ВАЛЕРИЙ СУХОВ
РОДИНКА

Бог создал мироздание.
Он — деспот по природе.
Печален дух изгнания.
И бунт его бесплоден.

Любимая потеряна.
С «Молитвою» — святой
Подарит список «Демона»
В редакции шестой.

Горька печаль синодика
Любви, надежды, веры...
Так трогательна родинка
У прототипа Веры.

Горюют очи чёрные.
И Вере как не верить.
Обнять её Печорину
Он может лишь доверить.

«Свеча неугасимая»
С постылым мужем тает.
Тоска невыносимая
Куражиться заставит.

ЛЕРМОНТОВСКИЙ ГЕН

Тамара, Варя, Вера.
Надрывные три «эр».
Любовь рождает вера.
Рванул за ней в карьер

Печорин, только Веры
Уже и след простыл...
За ним с небесной сферы
С усмешкою следил

Всё переживший Демон...
Сонорные три «эн» —
Наверно, в них всё дело.
В них — лермонтовский ген.

Посыл был изначален:
Нет! Никогда! Не верь!..
Итог, увы, печален!
И в рай закрыта дверь.

Судьба такая — Лермонтов!
Поднимем чаши меру.
Помянем горьким вермутом
И Вареньку и Веру.

ВИРАЖ

Что сделано, то сделано.
Не уповай на милость.
Счастливым видеть Демона
Ещё не доводилось.

В снегу гора Крестовая
Над Чёртовой долиной.
Картина маслом новая
С символикою дивной.

В альбом набросок — наскоро.
А замысел был шире.
Виднее бездна адская
С божественной вершины.

Горька судьба Печорина —
Сметает всё лавиной!
Клубится туча чёрная
Над горной горловиной.

Спираль на небе сделала
Бедовая душа.
От «Ангела» до «Демона» —
Нет круче виража!

УНДИНА

Ундиной босоногой
Был увлечён Печорин
Она не верит в Бога.
Её характер вздорен.

А любит она Янко,
А Янко любит море.
О нём поёт русалка,
Ещё не зная горя.

Их девственные души,
Как волны, серебристы...
Зачем герой разрушил
Покой контрабандистов?

И в скверном городишке
В глухой Тмутаракани
Он рисковал уж слишком.
На дно б пошёл, как камень.

Над ним б шумело море
Уж лучше, в самом деле.
И не принёс бы горя
Ни Мери он, ни Бэле.

ОДИНОЧКА

Читая пятикнижие
Знакомое до строчки,
Ясней с годами вижу
Всё горе одиночки.

И потому печален
Так в памяти Печорин.
Века не спит ночами,
От смерти Бэлы — чёрен.

Он помнит её пенье.
И как в крови лежала...
От Казбича — спасенье.
Один удар кинжала!

Прискучила забава
Любви такой наивной.
Так Демона Тамара
Любила с силой дивной.

Что Демон, что Печорин.
Одной они породы.
И нету обречённей
Тех, кто им сердце отдал...

ФАТУМ

С усмешкой фаталиста
Жизнь доживал Печорин.
В страстях своих — неистов.
В расчётах — хладнокровен.

Не устояла Бэла
Перед его коварством.
И от любви запела,
Наивная, напрасно.

Скучна любовь дикарки.
Ей тешился недолго...
А чёрный ворон каркал,
Диктуя волю рока.

Печорин карту бросил.
И выстрелил в лоб Вулич.
Осечка! …Сабля скосит
Беднягу вместо пули.

И сам сыграл в орлянку,
Поверив слепо в фатум…
В крови свою горянку
Опять увидел рядом.

ГОРЕ

Кавказ, как Змей Горыныч,
Разгневался спросонок.
Старик Максим Максимыч –
Обиженный ребёнок –

Бежал навстречу другу
В поту весь, запыхался.
Печорин только руку
Подал и не обнялся.

Умчали быстро кони.
Старик один остался.
Печорину напомнил,
Что тот забыть старался...

Штаб - капитан, служака.
Сознание простое.
Не понял он, однако,
Печоринского горя.

Кавказа покоритель,
Стоял немым укором…
А Николай в нём видел
Империи опору.

ГЕРОИ

Знакомые всё лица:
Насмешливый Печорин.
Обиженный Грушницкий.
Глядит всё обречённей.

Ведь сам в герои метил,
Но на свинец нарвался.
«Финита ля комеди...!»
И жизнь — подобье фарса.

И кто стал прототипом
Героев из романа?..
Цвела в июле липа.
И назревала драма.

«Посмотрим, кто Печорин,
А кто из нас Грушницкий?!
Что может быть почётней,
Чем ореол убийцы?»

И сжал кинжал Мартынов,
Саднит насмешки жало.
И Герострату было
Храм Артемиды жалко.

ЛИВЕНЬ

Огонь пошёл по крыше.
Как тут не верить в фатум?!
Грушницкий злобой пышет
В бездарной роли фата!

Сгустились в небе тучи.
Раскинул крылья Демон.
Спокоен был поручик.
И был майор разгневан...

И Миша не услышал,
Как «друг» просил прощенья.
Так всё решилось свыше —
Грушницкому в отмщенье.

Дуэли надоели!
Да, помиритесь, братцы!
Но лёгкие успели
Уж крови нахлебаться.

И Лермонтов под ливнем
Лежать один остался.
С героями своими
Безжалостно расстался.