Костенко Геннадий

Как мы наивны и беспечны…

Порой, волнуясь и любя,

считаем в жизни быстротечной

лишь наслаждением тебя.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

О Боже, друг мой ясноокий,

ну что тут много говорить…

мы так с тобою одиноки,

что как тебя мне не любить.

И разве надо быть поэтом,

чтоб знать, что мы обречены:

ведь мы навечно в мире этом

с тобой на жизнь обручены.

      МЕЛОДИЯ

Звучит мелодия во мне,

слова неведомые льются –

на замечательной волне

душа и сердце остаются.

И мне так сладко в забытьи –

как будто на краю безумства

играют и поют мои

все растревоженные чувства.

Иду я словно к алтарю,

пою по сердца вдохновенью

и песню Богу я дарю

и людям – по Его веленью.

Я возношу на высоту,

вот-вот поставлю в упоенье

на пьедестал свою мечту

и… просыпаюсь в удивленье…

Проснулся. Сказка не сбылась –

мечта осталась вновь со мною…

Но ведь взволнована была

душа какой-то новизною?

Ах, да! Конечно, новизна –

и долгожданная какая! –

пришла весна, пришла весна

очаровательно простая.

Как исцеляющий женьшень,

она, как женщина, прекрасна.

И открывает Женский день

весну, наверно, не напрасно…

И этот дивный, сладкий сон

весной и женщиной навеян,

любви он словно в унисон

к тебе, магическая Фея.

Тебя во сне и наяву,

мою мелодию от Бога,

своей Весною я зову –

у нас одна с тобой дорога.

     СТРОГОСТЬ

Сначала вы казались строгой…

но лился свет из ваших глаз.

А я топтался у порога,

придя, как в школу в первый класс.

В окне закат горел лучами,

как ваших губ крутой излом,

и мне подумалось случайно –

я где-то видел вас в былом…

О женщин трепетная строгость!

В тебе невольно говорит

и растревоженная робость,

и нежность утренней зари.

Тобой так трудно причаститься,

но ты прекрасна и добра.

Ты словно солнечная птица,

что манит строгостью крыла.

       ГЛАЗА

Угасают глаза, угасают

у подруги моей дорогой…

как усталые зори мерцают

пред ночною безлунною тьмой.

Как печально глядеть и тревожно

мне порою на эти глаза,

но зажечь их уже невозможно –

повторить всё былое нельзя.

Впрочем, что уж глаза дорогие –

и в моих огонёчек потух:

ведь глаза, несомненно, другие

у мужчины, пока он «петух»…

Ах ты, жизнь моя – горюшко-горе…

было в прошлом и мне невдомёк,

      что любви будет целое море,

      а останется лишь ручеёк.

       ПОЦЕЛУЙ

Ему давно, бог весть когда-то,

девчонка подарила поцелуй,

а он, как настоящий обалдуй,

вдруг засмеялся глуповато.

Тут гордость девичья взыграла –

пощёчину за смех он получил.

Его тогдашний юношеский чин

обескуражен был немало.

А через день почти прикольно

сдалось всё это другу моему…

И лишь спустя десятки лет ему

припомнилось… и стало больно.

       УЛЫБКА

Перрон. И поезд скоро вздрогнет.

Легла на поручень твоя рука.

Твои глаза с моими вровень,

но ты глядишь уже издалека.

Мелькнули вдруг твоя улыбка

и, словно виноватый, взгляд.

Земля как будто стала зыбкой…

Я провожал тебя в далёкий град.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Уж столько лет с тех пор минуло,

житейские угасли витражи,

сквозь них сегодня заглянула

прощальная улыбка на всю жизнь…