СВЕТЛАНА ПАНИНА

***

Пишу в родительном,

для неба пять имён,

нет Анны, Виктора,

и к ним ушёл Семён,

а красная свеча -

для кулича.

Господь, прости

я, не обдумав сгоряча.

А рядом цех,

где плавят воск,

прядут фитиль.

И Босха кисть

за три свечи

сдана в утиль.

Найдёт пять душ

за упокой сорокоуст.

Есть Райский сад,

а небосвод бездонно пуст.

***

Я помню каждую ветку

Маминого сада.

Вишни, крыжовник,

Что ещё надо?

Глаза нужны.

Они у неё светлые,

С вытянутым зрачком.

Маму в детстве

ранила кошка,

спрыгнув с печки.

А ещё - её колени, и руки,

Что бы упасть ничком

И прижаться щекой,

спрятавшись от Буки…

Тихо в храме,

пощёлкивают свечки.

Есть твоё царство.

Амен!

***

- На цыпочках

по облакам,

по опавшим яблокам...

- По всему,…

где ходить нельзя,

по Чернобылю

и Челябе,

по любой хляби,

повторяя Его имя.

Ведь то,

чем ты дышишь

видно сверху...

***

Греют светлые мысли о доме

и из козьего пуха носки.

В поднебесье в бездонном проёме…

проростают на клубнях ростки.

На глазах созревает картошка,

в борозде с урожаем мешки.

И хозяин уставший немножко,

выжимает хитон по-мужски.

***

У времени всё по-человечьи.

Оно и любит, и ненавидит,

и терзает, и лечит.

(в последнее верится с трудом)…

И везде его дом.

- кричит сейчас в гнезде вороньем

вон на той кроне.

И битый час уже не живой,

и весь день с больной головой.

Вот и эта секунда сморщилась от усталости,

со снежинкой мелькнула в обнимку,

а словно родила гору,

или выпила море.

Всё сделала, что хотела,

даже напомнила о тебе, горе.

***

Судьба жила давным-давно,

когда никто не знал кино.

Всё верно, это аксиома.

Судьба объёмом на три тома

по триста тридцать три страницы,

на каждой жёлтые цветы.

Закладка лишь её частица,

- обрывок фото,

слева - ты.

Кант по жилету,

Кант под мышкой.

судьба была ещё мальчишкой.

Тогда стояли холода.

Такие, что снега истлели,

а радость и её беда

конфеты раз в неделю ели.

Нет, не она жила-была,

и в школу тоже не ходила,

войну в подоле принесла,

а та - потом её убила…

Февраль

1

Тропа обходит детский дом,

в густых акациях петляет.

И лаз, отмеченный крестом,

на милость Духа уповает.

Для ребятни, свой парень - ветер,

им рады снег и гололёд.

Скользят по жизни Божьи дети,

и у Отца полно хлопот.

Торговки постным у дороги,

замёрз тулуп, озябла шаль,

и пустота в морозной тоге,

сиротство кутает в февраль.

2

Слабеет время «вьюговея»,

игривей галки, тьма светлей,

и неосознанно черствея,

склоняешь стаю февралей.

А он - блаженный у колонки,

щекой прижался к чугуну,

и тощим голосом от ломки

жалеет Стенькину княжну.

3

Непредсказуемы дороги,

к подруге ангел улетел.

Замёрзли воробьи и ноги,

снег разлетается на слоги,

и сын - февраль осиротел.

***

Низкое зимнее солнце,

по-ребячьи без ледянки,

скатываясь с крыш сталинских построек,

(и в красные, и в чёрные дни недели),

находило эту женщину среди пешеходов,

прилипало к её лицу

и заставляло кожу сиять изнутри.

Её свободная шубка, отливала графитом,

а головной убор – полу-чалма - полу-хомут

свободно и несколько небрежно,

лаская при ходьбе её щеки и подбородок,

оттенял фисташковые глаза и подчёркивал,

подаренный матерью несмываемый загар.

Обнимая её голову, хомут возбуждался при ходьбе,

он дышал на её плечах, вытягивал пряди волос

и подставлял их ветру,

играл серьгами или крепко цеплялся за них,

заставляя хозяйку, часто прикасаться к себе.

А она же притягивала особенные взгляды:

самые искренние, самые честные и непорочные.

Из толпы её выбирали глазки малышек.

Ребятишки подмигивали ей и частенько двумя глазками.

- Строили рожицы, помогая ручками,

удлиняли носики, растягивали ротики, не снимая варежек,

оглядывались, тянулись в её сторону

и даже бросали в неё самое дорогое:

соски, конфетки, недоеденные яблоки...

Она отвечала им светом своей улыбки

и чувством материнской любви,

которое накопилось за семь лет мнимой бездетности .