Геннадий  СТУПИН (1941-2012)

От  автора

Старый поэт – оксиморон, бессмыслица. Или не старый, или не поэт. В старости, с угасанием сил, желаний, любви, поэт перестаёт быть поэтом. Как всякий человек он переходит в отрицательное поле жизни и мира, взаимно отчуждается с ними. Жизнь теряет смысл. Человек недоумевает, растерян, обижается, злится, становится диким, вздорным, превращается в вещество –  умирает. Конечно, есть "поэты", пишущие до смерти, по привычке, по инерции – лицедействуя, повторяя себя молодого, то есть халтуря. Нет ничего более смешного и жалкого, чем молодящийся старик. Естественнее, достойнее искренний, откровенный старик, опустошённый, бессильный и потому злой или смиренный, в зависимости от характера. Недаром же поэты умирают рано, или кончают с собой. Настоящий поэт создаёт поэзию органически, всем организмом, как частью Вселенной, Космоса. Он по определению автологичен и в содержании, и в стиле. Само действие писания стихов есть акт сознания и чувствования себя в жизни и мире, акт преодоления хаоса, грязи, мрака, смерти – несмотря на предмет, тему. Хотя рутинная инерция стихотворства, редактирования и чтения диктует непременное "разре­шение", "выход", хотя бы внешний катарсис. В советское время даже политбюро принимало решение о бодрости и светлости в литературе и искусстве. Это потребительское представление о поэзии и отношении ней. Как многим женщинам хочется, чтобы было "красиво" и "про лю­бовь". Поэт же и перед лицом смерти остаётся верен себе, из последних сил пишет "о себе" и "для себя", то есть прямо, всем существом сознавая и – отрицательно – преодолевая новое, отрицательное состояние – мыслью, душой, словом.

Август 2007 года

* * *

Призрачно, призрачно, призрачно всё.

В солнечном свете – глубокий оттенок

Мрака. И пахнет могилой от тени

Дома – наполнено жизнью жильё...

* * *

О, наконец, замри же всё вокруг!

Ни звука, ни малейшего движенья!

Дай мысли наконец закончить круг

И выход ей найти и продолженье.

Но за стеной то стук, то смех, то плач,

А за окном то дождь, то снег, то ветер...

И мысль опять теряется, хоть плачь!

Нет воли для неё на этом свете!

И как слепая лошадь на кругу,

В который раз в свой старый след ступаю…

Сначала всё... Нет, больше не могу!

Шумит, мешает думать жизнь слепая!

И страшное сомнение берёт:

Не одолеть, хоть кровь из сердца брызни,

Не вырваться ни взад и ни вперёд –

Нет в жизни мысли дальше этой жизни.

Ну что же, победила ты, кружись!

А я сдаюсь, устал я до упада.

Шуми, шуми, бессмысленная жизнь!

Коль смысл в тебе, то мне его не надо.

* * *

Спутница моя, печаль.

Потому что невозможно

Жить как должно – непреложно

До конца. А жизни жаль.

Роковая круговерть

Своенравно мною правит.

Отказаться бы я вправе,

Да принять пришлось бы смерть.

Для чего мне знать дано

То, как в жизни не бывает?

Это знанье убивает.

И убило бы давно.

Если был бы я сильней

И жесточе, нетерпимей

В жизни неисповедимой,

И расстались бы мы с ней.

Только жизни этой – жаль...

И живу я невозможно,

И со мною непреложно

Спутница моя – печаль.

ЧЕРТОПОЛОХ

Бессмысленно гляжу на белый свет –

Ему во мне ответа больше нет.

И он, ненастен, солнцем ли горит,

Мне больше ничего не говорит.

Всю жизнь мы говорили, след, не след,

Пьяны бездонностью пространств и лет.

И вот на дне вино моё горчит,

И в свете мрак сквозит, многоочист.

И свет не свет, и я глазами плох –

Смеркается, пустырь, чертополох.

Колюч и сух, в запёкшейся крови –

На жизни, на страданьях, на любви.

Молчание. И смертной скуки вздох...

А дальше полный несусветный вздор.

* * *

Ты победила меня, жизнь.

И я сдаюсь и умираю.

Но перед смертью умоляю:

Ты меня в поле положи.

И незаметно усыпи

Морозом. И не похоронам –

Отдай меня волкам, воронам,

Чтоб не нашёл никто в степи.

Чтоб я, как в жизни был ничей,

А только Божий и природный,

Так и по смерти был свободный,

Даже от памяти твоей.

* * *

Не осталось ничего святого

За душой и просто ничего.

В мир ушло всё, в музыку и слово.

Пусто, где душа была, черно.

Не осталось ничего и в теле.

В труд ушло, в любовь ушло, в вино.

Доживаю век свой еле-еле,

Сердце рвётся и в глазах темно.

Ничего мне люди не вернули,

Ничего мне мир не возвратил.

И гуляю голый, гули-ули,

И гугню весёленький мотив.

И смешу мальчишек и пугаю,

Старая пустая голова.

Эх ты, жизнь-жестянка дорогая...

И глотаю горькие слова.

В белый свет, что неизменно ясен,

Недвижим, вперяюсь день-деньской:

Потому он кажется прекрасен,

Что вполне бессмыслен и бесстрастен,

И бесчувствен к участи людской.

* * *

Галок причитания и вопли

Над глубоким белым сном земли...

Все мои мечтанья, силы, воли

Снега остудили, замели.

Превращаюсь в ком ненужной плоти,

В вещество без смысла и души.

И гляжу, от жизни на отлёте:

Разве только дети хороши.

И остались, попусту тревожа,

Ото всей любви и красоты

Девичьи и женские межножья,

Ягодицы, ляжки, животы...

Мир, моею силой не обожен,

Груб и скучен, как могила, ты.

* * *

Всей этой жизни смертельный обман:

Всей красоты этой прелесть и мреть,

Грёз, упований, Любовей дурман, –

Миг. А за ним – бесконечная смерть.

Что из того, что в других перейдут

Наши ли гены, таланты ли в деле?

Лишь продолжение в замысле тут.

Без направления и без цели.

Столько себе в утешенье притом

Сами придумываем, затеваем...

О, человечества в мире планктон,

Вечностью ежемгновенно смываем!

То-то, природы разумная часть,

Так же, как звери, мы смерть принимаем,

Смирно. Когда наступает наш час,

Неукоснителен и невменяем.

Смолкните, все болтуны и вруны!

Вы, богослов ли, философ, историк.

Лишь умирая, поймёте и вы:

Жизнь есть обман.

                        Хотя смерти он стоит.

* * *

Допиваю последние капли.

Стало уксусом жизни вино.

Моё время и силы иссякли.

На душе и на свете темно.

И креста на могиле не ставьте,

Где гнильё будут черви сосать.

Как сказал откровенный Астафьев:

Мне вам нечего больше сказать.

Мрачновато, конечно, но честно.

Даже некуда дальше честней.

Но от слов этих вольно – не тесно

В остающейся жизни моей.

Окончательно так и спокойно.

Ибо – истинно. Всё так и есть:

Человек умирает, поскольку

Был да вышел до капельки весь.

Как становится чёрной дырою,

Отгорев и остынув, звезда.

Хотя свет её некой дугою

Сотни лет всё идёт к нам сюда,

Пусть источника нет. Всё другое

Человеческая ерунда.

* * *

И вот земля перетянула небо

Во мне, и тихо опустился я

Между растений и зверей, и немо

Живу на дне земного бытия.

И вижу близко всё как есть, подробно,

Без горнего сияния любви:

И всё так просто, скучно и утробно,

В слезах, в поту, и в сперме, и в крови.

И это всё старенье, умиранье

И выпаденье на закате дней

Из Космоса, и разочарованье

И в человечестве, и в жизни всей.

* * *

Сияют выси голубые

И кипенные облака,

Горят берёзы золотые,

Летят, как замерли, века.

И мысли и слова пустые,

И музыка и ритм стиха –

Всё канет в солнечной пустыне,

На донце моего зрачка.

Пропали годы жизни бренной,

И значит, смерти больше нет –

Один лишь свет во всей вселенной,

Один лишь бесконечный свет.

Летит, ликуя и звеня,

И вижу я: в нём нет меня.

* * *

Упругая, точёная, литая

Плоть жизни, наслаждения и смерти.

Парчовая, пурпурно-золотая

Петля любовной гиблой круговерти.

Я рвался сам в её тугие смерчи,

В исход, исток ли, удержу не зная.

И вижу, отчуждён, ослабнув, смеркши:

Она кровяно-потно-земляная.

Другие рвутся в тесные объятья

И безоглядно рвут сердца и жилы

В смертельном наслаждении зачатья...

А я природы замысел исполнил.

А жизнь для смерти, или смерть для жизни

И что есть что – увы, так и не понял.

* * *

Я ухожу. И мир всё дальше.

Всё тише и темней, пустей.

Но жалко не себя мне даже –

Жаль остающихся людей.

Им тоже уходить придётся,

Таким красивым, молодым...

Невидно время пронесётся,

Как тонкий ядовитый дым.

Сотрёт любви, труды, надежды

И даже память – всё сотрёт.

Пусть малодушный и невежда

Нам о загробной жизни врёт.

На мир взираю с неприязнью:

Он равнодушен и жесток.

Он всё живое смертной казнью

Казнит, побаловав чуток.

Краса, любови, наслажденья –

Всё только прелесть и дурман,

Всё лишь для жизни продолженья,

Куда? – Темно. Туман. Туман.

* * *

...И в отчуждённом свете,

У жизни на краю

Приготовляюсь к смерти,

К исчезновению.

Хоть ничего не вижу

Сквозь яви решето,

Но чувствую: всё ближе

Безликое  ничто.

Такая бездна света

И вечности вода,

Что не понять, как это –

Нигде  и  никогда.

А в прахе ли, в могиле –

Там буду уж не я –

Подверженная гнили

Пустая плоть моя.

Так что гадать напрасно

О том, что – ничего.

Когда предельно ясно:

Я стану – вещество.

А дух, душа и разум,

Любовь и боль всех лет –

Всё это канет разом

В пространство, воздух, свет.

Которые – повсюду.

Не былка, не звезда –                                  

А я – невидим – буду

Во всём, везде, всегда.