Свиридов Виталий

Памяти отца
Дмитрия Савельевича
Свиридова
воина-танкиста и партизана
Великой Отечественной войны
ПОСВЯЩАЕТСЯ


Надо вечность прожить между мраком и светом
Или выстрадать боль обнаженными нервами,
Чтобы в мир беспристрастно смотреть и при этом
Оставаться художником или поэтом.
Только к счастью бессмертие нам не дано;
Весь наш жизненный опыт- мгновенье одно.

*
Было это в начале лета.
Вечерело; но дождь лил такой,
Что казалось уже до рассвета
Мне не выбраться из мастерской.

Не держал слой оконной замазки
Натиск сырости и сквозняка,
И в пустое ведро из-под краски
Нудно капало с потолка.

Как нарочно, просились в дело
Загрунтованые холсты…
Но боролись душа и тело
С ощущением пустоты.

И промозглая мгла непогоды,
И светильников тусклый накал,
И неистовый дух несвободы
Утомили… и я задремал.

*
Он явился в дверном проеме
Весь продрогший и без зонта,
Все в нем было неброским, кроме…
Кроме бляхи у живота.

Не сутул. Выше среднего роста.
Подбородок небрежно брит.
И вошел он легко и просто,
Как хозяин или бандит.

От плаща растекались лужи…
И, глаза протерев рукой,
Я услышал его: «Ты мне нужен!
Ты не мог бы мне сделать такой...»
И наигранным жестом, на взмахе,
Будто нес он бесценный груз,
Пятерней прикоснулся к бляхе
С темной надписью «Got mit uns!»

Выше надписи, в центре прямо –
Тень орла с головой Адама…

*
Я к реликвиям Рейха любви не питаю.
Ничего не питаю, кроме чувства брезгливости,
И когда на губах у людей замечаю
Трупный яд превосходства и нетерпимости.

И когда истуканов на щит поднимают,
Как живых поднимают, а в сущности, трупов;
И когда не по мудрости выбирают,
А свой выбор находят в зверином и грубом!

И как часто мятежному чувству нет выхода,
Даже слов не находится - пересказать,
Что душа успевает, между вдохом и выдохом
В полной мере прочувствовать и испытать.

*
Как немое кино из архивов военной хроники,
Где форматы отмеряны кровью спецкоров, -
Сокровенная тайна враждебной символики
Проступила наружу перед мысленным взором.

И не ровен мой пульс ни к врагу, ни к изменнику, -
Память сердца не ведает давности лет…
Я глазами Пикассо увидел Гернику,
Что когда-то была – и теперь уже нет.

Я увидел шрапнели осиные жала
На фрагментах сукна от казенных шинелей,
Где крестили неверных огнем и металлом,
На песок измельчая монолит цитаделей.

Я увидел, как круто заваленный «Фоккер»
На куски рассыпался, не закончив падения.
Как в прицелах, у глаз, не хватало диоптрий,
И зрачки исчезали от напряжения.

И неистовый хохот и визги Валькирии
Под восторженно-въедливый ритм «Rosen mond»ы
Недоступным аккордом для земной эмпирии
Прозвучал в интервале короче секунды.

А еще я увидел плацдарм под Смоленском,
Перекошенный танк под горящей скирдой,
Где отец мой – в воронке от бомбы немецкой –
От ожогов спасал себя талой водой.

И багрово-оранжевый след Люцифера
Сквозь сернистую копоть кипящего Ада,
Где без Веры людское страданье безмерно,
Где телесная боль - всеравно, что награда…

И от воплей истошных был Ад перегружен…
Только голос извне произнес: «Ты мне нужен!»
…………………………………………………..
Но душа моя слышать его не хотела –
Надо было немедленно что-то сказать…
Я ответил ему: «Не мое это дело –
Падших ангелов поднимать!»

*
Он ушел. Из распахнутой двери
Мне послышалось чуть погодя,
Будто ангелы в небе запели
В затихающем шуме дождя.