В РИФМУ И НЕ В РИФМУ

МАРИЯ ТИМАТКОВА


 из книги стихов «НАСТОЯЩЕЕ ИМЯ»



Часть I
В РИФМУ


***
Вдруг показалось — хорошо бы небу
Вручить дорогу, по которой еду,
Чтоб ангел розовый, взглянув на наш автобус,
Задумался о чем-то непростом.

Чтоб тонким пальцем лоб себе погладил,
Нахмурился, на нас с тобою глядя,
И, что-то записав в своей тетради,
Пошел к начальству с вырванным листом.



 МОСКОВСКОЕ ЛЕТО


Так незаметно и безгласно
В июне липа отцвела,
Что только пыльная пчела
Была к цветению причастна.

Неуловимою пчелой,
С мелодией, почти не внятной,
О рощицах, пропахших мятой,
Звенело лето над Москвой.

И золотистая смола
С нагретого ствола стекала,
И где-то птичка горевала
О том, что жизнь её прошла.



***
Был у меня дом.
Не сгорел,
Сделали ремонт.

Был у меня бог.
Не ушёл,
Просто не любил никогда.

Было лето.
Вдруг —
Мокрый зонт,

Россыпь
Перелётных крох —
По проводам.



 АНГЕЛ


Вот ангел. Стройные черты.
Октавы звучны — и пусты,
Необычайны.

На подлокотнике рука.
На вид жеманная слегка,
Безвольна тайно.

Наверно, он зовёт меня,
И я боюсь его понять —
И сбросить тело.

Темней становятся черты,
Октавы звучные пусты…
Лишь пальцы белы.



***
Я люблю тебя.
Без тебя легко.
Боль течёт в груди
Без преград, рекой.

Столько солнца
На листьях и на воде,
Будто нет тебя —
И меня — нигде.

Столько солнца,
Что к горлу подходит ком.
Позовите ночь
С кружевным платком!

Не укрыться от света
Картонной рукой.
Я люблю тебя.
Без тебя легко.



 СКАЗКИ


Бедняк владел мешком пшеницы —
Но дырку проклевали птицы.
Служивый думал отличиться —
Попал в темницу за труды.

Ты был влюблён в меня немножко.
И продавал по чайной ложке.
И предавал по хлебной крошке.
Без злобы. Даже без нужды.



***
Весёлым смехом прозвучало,
Водой певучей пролилось.
С три короба наобещало —
Четвертым коробом сбылось.

Монеткой прыгало по лету,
Ложилось на пол к сентябрю.
Я подниму фальшивку эту —
Тебе на память подарю.

Но как поступим с белой птицей,
Что в рукаве моём была?
Она к свободе не стремится
И просит крошек и тепла.



* * *
Я привезу тебе свой отъезд —
Не бойся, он никого не съест —
И положу возле двери на пол.

Будем его обходить стороной,
Будем его объезжать бороной,
Только бы он не плакал.

Хлеба отрежут и чая нальют.
Не забывай, что стоишь на краю.
Чувствуй себя как дома.

Бойся, надейся, шуми и дыши
В самой серёдке, в кромешной тиши
Снежного кома.



 ПЕРЕЕЗДЫ

С. М. Клыковой, соседке

Переезды
Сбивают с толку.
Многое
Из-за них забываешь.

Ну ещё бы —
Собрать и развесить полки,
Поприжиться, обжить.
Не сломать, обживая.

Пообщаться
С новой соседкой,
Покурить
На площадке с соседом...

Как обрезанный ствол,
начну растить ветки,
Если снова куда-нибудь
Перееду.



 ЛАМПА-КОРАБЛИК

А.Тиматкову

Я хочу подарить тебе лампу-кораблик, ночник,
Чтобы ты по ночам, засыпая, на нём уплывал
Под неслышную музыку, мимо чернеющих скал
По туманному морю ещё не прочитанных книг.

Заболевшему грустью закаты даются с трудом.
Вдруг кончаются силы, и вдруг опускаются руки.
Уходящее солнце напомнит иные разлуки,
И промозглой сиротской тоской наполняется дом.

Я не знаю, спасет ли тебя мой кораблик, когда
Засверкают прозрачные камушки прежней печали.
Есть ли средство от зимней болезни? — Едва ли.
Есть ли верное средство, когда на пороге беда?

Я хочу подарить тебе лампу-кораблик, ночник.



 БОЖЬЯ КОРОВКА


Убегаю на небо осенним жучком,
По пальцу карабкающейся неловко,
За хлебом отправленной божьей коровкой,
На синее небо — с пустым рюкзачком.

В холода, как обычно, не хватит тепла.
Я зимой, вероятно, промёрзну насквозь,
Стану острым и хрупким осколком стекла,
И всё потеряю — что летом нашлось.

Если вдруг отпускает земля — не держись,
Может там, где никто никогда ещё не был,
Жужжащая жадная летняя жизнь
Уже не заменит замёрзшего неба.

И вот я убегаю осенним жучком,
Полувыцветшим, стёршимся, осиротевшим,
В пожухшей траве навсегда замеревшим,
На синее небо — с пустым рюкзачком.

ВЕЧЕР 

Я почищу картошку, согрею остатки ухи,
Вскипячу молоко, подмету отсыревшие крошки.
Я поплачу немножко, потом почитаю стихи,
А потом посижу просто так, посмотрю за окошко.

И дорога-калека, кривляясь, меня уведёт
Мимо домиков дачных в твоё разнотравное поле.
Милый Августин мой, всё пройдет, всё пройдет, всё пройдет,
Капнет в чёрную бочку бессмысленной капелькой боли.

Я ребёнка укрою, собак в темноте покормлю,
Посмотрю на часы и замру в наступившем покое.
Это дело простое — я больше тебя не люблю.
Но кривляется сердце, поскольку оно не пустое.

ПЕРЕМЫШЛЬ 

Здесь спокойно. Но что мне покой травы
И холмов, и церкви без головы,
Облаков, цикад, и ночных огней,
Что не светят в ночи, а тонут в ней?

Здесь учусь наматывать нить на клубок:
Дёрнешь сильно — затянется узелок,
И стараюсь ровнее тянуть тесьму,
Благо, всё здесь располагает к тому.

Здесь на всём покой, но он не живой —
Вечных пчёл покой над вечной травой.
Тороплюсь, и злюсь на пчёл и траву.
Нитку рву, скрепляю — и снова рву.



 ОТЪЕЗД


Прохладно, ветрено. И смех, и скрип ворот.
Брехливый пёс, простуженные дети.
Разлука — это просто сильный ветер,
Он просто пыль по улице метёт.

Запру ворота, запрещу скрипеть.
Непрошенным гостям согрею чаю.
Все утрясу, ребёнка укачаю.
А ветер стихнет. Надо потерпеть.



* * *
Погасли —
А всё равно хороши
Берёзы в поле,
Где ни души.

Пришёл сентябрь.
Но воду пьёшь,
Глядишь в колодец
И писем ждёшь.

А писем нет.
Замерзай, вода.
Скорей настали бы
Холода.

Я буду докрасна
Печь топить,
Любить забуду
И вспомню жить.



 ФОТОГРАФИЯ


Было холодно утром, а днём становилось тепло.
Мы в кладовке нашли летней бабочки, помню, крыло.
Георгины цвели, опускались туманы на них.
Я и мальчик двух лет — мы вдвоём — жили за четверых.

Кто же двое других, за кого, я берусь утверждать,
Мы весь день суетились: ругались, мирились опять,
Рвали траву, готовили кашу-малу из песка,
Через щёлку кормили соседского злого Дружка?

Кто же двое других, за кого мы сажали цветы,
Собирали грибы под дождём до сплошной темноты;
Не имея житейских понятий о том, что почём,
Проверяли на вкус всё подряд — и плевались потом?

Фотография: двое на лавочке ветхой кривой.
Чашка с чаем в руках у неё, трость в руке у него.
Утро, солнечно, лето, на улице нет ни души.
Золотые настурции в клумбах из списанных шин.

Было холодно утром, а днём становилось тепло.
Мы в кладовке нашли шоколадницы, помню, крыло.
Чёрно-белые крапины, рыжая нежная гладь.
Мы оставили крылышко в тёмной кладовке лежать.
Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.