Валентин Нервин
* * *
…а нам казалось – плыли корабли.
А.Ж.
…а ежели спросят на Страшном Суде
о жизни моей неудельной,
я им расскажу, как пускал по воде
кораблик простой, самодельный.
Я был капитаном того корабля,
по детски – а как же иначе? –
отважно руля не по курсу рубля,
а прямо по курсу удачи.
На свете хватало воды и огня,
соблазнов особого сорта,
но по флибустьерски достала меня
пробоина с левого борта.
Все наши победы кончались вничью,
а все пораженья – тем паче;
но детский кораблик плывет по ручью
навстречу последней удаче.
* * *
Моя весна была простужена
и безоглядно влюблена;
миниатюрная француженка
со мной гуляла допоздна.
Тянуло сыростью по городу
и сквозняками от реки,
мы были счастливы и молоды,
любой простуде вопреки.
Земному таинству причастные,
мы оприходовали дань,
пока французские согласные
лечили слабую гортань.
Переболеем и расстанемся,
но, как потом ни назови,
мы не умрем и не состаримся –
по обе стороны любви.
* * *
Прикольных дней и юношеских лет
уже и след пропал за поворотом –
я поумнел на десять тысяч бед.
Но лучше быть последним обормотом,
последним лохом в собственном соку,
чем комендантом личного барака,
ловящим на оставшемся веку
лихие отголоски Пастернака.
Давным-давно, в реальности иной,
существовала мнимая свобода
и женщина, придуманная мной,
была неприхотлива, как природа.
Она спала и видела во сне,
забытое легко и торопливо:
старение на медленном огне
и молодость зеркального разлива…
КОКТЕБЕЛЬСКАЯ ОСЕНЬ
По всему побережью погода в миноре,
за душой ни гроша – золотая пора.
Коктебельская осень выходит из моря,
как Венера выходит из бара с утра.
Угорелое время проносится мимо
и гуляет, не выше больной головы,
пряный запах вина и шашлычного дыма,
так похожий на запах горящей листвы.
Лишь один катерок тарахтит у причала,
увозя отдыхающих прямо туда,
где Антонов поет, как ни в чем не бывало,
и не кончится лето уже никогда.
* * *
На самом краю Казантипа,
где море встает на дыбы,
на фрейдовский комплекс Эдипа
выходит кривая судьбы.
Знакомое чувство: как будто
стремился всю жизнь напролет
туда, где Татарская бухта
морскими огнями цветет.
Сакральное право земное
записано мне на роду
и знаю, что станет со мною,
когда я на берег приду,
когда перебесится море,
звезда на Боспоре вздохнет
и женщина в греческом хоре
высокую ноту возьмет.
* * *
Недостает немногого: любви.
Той самой – и слепой, и бестолковой,
безденежной, раскованной, рисковой
и, видимо, единственной любви.
Я чувствую, что сердце устает
и тяжесть нелюбви навряд ли сбросит.
А женщина – обиженная – спросит:
- Чего тебе еще недостает?..
Недостает немногого…
* * *
Отчего я сегодня с утра
заплутал у полонi печалi? –
даже спирт не идет на ура,
даже мысли во мне одичали.
То ли шапка на воре горит,
то ли дух по этапу восходит,
но постылая плоть говорит,
а пытливая кровь колобродит.
За душой – не копеечный флирт,
не пустая вода из-под крана,
а живой, неразбавленный спирт
из граненого злого стакана.
Разлетаемся… Et cetera,
по закону всемирной печали.
Не о том ли сегодня с утра
перелетные птицы кричали?
* * *
На площади возле вокзала,
где мается пришлый народ,
блажная цыганка гадала
кому-то судьбу наперед.
И было, в конечном итоге,
понятно, зачем и куда
по Юго-Восточной дороге
ночные бегут поезда.
Когда,
на каком полустанке
из полузабытого сна,
гадание этой цыганки
аукнется, чтобы сполна
довериться и достучаться,
и чтобы – в означенный час –
по линии жизни домчаться
до линии сердца, как раз!
ЦЫГАНСКАЯ ОСОБАЯ
Заговорили рюмочки-стаканчики -
по всей России полный балаган.
Вот я сижу в паршивом ресторанчике
и, на закуску, слушаю цыган.
Несет меня мелодия цыганская,
но я теперь судьбу не тороплю:
кто не рискует, тот не пьет шампанское,
а я и так шампанское не пью.
Плесни-ка, брат, «Московскую особую»,
да за любовь сказать не позабудь,
а я, по старой памяти, попробую
любимой позвонить… куда-нибудь.
Давай, земляк, надеяться на лучшее -
наш человек нигде не пропадет.
Когда цыган я на закуску слушаю,
то хорошо «Московская» идет!
Несет меня мелодия цыганская,
но я теперь судьбу не тороплю:
кто не рискует, тот не пьет шампанское,
а я и так шампанское не пью.
* * *
Тридевятое августа.
Ночь напролет
я сижу в полутемном углу «поплавка»
и какой-то эстет на эстраде поет:
- Ах, зачем эта ночь так была коротка!..
От луны по воде незатейливый след,
городского романса простые слова –
дежавю продолжается тысячу лет:
человек умирает, а память жива.
В акватории неба, у всех на виду,
по течению ночи плывут облака.
Не гони лошадей,
я допью и уйду.
Тридевятое августа.
Жизнь коротка.
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.