/10.09.1936 – 02.10.2020/

***
Я помню, помню те года:
вокзалы, толпы, погорельцы,
оборванные провода
и исковерканные рельсы…
Пожар, бомбёжки, плач детей,
предсмертный хрип и ор вокзальный
остались в памяти моей,
как звук единый, музыкальный…
Следы той жизни не видны.
Окопы зажили на теле
земли… Как пели в дни войны!
Так никогда уже не пели.
Какая сила, мощь и боль,
какие чистые начала!
Какая ярость и любовь
в тех песнях билась и кричала!
Мальчишкой всматривался я:
надмирная слепая сила,
сорвав покровы с бытия,
всё перед взором обнажила.
Разор и кровь родной земли,
огонь, и слёзы, и железо…
А песни ясные текли,
как сок древесный из надреза.

ДЕНЬ ПОБЕДЫ
Я задорен, силён, крепко пахну вином.
Помнят женщины, знают собаки…
Что там в прошлом моём?
Что там в прошлом моём?
Что скрывают судьбы буераки…
Вот мужчина идёт – неуклюже одет,
седина да рубец по-над бровью,
да короткая планка от громких побед,
что оплачены страхом и кровью.
Вот идёт он, сегодня его торжество.
Знает ужас, убийство и горе.
Я моложе, но нет, нет осанки его,
нет орлиности этой во взоре.
И хотел бы дожить до далекого дня,
чтоб вот так же идти и не гнуться,
и чтоб кто-нибудь вдруг посмотрел на меня
и, как я, захотел оглянуться.

***
Ворошили голуби помойку,
ворошили баки у стены.
Находили голуби помногу.
Ворковали, жирны и нежны.
И я вспомнил город тот сутулый,
азиатский город на песке.
А в газетах: ОН уже у Тулы.
А на рынке: ОН уже в Москве.
И восстали вновь сороковые.
Те года святые не предам.
Мы тогда сбегались по России
к пассажирским редким поездам…
Вот стоим,
худы, бритоголовы,
в довоенных продранных портках.
И шапчонки сдавлены в голодных,
грязноватых наших кулаках.

***
Зарастают воронки.
Соки земли разъедают гильзы и осколки.
Оплывают, выравниваются брустверы окопов…
Постепенно вымирают инвалиды…
Но, как прежде, шевелятся корни волос
и холодок пробегает по коже,
если слышишь из далёкого радио:
– Пусть ярость благородная
Вскипа-а-а-ет, как волна.
Идёт война народная,
Священная война…
И кровь с непонятною силою бьётся в жилах…

***
Если только в моё парадное
ходят три пожилых инвалида,
Значит, сколько же было ранено?
А убито?
1965

***
МУЖИКИ
Как соберутся мужики
на нашем дворике на лавке.
Моргнут. Прищёлкнут в кадыки.
Пойдут в «стекляшку» иль к палатке.
Окурки медленно сомнут.
Пивка. Тараночки. Салату…
И заведут, и заведут –
про Кенигсберг да про Бреслау.
И раскраснеются носы.
И кепки сдвинут на затылки.
И дядя Вася без ноги
пошлёт, чтоб принесли бутылку.
Загромыхают голоса.
Заврут, руками заразмахивают.
И вынут фото, и рассматривают…
И тонкая взойдет слеза.
И начинают вспоминать
отца Нинельки конопатой,
отца Володьки Бармина,
отца Маркуши из десятой…
1965

МАЛЬЧИШКА
Жил обычный мальчишка, учился свистеть
и мусолил во рту грязноватые пальцы.
Он любил на трамвайных колбасах висеть.
И чечётку на кухне бацал.
Но, наверно, жесток был он в сорок втором.
Серый дождь по стеклу царапал.
Он спросил, опуская глаза над столом:
– Ты чего не на фронте, папа?..
А ещё через год
шёл он с мамой домой.
Их ждала похоронная серая карточка.
И забился мальчишка, и крикнул, дурной:
– Ты прости меня, папка, папочка!
1966

***
На дружеской встрече ветеранов
Фриц морщинистый, прыткий, поджарый,
малость выпил – его не унять:
— Нет-нет-нет!! Мне не снятся кошмары.
Но хочу я хоть что-то понять.
— Мы вас били… Но всё потеряли…
Я ведь помню… Я в здравом уме
Это как же мы ВАМ! проиграли?
Вон у вас всё доныне в дерьме!
— Мусор, ямины, грязь и вонища
среди тучной и щедрой земли.
здесь у вас до сих пор пепелище,
словно танки недавно прошли!
— Сколько лиц, измождённых и пьяных!
Как мутна в вашей речке вода…
Это мне не понятно и странно,
что мы вас не добили тогда…
— Как мы шли! И как пели крылато!
Вот уж Химки!! Нам скоро домой…
Проиграли бы Англии…, Штатам…
Ну а ВАМ-то…- ах, Боже ты мой!..
А наш Ваня – дышал перегаром.
Улыбался… И слёзы из глаз…
Фриц сосал дорогую сигару
и угрюмо косился на нас…
2002

***
О РУССКОЙ ДУШЕ
В старинной обжитой Европе,
исполненной либеральных традиций,
не сжигают свои города, если их взял неприятель,
как мы сожгли Москву в 1812 году.
Не обороняют города до полного самозабвенья,
как мы обороняли Ленинград.
Наполеон брал целёхоньким Берлин,
Гитлер брал целёхоньким Париж…
Как это амбивалентно и толерантно!
Ну, и убого, конечно…
В старинной обжитой Европе,
исполненной либеральных традиций,
столько стихов не читают,
столько спиртного не пьют,
по родине так не скучают,
песен таких не поют…
И не ездят по таким дорогам –
там они считаются непроходимыми…
1982

***
Нет, Deutschland мне рассудком не понять,
аршином общим тоже не измерить.
Она мне не любовница, не мать…
Ей благодарен, но не в силах верить.
Всё помню, всё навязло на зубах:
тотальный орднунг и чуть скрытый страх…
Как Гитлер тут возвысился кровавый?
Как Геббельс похозяйничал плюгавый?
Как совместились Бисмарк здесь и Бах?
Как совместились Рильке, Ницше, Гауф?..
Всё, что читал, что слышал – всё враньё.
Германия и лечит, и калечит.
И образ расплывается её
и плавится в огне противоречий…
И не лежит душа к немецкой речи.

ПАМЯТИ ДОКТОРА ЯНУША КОРЧАКА
Среди самых священных историй
я не помню священной такой.
Доктор Корчак, Вы шли в крематорий,
чтобы детский продлился покой?..
Но сиял ли тогда в поднебесье
строгий глаз средь литой синевы?
Ведь Христос-то, он знал, что воскреснет.
Ну, а Вы, доктор Януш, а Вы?..
Вот чугунные двери закрыли.
Вот одежды заставили снять.
Что Вы, доктор, тогда говорили?
Вы смогли во спасенье солгать?
Но какое же это спасенье?
Все мертвы, а страданья – не счесть.
Слышу пенье, негромкое пенье…
Спасены от распада и тленья
только совесть людская и честь.
Вы глядели спокойно и немо.
Вы другой не искали судьбы –
вместе с дымом в безмолвное небо,
вместе с дымом из чёрной трубы.
Растворились в просторе широком,
по пространствам ветра разнесли…
Я вдыхаю Вас, старый мой доктор,
чую в каждой частице земли…

Вадим Викторович Ковда родился 10.09.1936 в Москве. Окончил мехмат МГУ (1953 – 1958), заочное отделение кинооператорского факультета ВГИКа (1962 – 1968) и Высшие литературные курсы (1973 – 1975). В 1958 – 1961 работал в Институте прикладной математики АН СССР, с 1969-го – на студии научно-популярных фильмов кинооператором.
Член Союза писателей СССР с 1972-го, а также русского ПЕН центра.
Как поэта в середине 1960-х его впервые открыли и опубликовали Борис Слуцкий и Давид Самойлов. Автор поэтических сборников «Будни» (М., 1971), «Полустанок» (М., 1976), «Сентябрь» (М., 1981), «Птица-Счастье» (М., 1982), «Житель» (М., 1984), «Трепет» (М., 1987), «Невольник жизни» (М., 1989), «Смута» (Ашхабад, 1992), «Грозовда» (М., 2004, совместно с М. Грозовским), «Стихи» (М., 2006), антология «Spuren in Sand/ Следы на песке» (Edition Fähre, Ганновер, 2010).
С 2001-го Вадим Ковда жил в Ганновере (Германия) и Москве.
Самое главное — в стихах. Издал более десятка поэтических сборников.
Всю свою жизнь был благодарен Б. Слуцкому, Д. Самойлову, М. Львову, М. Луконину за признание и помощь в его первых публикациях.
Вадим Викторович Ковда скончался 2-го октября 2020 года в одной из ганноверских клиник. 

http://inter-focus.de/?p=7532