Елена КАСЬЯН (1970-2019)

* * *

Когда я снова с контуром сольюсь,
Когда мне будет нечего терять,
Я из картины выпаду опять,
И тем спасусь…

Когда меня вкопают в этот свод,
Где лишь глазами трогать облака,
Я распадусь на буквы языка,
И плоть стечёт…

* * *

Зачем мне знать, что ты меня отдашь,
и ты, и ты, и все, кому поверю.
Потом, ломая в пальцах карандаш,
и холодея от шагов за дверью,
потом, покинув буквы и слова,
весь этот скарб, всю эту непотребность,
вдруг различить: апрельская трава –
какая нежность, трепетность и бледность.
Но ты иди, зажмурься и иди,
теперь никто тебя не любит злее,
никто так крепко не прижмёт к груди,
как только смерть одна обнять умеет.
Как только жизнь умеет отпустить.
Как только может ринуться навстречу
апрель, и всю тебя умять в горсти,
и дуть, и дуть, пока не станет легче.
За то, что в горле снова горячо
от тишины и немоты тягучей,
молчи, молчи – чего тебе ещё,
тебе – ничейной, глупой и живучей.
Вот этот мальчик, девочка и кот,
вот этот город маленький, бумажный.
А больше вряд ли кто-нибудь придёт,
но даже это, в сущности, не важно.
Нас всех потом без боя отдадут,
шутя и плача, радуясь, вздыхая…
Но придержи меня, пока я тут,
пока я тут, пожалуйста, пока я…

* * *

И ничего не остаётся, кроме жить,
месить пространство, вычитать минуты,
и так прощаться с близкими, как будто
выходишь на площадку покурить.

И сочиняя мир из ничего,
и став от боли даже ниже ростом,
опять живёшь среди чужих и взрослых,
как посреди сиротства своего.

Но там внутри, на самой глубине,
за самой хрупкой тонкой перепонкой,
твоя любовь испуганным ребёнком
уже устала плакать обо мне.

И в этот сад, и в этот рай кромешный,
где так легко друг друга не узнать,
где никого – ни после нас, ни между –
я в сотый раз иду тебя искать.

* * *

Где в песне ветра – отрицанье смерти,
Уже душа прозрачна и легка,
Ещё стоишь, как продолженье тверди,
Но прямо сквозь тебя течёт река.

Ещё сшиваешь мир с изнанкой слова,
Не ожидая ничего взамен,
Ещё не отнят у всего живого,
Уже разъят на космос и на тлен.

Уже разъят на жизнь и на иное
И разделён на музыку и тишь,
Где каждый звук отточен и отстроен,
Где ты вот-вот с Господних уст слетишь.

* * *

Всё линяет, теряет краски, сходит на нет.
Это просто зима, мой мальчик, и это проходит.
Но пока в поднебесье стучат ледяные ходики,
Но пока не отмёрзли ещё хвосты у комет,
Ты мне будешь свет.

И стараньями новой зимы я узнаю о том,
Что ты снова постригся, сменил гардероб и мысли,
Научился писать «моя девочка» с верным смыслом.
И хотя в этой девочке я себя вижу с трудом,
Ты мне будешь дом.

Для того чтобы видеть, достаточно просто смотреть.
Я целую глаза твои, чтобы они просветлели.
В этих белых снегах нам не будет ни сна, ни постели,
Но когда я тебя отогрею хотя бы на треть,
Ты мне будешь смерть...

Но задолго до этого нас разведут, как мосты,
Время нам ничего просто так не отдаст, не подарит.
Моё сердце похоже на отрывной календарик.
Но пока ещё в нём остаются пустые листы,
Ты мне будешь ты.

* * *

Если я тебя забуду,
Кто узнает, как всё было,
Как замешивал белила,
Как сурьмою разводил,
Мерил жизнь мою докуда,
Не дотягивал до чуда,
Но пока я говорила,
Ты со мною говорил.

Ветер сносит грозовые
Облака, как куклы вуду,
Если я тебя забуду
Что блеснёт среди золы?
Мы давно уже другие,
Но пока ещё живые,
Пригуби вина, Гертруда,
Никакой тебе хулы.

Смерть катается повсюду
На смешном велосипеде,
Мы уедем, мы уедем,
Не догонит нипочём.
Если я тебя забуду,
Если я тебя забуду,
Остаётся только ветер
За вторым моим плечом.

* * *

Ты слышишь, под нами несутся составы метро,
Древесными кольцами ночь раздвигает нутро,
В ладонь-пятилистник
ложится прожилка судьбы.
Когда бы не сумерки эти, то где бы ты был,
Когда бы не темень, где, руку ко рту приложив,
Очнёшься от яви, не ведая, мёртв или жив,
Садишься в постели –
мелькают в окне фонари –
Мы едем, любовь моя, слышишь, грохочет внутри.
Светает стремительней, чем облетает листва,
Быстрее, чем выдох умеет сложиться в слова,
Быстрее, чем нас опознают
на каждом посту,
Быстрее, чем стрелки часов на стене прорастут.
Быстрее, чем время продавит решётку груди...
Светает, светает, любовь моя,
всё позади.

* * *

Дерево машет крыльями, словно птица,
Ветер ласкает ветку за голый локоть.
Где это было видано – так влюбиться,
Даже теперь не зная ещё, насколько.

Город по небу водит луну за нитку,
Нет неизбежней времени, чем вот это,
Можно ещё уснуть со второй попытки,
И, наконец, очнуться в другое лето.

Даже прощанье – это, отчасти, встреча.
Жизнь поступает с нами не зло, но мудро.
Кто понимает это, стареет легче.
Спи, у тебя случится другое утро.

Там баобабы прячут траву от света,
Кто-то надёжный ведает семенами,
Там Антуан летит над своей планетой –
И ничего плохого не будет с нами.

* * *

Ночь оставляет нетронутым только контур.
Смертным быть тяжелее, чем просто живым.
Каждого, кто покидает тёмную комнату,
Страх отпускает на время. Следить за ним
Можно на расстоянии – страх вторичен.
Самые важные правила слишком просты.
Если глядеть из форточки, воздух геометричен,
Как доказательство правильной пустоты.
Всё, что тебя с поражением соотносило,
Что разделяло пространство с календарём,
Всё, что ещё вчера тебя не убило,
Завтра становится лучшим поводырём.

* * *

Из подсобки выходит дежурный бог:
– Ну прости, – говорит, – я сделал, что мог,
Я старался, и вышло бы всё хорошо,
Но товар не пришёл.

– Ничего, – отвечают ему, – не впервой,
Завтра будет дежурить кто-то другой,
Все равно нам отгрузят – не счас, так потом,
Мы подождём.

Поставщик не торопится, планы горят,
у дежурных отгулы неделю подряд.
Может, запил Харон, может, бросил весло,
И кому-то свезло...

Видно, время теперь по-другому течёт,
Из подсобки выходит дежурный бог:
– Так и знал, – говорит, – в мою смену опять,
Ну, пошли разгружать.

* * *

Всё обязательно исполнится,
Переболеет, отболит.
Какое облако над звонницей
Невероятное парит.
И мы дурацкие, нелепые,
Глядим наверх, разинув рты,
На старом снимке – словно слеплены
Из юности и красоты.
Такие, в сущности, не взрослые,
(Обнять и плакать, боже мой),
Смешные, дерзкие, несносные,
Что нас бы за руку домой
Вести и по углам растаскивать,
И обязательно учить,
Что надо быть добрей и ласковей,
Что надо ближнего любить.
Так говорила моя бабушка,
Хранитель детства моего.
Теперь небесные оладушки
Печёт, незнамо для кого.
Однажды нам и не припомнится,
Как много вложено любви.
Лишь это облако над звонницей –
Оно твоё,
Лови, лови...

* * *

Не спеши, душа моя, не спеши,
Никогда не поздно за тот предел.
Где ещё коснусь я такой души,
Чтобы дух парил, чтобы дух летел?

Не беги, любовь моя, не беги,
Торопиться рано, побудь со мной.
Где ещё коснусь я такой любви,
Невозможной, выстраданной, земной?

Не оставь, пресветлый мой, не оставь,
Ни в тоске, ни в боли, ни в страшном сне.
Где ещё познаю такую явь,
Чтобы я в тебе, словно ты во мне?

Но должно пройти ещё много лет –
Донесёт послание твой гонец.
И тогда я выдохну этот свет,
И вдохну бессмертие, наконец.

* * *

Но нет, зима не будет вечной.
Трамвай плетётся до конечной,
Глаза слезятся на ветру.
Всё образуется, конечно,
Я не умру, я не умру...

Мы непременно будем живы.
И будет снег неторопливый
Идти, как символ чистоты,
Как будто многорукий Шива
Рассыпал белые цветы.

Заметены ориентиры,
Пустоты, трещины и дыры,
А снегу словно нет конца.
В пространстве маленькой квартиры
Бесценны тёплые сердца.

Но нет, зима не будет вечной.
Мы далеко не безупречны,
И не научены пока
Вплетаться мышцею сердечной
В поэму мира на века.

Когда опомнишься от бега,
Твой дом становится ковчегом,
А жизнь по-прежнему права.
И где-то глубоко под снегом
Растёт упрямая трава...

* * *

Не обессудь, не обесточь, не обесправь.
Какая узкая тропинка в эту «навь».
Мы четверть века собираем сундуки,
А все пожитки – только ноты да стихи.

А все пожитки – только ноты да стихи,
Да вычитать из добродетелей грехи.
И даже если на перроне ждут-пождут,
То остановка не длиннее двух минут.

А остановка не длиннее двух минут,
Родные лица мимо окон проплывут,
Глаза собачьи, детский гомон, чепуха...
С тебя слетает время, словно шелуха.

С тебя слетает время, словно шелуха,
Окликнешь юность, а она уже глуха.
Не обесправь, не обессудь, не обесточь,
Покуда путник пробирается сквозь ночь.

Покуда путник пробирается сквозь ночь,
Он никому уже не сын, уже не дочь,
Он не себе, не тем, не этим... он Ему.
Ему, и больше в целом мире никому.

* * *

Смотри, как перевозят снег
В небесной лодке.
Какой короткий выпал век,
Какой короткий.
Чего искала, кем была,
О чём мечтала?..
А снег осыплется с весла –
И нас не стало.

Не стало неба и земли,
Ни крыш, ни улиц,
Как будто взрослые ушли
И не вернулись,
Как будто смотришь из окна
И ждёшь ответа...
Лишь лодка белая видна
Над белым светом.

Очнёшься в городе пустом –
Туман и слякоть.
Уже не вспомнить ни о ком
И не заплакать.
Как скоротечен человек –
И сам не знает.
Качнётся лодка, ляжет снег,
И полегчает...

__________________

© Елена Касьян