Катя
КАПОВИЧ


* * *

Как мир ни полон злой беды,
а всё же длит простые будни,
в нём кран дроблением воды
надёжно числит нам секунды.
В ворота входит пышный клён
в своём багряном одеянье,
весь разряжён, как Фон Барон,
и с синей сойкой на кафтане.
Течёт тумана молоко
бульваром медленным, старинным.
Вот так бы жить легко-легко,
клин вышибать гусиным клином.
Он поднялся под небеса,
тень на речную гладь наводит,
и я гляжу во все глаза,
и боль проходит, боль проходит.


* * *

Всё бы было, если б меня не стало,
точно так же солнце вверху блестело,
точно так же улица грохотала,
на суку ворона бы вновь сидела.

Перьевое облако сверху плыло,
самолёт по небу летел стрелою,
и цветная кошка внизу ходила,
и лохматый дворник бы мёл метлою.

Плыл бы мимо запах от самокрутки,
шли б рабочие и несли канаты,
отпускали плоские прибаутки,
и ноябрьский день был таким, как надо.

А потом каким-нибудь чудом свыше
вдруг возникла я из такой же кожи,
вот с такою же головою рыжей,
с простоватой улыбкой на круглой роже.

И открыла книгу бы на террасе,
и, осенним зачаровавшись светом,
вышла в сад, уронила заколку наземь,
а меня бы не было в мире этом.


* * *

Смотрю, чуть шевеля губами,
бубня невнятные слова,
как, вся пронзённая лучами,
с деревьев падает листва.
Как, право, мне не надоест-то
её круженье невпопад,
так почему опять чудесно
смотреть на яркий листопад?
Быть может, красотой полотен
природа учит нас без слов,
что каждый в меру сил свободен
и светом полон до краёв.


* * *

У меня для вас такие новости,
их хорошими не назовёшь,
двум вещам нет сноса: злу и пошлости,
сколько в жизни ни стопчи подошв.
Зло на свете никуда не денется,
хоть прижми его со стороны,
сменит форму и переоденется
в новые культурные штаны.
Улыбается в приливе искреннем,
совесть у него всегда чиста,
а добро бредёт в пальто расхристанном
и глаза отводит от стыда.


* * *

Белый всадник въедет в зимний город,
Ветер на ресницу вдруг наколет
Первую снежинку декабря,
Тайно повернёт глазной хрусталик,
Смерти в мире навсегда не станет,
будет жизни ясная заря.

Навсегда исчезнет страх и трепет,
Всё лежащее во тьме воскреснет,
Все мы встанем над большой рекой,
Светлым ветром поутру объяты
На виду у зимней колоннады.
И не будет смерти никакой.

Вечными фигурами с лепнины
Встанем, распрямим тугие спины,
Чтобы вместе небо подпирать.
Всё, что жило, будет вновь живое,
Подо льдом все ягоды с травою,
Муравьёв, жуков немая рать.

Что навеки, то и будет точно.
Над рекой трамвайные звоночки
Прозвенят, разбудят голубей,
Пропоёт Орфей небесный сурик,
Синий, белый, голубой рисунок.
И не будет смерти, хоть убей.


* * *

Дождь вылизал дорогу подчистую,
как набело оформил новый день,
и в нём расставил через запятую
кусты, собаку, от собаки тень,
хозяйку с поводком, пар из котельной,
похожий на белеющий паром,
и всё это сложил в судьбе отдельной
в обычную картину с декабрём.
Затем холодный ветер задувает,
последнюю листву бросает в дрожь
и всю эту картину рассыпает
так, что уже в одно не соберёшь.
Летит деревьев лёгкая когорта
туда, где в гущу сходятся холмы,
и горько нам, что жизнь бесповоротна,
и сладко, что была, и были мы.


* * *

Да, я извиняюсь: простите меня,
что я несерьёзного нрава,
сама по себе, никому не родня,
живу в этом мире в забаву.
Но любят друзья меня за шутовство,
и так уже людям досадно,
замучились в мире они от всего,
что горько и кисло, что жить нелегко,
что жизнь не вернётся обратно.


* * *

Мечтатели в слепом миру,
мы из краёв, где снега заверт
дух отшибает на ветру,
и человек бессмертьем занят.
Но и бессмертье таково,
горчит бедою, лебедою,
он ищет смысл свой и родство,
но нет родства, погибла Троя.
Нет тех, с кем всласть поговорить,
и человек ложится навзничь
в густую лебеду и сныть,
Троянский конь ему товарищ.


* * *

Зима лишь только начинается,
а нам уж хочется весны,
так вечно человек и мается –
от шума и от тишины.
От духоты, потом от холода,
в кругу семейном – от него,
однообразия какого-то,
от вообще всего-всего.
Что в градуснике ноль по Цельсию,
что снова этот мокрый снег,
и оттого, что жить невесело,
и оттого, что – человек.


* * *

Когда умру и стану тишиной,
осеннею травою жёлто-рыжей,
ты книжицу моих стихов открой
и глуховатый голос мой услышишь.
Поэзией не била я под дых,
мой дар был небольшой весёлой силы,
сильней себя любила я других,
мне каждому сказать хотелось: «милый».
Но верю я, что будет новый век,
и в строчках, где нет места укоризне,
найдёшь меня, мой милый человек,
как находила друга я при жизни.

________________
© Катя Капович


________________________________________________________________

Катя Капович родилась в Молдавии в 1960 г., участвовала в диссидентском движении, арестовывалась за публикацию и распространение самиздата и листовок против государственной опрессии, эмигрировала заграницу в 1990 г. Двуязычный автор двенадцати книг поэзии и прозы, пишущий по-русски и по-английски, Капович в 2001 г. была удостоена премии Библиотеки Американского Конгресса за поэтический сборник “Gogol in Rome”. В 2007 году за мастерство в литературе Капович была присвоена стипендия Эмхерстского университета. Капович дважды была лауреатом Русской Премии: за сборник рассказов и повестей «Вдвоем веселее» (из-во «Аст»: редакции Елены Шубиной, г. Москва, 2012 г.) и в 2015 г. за поэтический сборник «Другое» (из-во «Воймега», Москва, 2014 г). В 2019 г. за мастерство в прозе ей присвоена интернациональная премия имени Э. Хемингуэя. В 2021 году в издательстве «Эксмо» вышел том избранных стихотворений «Город неба» с предисловием Дмитрия Быкова и послесловием Б. Кенжеева и Л. Оборина. Капович в сотрудничестве с О. Масловой написала либретто к театрализованной рапсодии композитора И. Демуцкого «Последний день вечного города», премьера которой прошла в декабре 2021 года в концертном зале «Зарядье». Капович – постоянный автор журнала «Знамя» и участница десяти международных литературных фестивалей, живет в Бостоне, где на протяжении семнадцати лет преподает мастер-классы по поэзии в различных учебных заведениях. Она – профессор Свободного университета, редактор журнала «Артикль»