Елена Черная,
член союза писателей России
***
огни Святого Эльма не про нас...
неопалимая купина догорела.
и переход из гегемонов в низший класс
обычное для каст никчемных дело.
- земля здесь хороша, народ вот плох...
все знает, видит и смекает Бог...
- огни! кто ищет человека, тот найдет.
- огни? нет померещилось как будто...
то Диоген по Родине идет...
от бочки к бочке - бит, раздет под утро...
***
серебряный голос во мне и нигде.
серебряный колос затерян в траве.
и, вроде, услышан, и скошен, и подан.
и знаем, и нужен народу - народам,
остался в траве у калитки и роздан.
под цепом он побыл и пробовал розог...
изнежен, простужен хотя не в опале.
серебряный век самиздат - самопален...
вернулся, раздался из башен и спален...
серебряным был и сегодня он с нами,
но время другое. а смута все та же,
и голос опять до надрыва надсажен,
не слышим и слышим, отсеян, отравлен...
уйдёт и вернётся с серебряной стаей,
и будет востребован "крашеный ставень",
как старое в новом, понятий за краем...
***
мой боливар давно и без меня
несется вскачь куда падут копыта
он кляча Донкихотовская притча
ослеп но чувствует сидящую меня
и сбросить норовит и скачет в ритме
понесшего в безумии коня
мой боливар давно упал в канаву
но надувает щеки тулью гнет
он голову давно не бережет
и занесен течением в тину плавней
и стал гнездом для всех наперечет
кто кряду и яйцо в него снесет
мой боливар расстрелян на плацу
изрешечен и похоронен в сельве
я с павшими давно со всеми
и на плечах песок туда несу
где может быть взойдет затерянное семя
вплетенное в седую вольную косу
мой боливар давно без нас двоих
и поделил на чуждых и чужих
***
сказуемое не предсказуемо,
смотрю в окно, а там,
дождливо небо рисуется,
как допуск к делам и богам.
а если к друзьям, не помилуют,
у памяти множество клейм,
из сердца по камешку вынуто
и за щеку как карамель.
и сладко-горькая слюнка
тягучим шаткий мостком,
как радость и смех полудурка,
с губы уползает свистком:
друзей не меняю с отрочества.
пробит, последний билет,
и осень в костре и закончится,
запутав потерянный след
в бегущей и длиной окалине,
и в радужных дней шелухе,
на красной опушке с подпалиной,
и в лет остывшей золе...
сказуемое - предсказуемо.
и действие действию - бронь.
прошедшее не подтасуется,
и память раздует огонь.
***
не отражаешься, как в зеркале, во мне,
монетой канешь в облаке фонтана.
ее другие, алчные, достанут
и купят тот кувшин. вся истина в вине..
или быть может быстрые галеры,
гребцами напрягаемы в волнах,
вино в кувшинах амфорах и снах
утопят в шторм, и вынутые нервы
найдут приют в скалистых берегах,
где нет меня. сирены и химеры
поют для чаек и готовят крах
крушения, и есть тому примеры
запутавшихся в синих волосах,
в телах и голосах сиреньих.
не отражаешься во мне,
как в зеркалах,
не отражаются
зарадужные тени
тех гроздьев, что в
своем цветенье
лишь звук пчелы
в разбитых зеркалах.
***
по ласточке, чуть-что крылатой,
узнай весны весной замах.
летящий в сени дух запятнан
добычей в сомкнутых зубах,
когда полу в зубах сжимая
небесной сотни синева
восходит к полдню в пору мая
и держит ласточку сама
в раскрыто- прорванных ладонях
над зеленью тугих лугов
и пеньем глоток полусонных
снесенных ласточкой голов.
и фета кровное дыханье
с чернильной бабочкой в перстах
чертит она, как придыхание,
сквозь воздуха и миг и прах.
***
и странная струна падет лучом глагола
и осветит без света что темно
и вырастет цветок без времени и пола
и зерен не собрать сквозь это решето
но камень зацветает на поле голом
и не анчар особый яд дурмана
и выйдет месяц прямо из тумана
и странная струна без деки и смычка
засвети миг на венчике цветка
и одурманит голову беззвучным словом.
***
он был: не твой рукав, пришили наживульку,
и годы-шубы шли совсем без рукавов,
мороженные сны метали судьбу- пульку,
раскраивая жизнь для голых дураков.
и вылинял рукав, и лысина в полнеба.
истлело пришивное, но намертво вросло.
земля давно вверху и стала просто небом,
и думает она: ей просто повезло,
но жизнь, всегда- из крокодила зебра,
и разное вшивает, как полосы, и в зло
да и в добро.
***
и поспевая для своих кругов
идти на плаху вряд ли кто готов
хотя давно тоскуют топоры
взрастая в ветлах до своей поры
до рукояток вправленных в металл
до рукавов закатанных в запал
и до голов склоненных и обритых
покорных кочанах в полях забытых
где борона судьбы проволокла обоз
и воет как стенает мать бездомный пес
***
и море полным ртом перебирая гальку
касается меня соленым языком
как мне тот поцелуй знаком
французским назовёшь его едва ли
но он хорош меж пробуждением и сном
так к нам тебя тогда не звали
но ты входил как ветер невесом
и лодку к берегу толкал веслом
и на лице волны лучи играли
но день закончился и обрели печали
дела минувшие меж явью или сном.
и море больше полным ртом перебирая гальку
не кажется ни сном ни языком
оно замерзло между небом стылым льдом
и как собака подбирая палку
тащит хозяину и мерзлый прошлый ком
***
я шла по улице, мне подмигнул трамвай,
нет не трамвай, а рейсовый троллейбус,
он был без дуг
и, потеряв свой резус,
он опустил с троллей усатый плуг.
он по газонам несся, а иногда по встречке,
он вез в своем нутре крикливых человечков,
они, приникнув к стеклам, не верили себе,
троллейбус их взлетел по радуге-дуге.
дождило и лилось на тротуары небо,
и в лужах дождевых летел троллейбус в небыль,
и задевал за ветки и тучи грозовые,
их молнии ловил, резвился в тучах с ними.
но кончился запал, а с ним и сели дюзы,
вернулся на асфальт, скользнув на мокром юзом.
и подмигнул и мне, вдруг кончилась уловка,
и следующей была на Щорса остановка.
я шла по улице, троллейбус уходил,
трамвай, забывшись, повернул за угол:
им изменил слетевший с глузда гугл,
была весна, и гугл гнездо с голубкой свил…
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.