Пётр Межиньш

(г.Рига. Член СП России, Рижский Союз литераторов "СВЕТОЧ")

* * *

Трамвай внутри морозного цветка

скользит по искрам снежного овала.

Морозная свобода глубока,

где снежный змей клубится вдаль стожало.

И ветки смотрят в стёкла изнутри –

в размытый мрак парящего канала.

И катятся, взметаясь, фонари

по вьюжным и летучим перевалам.

Слепой сквозняк пылает, леденя,

внутри летящего сквозь мрак сосуда...

А я внутри бескрайнего огня

ищу для сердца доброго приюта.

* * *

В пучине водных мельниц,

то зной, то холода...

Огни Святого Эльма

сверкают на судах.

И только город мёртвых

стоит без пузырей

в густой пучине чёрной

с обрывками цепей.

Пред каменною глыбой

зашторена луна.

Качает время зыби

над глубиною сна,

качает время зыби

над стонами ветвей.

Во сне взлетают рыбы

и души рыбарей...

* * *

Ты приглядись – не человек,

черёмуха вошла в квартиру

с дурманным цветом во главе,

потусторонний выдох миру.

А кто здесь может быть любим

в её поварне снов и магий,

в которой мы бежим и спим,

запутанные в бархат мантий...

* * *

Поезд внутри себя. Гайки- года.

Души – снаружи. Путь – в никуда.

Рельсы внутри – выпрямляют хребёт.

Души – всё шире... Дождик идёт.

Дождь – на частицы расширенных душ.

В реки стекают жалобы луж,

в реки стекает и рельсовый дождь,

грохот моторов и нервная дрожь.

Поезд – вразнос, и напрасен стоп-кран.

Дёргай- не дёргай, - судьба – на таран,

дёргай- не дёргай – моторы – вразнос.

Прямо – в свободу... иль в перекос?

Катится небо – наоборот,

катится небо, а поезд идёт...

* * *

Висят утёса фонари

под потолочным мглистым небом.

Извне втекает жизнью небыль,

под потолком, как мир, парит.

Растенья дюн, набеги волн,

стекла зеркальные извивы,

и ночь – из грохотов залива,

и молнии – в паденье вод.

Ночных молитв текут слова,

текут по света кровотокам.

Наполнена небесным соком

извне возникшая трава...

* * *

Вечерних мотыльков черёмуховый омут.

Паренье в звёздный сад вагонных колесниц,

и сцепщика свистки слышны из бездны тёмной,

светца зелёный дух – из стрелочных ключиц.

И автосцепки лязг – железных дел клепальщик

клепает в светлячках моторной доли дрожь.

К сиреневой тиши привязан «конь педальный»,

над ним свисает в мглу сиреневая гроздь.

Летит огонь, дрожит, как панцирь боязливый,

в розарии печи, где роза розе – рознь.

Молитвы, храм-каштан, и гром локомотивный,

и поворотный круг свершает поворот...

* * *

Вагонный звукопад, набег железный,

и готика изломанных огней,

и бег колёс спешит из мглы древесной,

и слышно пенье в глубине осей.

И с неба – корни голубых черёмух

спускаются на бег стальных путей,

и тени их сползают к водоёму

по золотистым россыпям камней.

И кажется: один я в странном свете,

а в темноте грохочет жаром змей,

и пышет от него тавотный ветер,

и духи завывают из щелей...