Марк ХАРИТОНОВ

Все, довольно об этом, выясненья отложим на завтра.
Поскорее заснуть, утром много работы…
Доводы, как всегда, подоспевают вдогонку.
Возвращаешься, переигрываешь с середины,
Убедительно, не оспоришь… Но если не хочет признать
Очевидных вещей, и который раз?.. Ладно, хватит.
Поздно, только себя изведешь. Засыпать, засыпать…
Как это делают? Считают до тысячи? Сколько выйдет.
Раз, два, три… двадцать пять, двадцать шесть… Неужели
Помогало кому-то? Следишь за порядком цифр —
Напрягаешь внимание… только мешает. Лучше
Напевать про себя колыбельную… как там?..
Спи, моя радость, усни… ля-ля… в зале…
Как когда-то, унашивая ребенка. В доме напротив
Гасли окна одно за другим, опять зажигались…
Рыбки уснули в саду… то есть птички…
Птички уснули в пруду… А кому-то
Отключили, передают, электричество. За неуплату.
Вот и весь разговор… Читаешь теперь протоколы
Прежних, уже исторических заседаний:
Как не хотели видеть, не понимали,
Куда скоро всех занесет? Известный сюжет.
Пассажиры на корабле дураков хохочут, смотрят кино
Про такой же корабль, покачивают головами:
Ой, дураки, как же можно не понимать, не заметить?
Надо было предупредить катастрофу, сделать хоть что-то,
Вот же скалы, нам показали… В бессонницу, как сейчас,
Можно все доказать, объяснить, все так очевидно.
Самое время решать мировые проблемы,
Не говоря о житейских. И дальше — все дальше от сна…
По пустыне идут верблюды, песок подсыпан под веки.
Цифры сгрудились, перемешались, как овцы.
Среди блеянья, воспаленных стадных страстей
Доводы значат мало, не вразумишь, не докажешь.
Отойди, оставайся самим собой… встречи не получилось…
Видно, не там свернул, пропустил перекресток.
Место будто знакомо — и в то же время другое.
Нету трамвайных путей… перекопанная канава.
Все меняется, как всегда. Посветлело…
Значит, утро уже?.. Как же все-таки объяснить?
Поднеси к моему уху лупу, так лучше услышишь…
Если только удастся хоть ненадолго заснуть…
От бессонницы не избавишься даже во сне.

Это стихотворение из книги «Мой век» я выложил время назад в своем ФБ. Мой многолетний друг, писатель Борис Хазанов (Г.М.Файбусович) прокомментировал его в личном письме, которое воспроизвожу здесь.

«Дорогой Марк, хочу возобновить мой отклик, не будучи уверен, из-за неумения ориентироваться в фейсбуке, что отклик этот до тебя дошёл. Речь идёт о замечательном твоём верлибре «Бессонница», который производит на меня большое впечатление. Его тема – два мира психики, дихотомия сновидения и яви – кажется мне очень важной для литературы и мне лично чрезвычайно близка и понятна. О чём и хотелось с тобой немного пофилософствовать.
Мой сын, врач-пульмонолог, занимается патологией сна – это его вторая, побочная медицинская специальность. Однако толкование снов, как и отгадывание мыслей, вообще психических содержаний любого рода, в его компетенцию не входит. Зато моё, вполне дилетантское, отношение к этим содержаниям, включая сновидческую активность мозга, совершенно иное, назовём его литературным или литературно-эстетическим. Ничего нового в этом нет, думаю, что меня подготовило к такому подходу знакомство с классическим немецким и, конечно, античным философским идеализмом, с русским символизмом, с французским и немецким сюрреализмом, с музыкой Вагнера, наконец, с тем, что я назвал бы мифологическим мышлением. Когда я работал над своим первым романом «Антивремя», я ввёл в него такой трюк: пересказывал очередной эпизод как бы увиденным во сне, глазами божественного идиота – сновидца. Это и была демонстрация онтологической дихотомии, сосуществование обеих вариантов действительности, ирреального и реального.»

СТАРИК

Просвечиваешь на солнце, сквозишь, как яичко, сказала соседка.
Ткань редеет, вместе со взглядом тускнеет мир, тускнеешь ты сам.
Тень былого. Для других переходишь все больше в воспоминания,
Которым мешаешь, пока присутствуешь. Чтобы остаться, кем был,
Надо освободить от себя. Но сам вряд ли сможешь узнать
Голос на пленке, тень на многоцветном экране, не передашь того, 
Что уйдет вместе с тобой. Холод на голом темени, мертвый привкус
На языке. Брезжит туманно лампа, становится все прозрачней,
Растворяется, тает стакан, неровно обсосанный по краям, 
Но еще не исчез кубик сахара в нем. Освободиться, уйти бы,
Не ощущать самого себя. Только сначала понять, что за слова 
Открылись под краем отсохших обоев, на желтой от клея газете,
Прочесть напоследок зачем-то, соединить обрывки без связи. 
Чье-то тепло коснулось груди, заурчало живое дыханье. На одеяле,
Пройдясь невесомо, улегся котенок, смотрит, жмурясь, в глаза: 
Меня ведь не сгонишь? Возвращает, вынуждает остаться.

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

По Фернандо Пессоа

Времена, когда праздником был день моего рождения…
Я был счастлив, и все еще были живы,
Собирались у нас, в старом доме — это была традиция,
Что-то вроде светской религии, ритуал, торжество,
И я отмечал его, праздновал вместе со всеми.
Времена, когда праздником был день моего рождения…
Все меня называли умницей, хотя что я тогда понимал?
На меня, говорили, надеются — значит, я был достоин надежд.
Когда начал надеяться сам — надежды уже не осталось.
Стал понимать что-то в жизни — в ней уже не было смысла.
Да, наверное, лишь в сердцах тех, кто меня любил,
Я еще кем-то был. Куда все это ушло —
Время, когда праздником был день моего рождения?
Сейчас я похож на разъеденный сыростью дом,
(Тот, старый, едва различаю сквозь мерцание слез),
Дом, переживший жильцов, никому уже больше не нужный.
Так отгоревшая спичка переживает себя.
Времена, когда праздником был день моего рождения…
Я еще мог любить, кем-то казался себе, надеялся кем-то стать,
Странствовал больше в мечтах, нежели наяву,
И не сомневался при этом, что действительно существую.
Ничего этого больше нет, все проглочено второпях —
Не успел даже толком распробовать вкус.
Я, точно слепец, не различаю того, что вокруг,
Но отчетливо вижу тот стол, скатерть на нем, посуду,
Угощения, фрукты, пирожные — им не хватало места,
Тетушек старых, кузин, и все это для меня —
Во времена, когда праздником был день моего рождения.
Сердце, остановись! Не стоит томиться зря.
Добавлены лишние дни, но праздника нет среди них.
Я пережил себя. О, Боже, о, Господи-боже!
Какая же это боль — невозможность с собой унести
Время, когда праздником был день моего рождения