяц почтальон принёс Ещё одну, вторую, «похоронку». Одною пулей дважды не убить, И дважды головы не срубишь шашкой. Сил нет ни говорить, ни слёзы лить Над страшной распроклятою бумажкой. Соседка в дом зашла. Вдова солдата. Заметила, что в похоронке дата На три недели раньше, чем у той, У первой. Да и почерк был другой…
А через месяц три письма пришло. Московский штемпель на конверте рваном: "Я в госпитале. Выжил. Повезло, Вот только долго заживает рана.
Я тут под наблюдением сестры Двоюродной. В заботе и привете».
А среди писем тех, что из Москвы, Нашлась цидулка – «похоронка» третья… ....................................................................
...Ушли из жизни бабушка и дед, Мне руку жжёт проклятая бумажка… ...Вчера навстречу мне попался мент, Гляжу – на нём от войск СС фуражка. Отец, я не объелся белены, Немецкая фуражка, в самом деле! Такую тулью ты ловил в прицеле, Такую же на Штирлица надели В кино. Теперь трезубый герб страны На картузе дарёном светит в рожу, А мы всё это уважать должны. ………………………………………….
Ну, как ты терпишь, справедливый Боже, Подобные издёвки Сатаны.

 НА ВОЕННЫХ ДОРОГАХ

«…Что встречалось на войне, То является во сне... ...Ночью память сушит душу, Будит прошлое во мне… …На дорогах, на военных Столько повидать пришлось... ...Слабый – тонет в море слёз, Посильнее – режет вены… …А который всех сильней, – Выжил и растит детей…»

РУМЫНЫ

«…Летом армию зной донимает, А зимою ломает метель. Что солдата от смерти спасает? Лишь везенье. А чаще – шинель… …Как-то из-за поворота Вышел мой казахский взвод, Глядь – румынская пехота Нарвалась на артналёт… ...Будет хаки твой наряд Или форма на парад, Цель снаряд не выбирает – Накрывает всех подряд... …Офицеры у румынов – Вид почище балерины: Аксельбанты и погоны, Френч – английское трико, Ногти красили, пижоны…
...Не поганым самогоном – Пахло марочным «Клико»... Пояс кожи натуральной В состояньи идеальном, Сапоги из кожи-хром. Всё в ажуре. Всё при нём. …Точно в лоб попал осколок – Спит красавчик вечным сном…
…Мародёров презирали. Это так. И вы правы… Но найдёшь того едва ли, Кто не брал чужой жратвы. Что там, в вещмешке таится? Может в нём лежит патрон, Что безмерно пригодится, Коль попрут со всех сторон. Если кишки марш играют И не первый день свербят, – Хáрчем не перебирают: Что попалось, – то едят!
…Много штатских грамотеев О морали нам…твердят... ...Кто не пробовал трофеев, Полагаю, не солдат… …Чёрным комом на пригорке Устремил на звёзды взгляд На снегу в кровавой корке Мёртвый вражеский солдат… Чем набил потомок даков, Тощий «сидор» за спиной? Жизнь за что отдал вояка? С чем окончил путь земной, Что в чужбине стал короток? ...Нёс хозяйственный мужик Два кило гвоздей «двухсоток» Да иконы чёрный лик… ……………………………..
...Смерть – солдатская работа… Тяжела она? Легка? Стало жалко отчего-то Мне румына-мужика...»


ЭПИЛОГ

Толстеют историков фолианты,
«Правдивеют» раз от разу. Не верю запроданному таланту Да в истины по заказу. Вранья в переплётах на мой век хватит И домыслов, и разговоров. Верю лишь в то, что сказывал Батя, Такой у меня, брат, норов! Вот-вот и уйдёт поколенье, За всё заплатившее кровью… Вне памяти и сожаленья Нынешнего поголовья.

...Как кому, а мне предельно ясно, Что такое пушечное мясо... ...Кто-то мне, пожалуй, не поверит, Мол, с чего бы доверять должны!? Пусть тогда своим аршином мерит Тяготы и горести войны. Боя жаркий миг, огонь и пламя, А потом навеки кровь и боль. Я не спорю. Строго между нами, Ты способен? Ну, тогда – изволь…
...Стала самостийной Украина… Ход событий я не изменю. Счастлив тем, что все мои три сына Не попали воевать в Чечню…
…Экс-премьер на Запад убежал, В Штатах отмывает миллионы… ...На осеннем ветерке дрожа, Старушонка продаёт батоны... Свежие, турецкие. На вид Очень привлекательного цвета… С орденскою планкой инвалид Молча протянул мне сигареты.
...Не курю. Но всё-таки купил. "Марльборо” – заморская отрава. ...Хорошо, что Батя не дожил… У него такой же орден "Слава”… ……………………………………….. Не хочу! Хоть режь меня, хоть ешь! Не могу в прицел смотреть на брата! Строем не хочу ходить под НАТО! Мне не нужен ближний зарубеж!
********************************************
...Пеплом времени припорошены Даты, образы, имена… А во снах моих гостьей непрошеной, Приходя из недавнего прошлого, Незабытая бродит война…