Кристина ДЕНИСЕНКО

Циклон 

 
В театре Офелии осень сметает циклон
Стихами, в софитах луной отражаемых чётко,
О том, кто без тени сомнений был пылко влюблён,
Чей образ из света и счастья был мысленно соткан.
 
И всё словно вакуум, пыль, шелуха и обман…
Офелия пишет о чём-то волшебном и грустном,
А Гамлет, бросая монетки в засохший фонтан,
Не помнит куда и к кому его тянет вернуться.
 
От осени к осени яблоня больше колец
На всех безымянных носила и носит под кожей,
А Гамлет врастает корнями в граниты сердец
Ночных незнакомок, ничем на неё не похожих. 
 
Она в каждом встречном всё время находит изъян,
И даже в глазах цвета самого знойного лета,
А он каждой встречной пленён, одурманен и пьян
И мысленно каждая в первую ночь им раздета.
 
В театре Офелии осень сметает циклон,
Печально молчит запорошенный форт и пиано, 
И вышел на сцену, софитами звёзд освещён,
Тот самый, кто всё-таки вспомнил её у фонтана.
 
Потрёпанный вьюгами, ветром и колкостью фраз…
И что в нём такое волшебное рвалось наружу?
Офелию снова уносит в раздумья Пегас,
А Гамлет бросает монетки в замёрзшую лужу. 
 

Тюльпанами в вазах…

Я закрыла глаза, 
и всё в розовых кружевах, 
в солнечных стразах,
Ты придуманный мной 
повелитель долины стихов 
и картин —
Я себя обманула тобой 
и весной, 
и тюльпанами в вазах…
Я боялась остаться 
с молчанием комнат 
один на один.
 
Хочешь, 
Чехова будем читать 
по ролям, 
по абзацам, 
по мыслям?
Хочешь, 
ты мне расскажешь 
какой-нибудь случай 
минувших времён?
Я хочу, словно музыку, 
твой симфонический голос 
услышать,
Но в молчании комнат 
предутренний мрак 
тишиной 
напоён. 
 
Затянулась бессонная ночь, 
и за шторами стылый Бетховен
Как по нотам 
сонату вселенской печали 
продолжил играть…
Я себя обманула 
тобой и весной,
только кто в том виновен? —
Как непрошенный снег 
монолог 
оседает стихами в тетрадь. 
 
Где твой звёздный оркестр, 
где твои откровенные тондо 
на чёрном?
Обречённые строфы любви
утопают в гуаши ночной…
Ты ведь тоже 
придумал меня 
вопреки 
стилистическим нормам,
И себя обманул 
и тюльпанами в вазах, 
и вечной весной.
 

Тебе 

Ну, что же ты над жжёным кофе в старой турке приуныл 
загадками озёрной глади в блюзе спелого заката…
И Штраус венским лесом так же отгрустил и отлюбил 
её величество, с латыни нокс, с улыбкой горьковатой…
 
По-русски просто ночь, чернильная и бархатная фея,
строкой в тетрадь, и от её стихов больнее и больнее
воспринимаешь моросящий дождь по черепичной крыше,
и ничего не хочешь о конце иллюзий даже слышать. 
 
Ну что же ты мочишь о тишине и звёздах за окном
загадками блуждающего в энном измереньи взгляда…
Я не она, но ей была с тобой инкогнито в смешном
и грустном повороте, взятых с потолка, событий рядом.
 
С латыни на латынь мою любовь качает аквилоном,
а между строк во времени, потерянном и обретённом, 
я в медной турке, точно так же, жгу вчерашний день и кофе,
и, словно к свету, тянутся к тебе по буквам эти строфы. 
 

Ты есть

На запястье часы отстают не на пару минут — на год,
Ноты сорваны утренним ветром с умытых дождями крыш…
Тот же самый мурлычет оранжевый в белый горошек кот,
Точно так же поют воробьи о весне, только ты молчишь…
 
Тишина помогла мне сложить самый сложный из строчек пазл:
Анапест, безразличие, толпы спешащих успеть на рейс…
Есть как прежде весна, есть стихи, есть почти что любовь — нет нас,
Даже если, как феникс из пепла, минувший апрель воскрес.
 
На запястье часы отстают на порочный замок и ключ —
Это лаг, это пауза, это ошибка и сбой систем…
Не бывает без ночи волшебного дня, как дождя без туч —
Без тебя не сработает вновь ни одно волшебство совсем…
 
Ноты сорваны, и сплетены пауками в красивый блюз…
Я скучаю, и невыразима словами моя тоска…
И оранжевый в белый горох кот, как только его коснусь,
Твоим взглядом мне скажет: «Я только учусь. Не грусти. Пока».