Александр МАЛАХОВ

        (1942 – 2000)

Поэт, журналист. Лауреат премии А. К. Толстого «Серебряная лира». Жил в г. Брянске. Работал в газетах «Автозаводец», «Брянский комсомолец», долгое время был ответственным секретарём выгоничской районной газеты «Российская нива». Печался в журналах «Молодая гвардия», «Сельская новь» и др., в альманахе «Поэзия», в коллективных сборниках. Автор поэтических книг «Чистота» (1973) и «Сентябрины» (1990). Ушёл из жизни 10 сентября 2000 года.

* * *

Не по-будничному нарядная,
Чуть прикрыв косынкой лицо,
Ходит осень хозяйкой ладною
По раздолью русских лесов.

Подбирает грибы да ягоды
И орехи лущит в подол.
От её сарафана яркого
Загорается каждый дол.

Приустанет, присядет где-нибудь
На опушке возле реки.
И в округе почти с неделю
Золотые стоят деньки.

Только озимь одна – зелёная
С серебринкою на заре.
И глядим вокруг удивлённо мы:
– Бабье лето, что ль, на дворе?



* * *

Забрели в туман стога –
Не промокли б, жалко.
На речные берега
Выплыли русалки.

Сушат косы под луной,
Обнажают плечи.
И ведут между собой
Ласковые речи

Про зелёную звезду,
Про моря и скалы.
Я к русалкам не пойду, –
Я боюсь русалок.

Поболтать бы я и рад
С ними, между прочим,
Да русалки, говорят,
Щекотать охочи.

Я – подальше от греха…
Ох, и смех взорвался:
– Что за парень! Ха-ха-ха!
Девок испугался.



УДАЧА
 
Я бросаю жёлтую блесну
В солнце, отражённое рекою.
И она мерцает навесу
Сказочною рыбкой золотою.

Замершее сердце под рывком.
Леска, зазвеневшая победно.
И летит в осоку кувырком
Щука перепуганной торпедой.

Сколько их, четыре или пять,
В рюкзаке устало засыпают.
Взмах. Подсечка.
Некогда считать.
Вечером ребята сосчитают.

Я потом друзьям их раздарю.
А себе оставлю, не иначе:
Солнце в речке, майскую зарю
И шальное торжество удачи.



К СЛОВУ О РОДОСЛОВНОЙ
 
Меня называют хозарином
За смуглость мою и за злость.
Наверно, столетий окалину
И мне пронести довелось.

Глубинные корни не прячу
И даже горжусь я притом
Прапрадеда кровью горячей,
Забитого барским кнутом.

Мой дед этой муки не ведал,
Но кровь и его говорит:
За то, что якшался с комбедом,
Бандитскою пулей убит.

А батьку стреножил осколок
В атаке средь выжженной ржи.
В поселке под Старым Осколом
Он в братской могиле лежит.

Лицом же я смугло поджарен,
А это существенный след
Разбойничьей воли хозарина
Под дикую песню побед!



НАСЛЕДСТВО
 
Это грезится или помнится,
Или с плотью в наследство нам…
Скачет, скачет шальная конница
По славянским спелым хлебам.

С гиком
               годы и поколения
Наклоняются до луки.
И смещаются поселения.
И мешаются языки…

Но встаёт она, терпеливая,
Русь, растоптанная, с колен –
От Трубчевска – до града-Киева,
От Москвы – до рязанских стен.

Вот мечи уже в ножны брошены,
Но дрожит тетива, звеня.
Кто там в травах лежит некошеных,
Гордый предок мой или я?

Век за веком текут в предание.
Только слышат, слышат сыны
Стёртый временем и расстоянием
Слабый стон усталой стрелы…



* * *

На углу фонарь потушен.
Люди спят. И звёзды спят.
Спит сынишка – нос в подушку.
Лишь часы одни стучат.

Темень улицы слепая.
Ветра зыбкая струна.
На слова всегда скупая
Возвращается жена.

В тишине съедает ужин;
Одеяло – до бровей…
Кто мне нужен?
Что мне нужно
Кроме памяти моей?

Я по-будничному весел.
Улыбаюсь, как могу.
Только песни –
Столько песен! –
От унылых берегу.

Им звенеть, когда по свету
Вновь запляшет снеговей…
Я когда-нибудь уеду
Ближе к родине своей…



СПОРИМ
 
Наши все – не то, что ваши, –
Не гонялись за рублём.
Если пашем, значит, пашем.
Если пьём, то, значит, пьём.

Если в морду бить кому-то –
Обязательно мы тут.
Сколько дали нам за смуту –
До сих пор не разберут.

И не спорьте. И не стоит
Вам-то, сытым, нам пенять
То разрухой, то застоем,
То вплетать едрёну мать.

За страну и мы в ответе,
Не ушедшие в запас,
Мы, войны победной дети.
И куда же вы без нас?

Правда, мы давно не пляшем,
Содрогаясь от потерь…
Ну, а ваши-то, а ваши
Чем порадуют теперь?



* * *

Зорька погожая, славная.
Алого солнца причал…
Здравствуй,
                     любовь моя давняя! –
Я по тебе заскучал.

Время торопит за внуками.
Память – колечко в руке.
Разве тебе не аукалось
В дальнем твоём далеке?

Разве тебе не тревожилось, –
Где я и как теперь я?
Здравствуй,
                     моя осторожная
И недотрога моя!

Мы сединою подкрашены –
Светом далёкого дня…
Здравствуй,
                     моя невчерашняя,
Здравствуй, измена моя!



ПЕРЕД ДОЖДЁМ

Даль, подёрнутая дымкой,
Прячет тучи за селом.
Кто-то в шапке-невидимке
Молча ходит под окном.

Как телега бездорожьем,
Глухо гром протарахтел
И упал над пыльной рожью,
Народится не успев.

И волнистый отголосок,
Подрожав на ветерке,
Превратился в ряд полосок
Лёгкой ряби на реке.

Закачали удивлённо
Сосны небо на суках…
С треском чей-то кнут зелёный
Лупит тучи по бокам!

А от леса ближе-ближе
Сизый столб наискосок…
На дороге струи лижут
Задымившийся песок.



ЭЛЕГИЯ
 
Какие быть могут обиды, –
Слезой не затушишь вранья!
Я, граждане, видывал виды,
И виды видали меня.

Просроченный паспорт в кармане,
И тихая радость в душе.
На горке деревня в тумане.
Огонь. Рыбаки в шалаше.

Всё так непростительно просто:
Тропинка, и речка, и лес.
И страх мой при виде погоста,
Ночного погоста, исчез.

Ведь всё удивительно мудро
Под сенью высоких ветвей.
И встанет же чьё-нибудь утро
За чёрною ночью моей.



* * *

На исходе сиротской зимы
Запуржило, да так, будто в сказке.
И глядим изумлённые мы
На бесовскую белую пляску.

На душе и легко, и светло.
А нужна была самая малость,
Чтоб раздольно, свежо и люто
Наконец-то метель разыгралась.

Гонит ветер последнюю дань,
Засыпает овражные щели.
Смотрят пристально в тусклую даль
Караульные строгие ели.

Что им видится там, за пургой,
За смиренно уснувшею пашней –
День нарядный и вечер иной,
Соловьиною песней пропахший?

Ничего. Это будет потом
(Всё приходит и всё убывает).
А пока своим белым крылом
Пусть метель хоть
                               сердца согревает.



* * *

Вот и кончилось
Красное летечко.
По дворам зазвенела пила.
Журавлей запоздалая ленточка
По озябшей заре проплыла.

И пропала
За тучами белыми –
Ни прощальных «курлы», ни следа.
Что поделаешь…
Что поделаешь…
Холода настают, холода.



* * *

Каша гречневая с молоком –
Это там, далеко-далеко.

А пока на сквозном ветерке
Поле гречневое в молоке,
Над цветами – пчелиный гул,
У дорог – берёз караул,
Где гурьбой, где в белёсый ряд.

Лишь случайно подметит взгляд,
Как канюк под острым углом
Ломоть неба срежет крылом.
И стремглав унесётся в лес.

На мгновение вспыхнет срез
Бирюзовой молнией: «Ш-ш-ш-ш!»
И опять в белом поле тишь.

Только слабый пчелиный стон,
Только лес с четырёх сторон,
Только воздух – струистый мёд.

Гречка. Греча цветёт!



* * *

Как в тумане лицо моей бабки.
Тихий голос пустынно далёк:
– Не ходи, ради бога, без шапки.
Потеплей застегнись, голубок.

Эвон ветер какой, послушай, –
Все окошки дождём просек.
Помни, внучек, застудишь душу –
Будешь маяться век…

Тех дождей измочалились прутья.
Скорбный голос, как травы, пожух.
На житейском тревожном распутье
Белозубо на мир гляжу.

Только что-то – нет-нет – и нарушит
Полудетскую радость мою.
Застудил я, наверное, душу,
Голубиную душу свою…



* * *

Моё прошлое…
Где моё прошлое?
Затерялось у наших ракит.
Ни плохого теперь, ни хорошего,
Только памятью душу знобит.

Незажившею, давнею, древнею,
Захлестнувшею весь непокой,
Что остался за нашей деревнею,
За вертучею нашей рекой,
За пригорком, за пыльною пашнею,
Убегающей в серую муть…

Будто заново счастье вчерашнее
Всё хочу – и не в силах –
                                            вернуть.

Так и еду
Ни шатко, ни валко я
По просёлкам судьбы моей вновь.
Всё нормально.
Лишь солнце не жаркое,
Словно поздняя бабья любовь.

___________________________________________