Лариса
ЛУКАШЕВСКАЯ
* * *
Не рассказывай мне…
Обещаниям больше не внемлю.
Не баюкай меня
Притяжением томных речей.
У меня есть догадки,
Для чего мы приходим на землю –
Может быть, для того,
Чтоб зажечь пару-тройку свечей,
Чтобы стало теплей
И светлей по ночам на планете,
Чтобы грелись сердца,
Утомлённые кознями тьмы.
Не рассказывай мне…
Мы за каждое слово в ответе,
И за свечи свои…
Если нет – для чего тогда мы?
По капле...
Ку-ку, тик-так, тук-тук,
Творит сапожник пьяный,
А черти на испуг
Берут нас постоянно...
Ту-ту, трубит труба,
Топор снимает стружку,
А случай и судьба
Имеют нас на мушке...
Ни бе, ни ме, ни му
Сказать порой не в силах,
Но лишь бы не в тюрьму,
Но лишь бы не в могилу...
На вольные хлеба,
Но не на те же грабли,
Ты из себя раба
Выдавливай по капле...
Вне табу
Ворвётся полночь в наш уют хмельной,
Где в нашей спальне простыней небрежность.
Я пригублю тебя, как путь земной,
Тебя я пригублю, как неизбежность.
А ты меня – как тайну и вину,
Как откровенье и бальзам на раны,
Потом – как мать, подругу и жену,
Как соль земли и свежесть океана.
А я тебя – как мужа и судьбу,
А ты меня – как женщину и музу...
Люблю тебя. На это нет табу,
Но есть свобода, чьи блаженны узы.
На небе звёзды крупным серебром.
Как в глубине, в тебе тону послушно,
А ты во мне – не описать пером,
Не описать пером да и не нужно.
Ночь выдыхает пар и тишину,
И марит сном. Ночник давно потушен,
И больно, словно Бог приник к окну,
Приник Господь к окну и смотрит в душу.
* * *
Бывает так, что сам себе не свой,
И по частям, и в целости, и в сумме.
Бурчишь под нос: Я всё ещё живой?
И прибавляешь: Нет, наверно, умер.
Но тут звонит жена, и кредитор,
И понимаешь: лучше б умер сразу.
Но, как назло, работает мотор
И все твои детали без отказа.
Потом приходит тёща на пирог,
Ты снова попадаешь под раздачу.
И твой неутешительный итог –
Твоей же тёще верная удача.
Открыть один секрет пора пришла:
Что нет иных путей на свете белом,
Как приводить в порядок не дела,
Но самого себя – вот это дело.
Попытка
Сегодня улыбчивы розы,
И манит дорога,
И греет надежда, и воздух
Пьянит понемногу,
И в мыслях какая-то каша,
Всё басни Крылова,
Два собственных слова не свяжешь,
Как сеть рыболова,
Два слова, по сути и в точку,
Коротких два слова.
Чтоб душу порвать на кусочки,
И сбросить оковы...
Но вырваться из переплёта –
Попытка смешная,
Иные живут для полета,
Иные – Бог знает...
* * *
И груду мелких пустяков,
И день, что блёклой нитью вышит,
И пот, и кровь моих стихов,
И время, посланное свыше…
Так трудно, Господи, принять
Своё – от корки и до корки,
И то, что скорби не унять,
И что у счастья привкус горький.
И что бы ни случилось впредь,
В какую б ни попасть мне давку –
Не дай душою замереть,
Твою проигрывая ставку,
И стать под тяжестью грехов
Брюзгой, что лютой злобой пышет,
Вне чувств, молчания, стихов,
Земного… и того, что свыше…
Ты
Снилась мне дорога,
Провода, столбы,
Вымолить пыталась
Счастье у судьбы.
Снились мне раскаты
Грома за ставком,
Утирала слёзы
Шелковым платком.
Снился день весенний,
Жёлтые цветы,
Снились мама с папой
И немного – ты.
Вот она, дорога,
Спелые хлеба,
Ты – моя загадка,
Ты – моя судьба.
To be or not to be
Будет день и будет пища,
И купюра в кошельке,
На душе и в мыслях чище,
Выйдешь в люди налегке.
Стоит быть или не стоит,
Или в омут с головой –
Если что-то беспокоит,
Значит, ты ещё живой.
В присутствие кошки
В присутствии кошки Маркизы,
верхом оседлавшей буфет,
нестарая бабушка Лиза
наводит в шкафу марафет.
Там пахнет ромашкой садовой,
вишневым вареньем и льном,
там пряником пахнет медовым
и крепким домашним вином.
Не грустная бабушка Лиза,
в шкафу деловито шурша,
изъяла картонный огрызок,
и вдруг встрепенулась душа.
Как будто волшебное что-то
коснулось белёсых волос,
так давнее-давнее фото
ей в руки само улеглось.
Там девочка Лиза, там папа,
на ниточке шарик в руке…
Мгновенья… эпохи… этапы…
Фигурки на мокром песке…
К огрызку припала губами…
Что было, того не вернуть.
Ох, ваше высочество Память…
Ах, ваше величество Путь…
Великих открытий сюрпризы…
Финалы больших эстафет…
Счастливая бабушка Лиза
в шкафу навела марафет.
Дедушка Абрам
Дедушку звали Абрам на еврейском,
Правда святая мне виделась в нём.
Дедушкин опыт – суровый, житейский –
Счастья и горя немалый объём.
Летом все вместе гостили на даче...
Вишни поспели, на кухне возня...
Зеркальцем делаю солнечный зайчик,
Дедушка, щурясь, глядит на меня...
Горечи нет, я не стану лукавить,
Много воды с тех времён утекло.
Память, глубокая светлая память,
И на душе непривычно светло.
Так же, как дед, и как папа недавно,
Гордо поправив очки на носу,
Помня о них и о жизни той славной,
Службу свою перед Богом несу...
Время в ванной из крана...
Время в ванной из крана капало,
Спичкой чиркало за стеной.
До полуночи, даже за полночь
разговаривало со мной.
Мы когда-нибудь станем предками.
Что же вспомнилось мне сейчас,
Как гоняли нас бабки с дедками,
Как шпаной называли нас?
Уж поделено и умножено,
И расставлено по местам,
Да и сами-то что-то можем мы,
Лишь бы совесть была чиста.
Лишь бы совесть... да кто там каркает –
Не поймешь, человек ли, зверь?
Совесть – штука смертельно маркая,
Триста лет тому, и теперь.
Кто-то каркает, или кашляет,
Или просто скрипит кровать?
Эта жизнь раздраконит каждого,
Кто осмелится воевать...
Кто осмелится не по совести,
Кто жар-птицу за горло – хвать!
Что же мы не устанем ссорится?
Что с колен не начнём вставать?..
Время мерно и мирно квакало,
И качало весь шар земной,
И всю ночь потайными знаками
Разговаривало со мной.
Не боясь паденья
Где-то за горами,
далеко-далёко,
где-то выше неба
есть одна страна,
и во сне глубоком,
чистом, безмятежном
из окна родного
мне видна она.
Там гуляют фавны,
никогда не плачут
люди с чистым сердцем,
дети, старики...
Птицы всюду вхожи,
и дружны все люди,
счастье пьют, как воду,
из одной реки.
В этом сне глубоком,
не боясь паденья,
расправляю крылья
и взлетаю ввысь...
Сон к утру растает –
друг мой самый верный,
я вернусь счастливой,
ты меня дождись...
Где-то за горами,
далеко-далёко...
По случаю
Стих написать по случаю,
Или смолчать, стерпеть? –
Хочется верить в лучшее,
Хочется не стареть.
Лихо Земля заверчена,
Крут и тернист подъём.
Боже, мы так доверчивы,
Только куда идём?
Легче коту бездомному:
Кормят и там, и здесь,
Кошка вильнёт хвостом ему –
Вот и благая весть.
Пчёлы на мёд слетаются,
Пёс голубей пасёт.
Будем сегодня каяться
Или плевать на всё?
Птичку на ветке слушая,
Хочется тоже петь.
Буду стремиться к лучшему.
Здесь, и сейчас, и впредь.
Диковинный пёс
Однажды в парке неприметный пёс
заговорил со мной по-человечьи:
мол, ночью в небе столько ярких звёзд,
и, мол, они напоминают свечи.
Мне стало удивительно тепло
от пёсьих слов и ласкового взгляда,
его признанье за душу взяло,
нарушив строй привычного уклада.
Такие псы в диковинку у нас.
О всяком разном доходили слухи,
но чтобы пёс разжился парой фраз –
привидится ж такое с голодухи!
А он, понуро опуская хвост,
– Ну, будь здоров, – добавил без упрёка
и, пожелав побольше тёплых звёзд,
куда-то прочь побрёл по солнцепёку...
Умолк – и всё! И больше ни гугу,
ему во след глядел я, не моргая,
а нынче спать спокойно не могу:
всё вижу сон, где я за псом бегу
и от людей его оберегаю.
Болеют дети...
Ну что же, человеческое племя,
Недугом поражённая душа...
Быть матерью – немыслимое бремя,
Когда отцы ломают и крушат.
Быть женщиной и матерью непросто,
Не проще, чем мужчиной и отцом.
Но у любви – особенная поступь
И неподдельно доброе лицо...
По детским душам сапогами топать –
Как водку пить иные рождены.
Болеют дети больше, чем могло быть, –
Вдыхая яд родительской вины.
Возможно ли нам в корне измениться –
Цена вопроса, право, велика –
Чтоб стали человечней наши лица,
Очистились и совесть, и рука?
Чтоб на нехитром собственном примере
Растить детей, а не искру метать,
И доверять... и даже просто верить.
Быть человеком. Быть и созидать.
Во благо
Когда из лап опасной хвори
Вернёмся в лоно колеи,
Возлюбим то, что априори
Ценить без хвори не могли.
И осознаем без напряга:
Необходима телу плеть,
Привычки сладостную тягу
Самим никак не одолеть.
И то, что лучшего желали –
Гордыня, блажь и маята.
И те заоблачные дали,
Где ожидала пустота…
Молитвы утренней услада,
Слезы скатившейся кристалл…
Отныне ты хозяин клада,
Того, что так давно искал.
* * *
Когда ты станешь старым, когда я стану старой,
мы сядем на крылечке и сединой волос
померимся и скажем: Какой мы были парой,
и как нам неспокойно и счастливо жилось!
Со всей округи птицы слетятся к нам на крышу,
И вечер нам станцует свой мотыльковый вальс,
а славные потомки расскажут и напишут
о том, как не хватает на белом свете нас.
Когда ты станешь старым, когда я стану старой...
* * *
Роза алая, вишня спелая,
В небе облако птицей белою.
Птицей белою, лёгким пёрышком.
Было горе нам – стало горюшко.
Ты душа моя, ты и боль моя –
Поперечная и продольная,
Но не острая, не смертельная.
Ты – любовь моя безраздельная.
Картина маслом
Камень, ножницы, бумага,
Стол, компьютер, телефон.
Барселона, Рим, Чикаго,
Дом, квартира, домофон.
Поцелуи, свадьба, "горько",
Платье – органза, шифон.
Кухня, спальная – уборка,
Стол, компьютер, телефон.
Книги – Пастернак – Живаго,
Моцарт – музыка – душа.
Камень, ножницы, бумага,
Острие карандаша.
Ссор критическая масса,
В люстре треснувший плафон.
Жест рукой, картина маслом.
Стол. Компьютер. Телефон.
Новый день
Вот полюбившаяся чашка,
И крепкий чай, и свежий хлеб,
Вот отчий дом, на ветке пташка –
Как долго глух ты был и слеп,
И сколько напортачил с дури!
Простому дню безмерно рад,
Надев костюмчик по фигуре,
Придёшь в давно забытый сад,
И разглядишь, как после бури,
На фоне дышащей лазури,
Как чудо, зреет виноград.
А дальше – ночь, и звездопад…
Сколько себя ты диетой не мучай...
Сколько себя ты диетой не мучай,
как не насилуй родной организм,
выглянет солнечный луч из-за тучи,
преобразится знакомая жизнь.
Вновь засияют затёртые грани,
мига текущего старая суть,
тщетных усилий и долгих стараний
правда, внезапно сдавившая грудь.
Всё перемелется, всё утрясется,
Звезды сойдутся в назначенный час.
Только бы солнце, знакомое солнце
Не отдалилось внезапно от нас...
В циника сходу не стоит рядиться,
что нам умишка лукавого лёд! –
Так не расслышать, как певчая птица
оду любви вдохновенно поёт.
Так не расслышать сердечка ударов,
детского плача, гуденья трубы,
и не узнать, как страдает гитара
от неудавшийся чьей-то судьбы.
За тридцать семь...
Высоких тополей вдали фигуры
качает ветер. Хмарь и дождь с утра.
А у меня едва температура
за тридцать семь. Не к спеху доктора.
Да просто жизнь меня слегка прибила
и отхлестала плетью, как тиран.
Наверно, чтобы неповадно было...
И слава Богу, без глубоких ран.
Высоких тополей вдали фигуры
качает ветер. Хмарь и дождь с утра.
Аз - человек! Слаба моя натура,
но всё кричит: "Finita la игра!".
Я слышу, как навзрыд смеются дети,
и чую, что над сущим пустяком,
им нипочём ни хмарь, ни дождь, ни ветер,
им песней жизнь и время кувырком.
А у меня едва температура
за тридцать семь. Не к спеху доктора.
Высоких тополей вдали фигуры
качает ветер. Хмарь и дождь с утра.
Сохнет бельё, или Ёжик и горы
Маленький ёжик шуршит деловито,
Сохнет бельё на открытой террасе.
Нам от рожденья способность привита
Жить-выживать в человеческой массе.
Выжив, опять выживаем, как можем,
Даже «живём-поживаем» меж прочим,
Трёмся о землю душою и кожей,
Бьёмся о небо и мыслью, и строчкой…
Маленький ёжик ушёл восвояси,
Сохнет бельё, снова споры и сборы.
Замысел Божий покуда не ясен,
Путь наш лежит не иначе, как в горы.
Миг на вершине – и звёзды погасли,
Точка возврата до точки опоры.
Сохнет бельё на открытой террасе.
Ёжика нет. Только небо и горы.
Будто нет камня
Ловя рассветы жадными глотками
на ближнем склоне, как на склоне лет,
извлечь пытаюсь вросший в душу камень,
как снять с руки вдавившийся браслет.
Он врос в хрящи, тисками сжав сосуды,
и полный вдох не сделать, хоть кричи.
Быть может, мне достать его оттуда
помогут солнца первые лучи.
Достать, и пусть он подпирает стебель –
некрепкий стебель нового куста,
и я воспряну, словно птица в небе,
которой впору станет высота.
А где-то там, у самого у края
почти закат, а дальше – белый дым
и вечный Бог к нам руки простирает,
храня планету от большой беды.
Давно ночные птицы замолчали,
В цветник слетелись мошки на фуршет,
и будто время только лишь в начале,
и будто камня нет в моей душе.
Беззаботное
Какая всё-таки забава:
Гулять по крышам взад-вперёд,
Луну качая влево-вправо,
Неспящих птиц кормя ораву,
Не знать ни горя не забот.
И ты хоть тресни – как полезно,
Минуя выставку антенн,
Шагать, в ночную пялясь бездну,
Пьянея, оставаться трезвым
И ждать чудес и перемен.
______________________
© Лариса Лукашевская
_______________________________________________________________
© Международная поэтическая группа «Новый КОВЧЕГ»
https://www.facebook.com/groups/230612820680485/
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.