Николай Ильченко

Мой жребий

Опять луна земною тенью смята,
И ветер вертит листья словно бес.
О, творчество, ты проклято и свято,
Ты жребий мой, ниспосланный с небес.

Ты – тяжкий крест, и ты – моя икона,
Ты – жизни смысл, и духа торжество.
Наверное, к поэтам благосклонно
Неведомое людям божество.

Непросто жить, когда забот – возами,
Встречать с надеждой каждый день восход.
Смотреть на мир влюблёнными глазами,
И знать, что не минуем твой уход.

А жизнь идёт, и седины порошу
Уже не скрыть и не остановить.
Но я своё перо вовек не брошу,
Пока жива в душе надежды нить.

Я верю в то, что сочиню когда-то
Стихи из самых светлых сердца струй.
Прозрачные, как «Лунная соната»,
И тёплые, как мамин поцелуй.

У окна

Листья кружат по-над крышей,
Кружат, как аэропланы.
У окна сидит мальчишка,
Строит радужные планы.

Он ещё счастливым не был,
Он пока не знает лени.
Розовеющее небо,
Угол крыши, куст сирени.

Дни бегут, шагают чинно, –
Вот вам комната иная:
У окна присел мужчина,
Что-то трудно вспоминая.

Вроде бы и вдоволь хлеба,
Да и жизнь идёт без трений.
Голубеющее небо,
Угол крыши, куст сирени.

Где с судьбою разминулся?
Где остались детства грёзы?
У окна старик согнулся,
Пряча старческие слёзы.

Перед ним, в оконной нише,
Ткёт паук свои тенета.
Куст сирени, угол крыши,
В небе след от самолёта…

Парус

Прощай причал. Пусть крики чаек
Качают эхо берегов.
Пусть ветер к вечеру крепчает,
Мой парус к странствиям готов.

Я курс по звёздам обозначу,
И буду драться до конца,
Пока я верую в удачу
И в добрый промысел Творца.

Я петлях жизни трепыхаюсь,
Как в сеть попавшийся щегол.
Но я поднял сегодня парус,
И за борт выбросил чехол.

Пусть буря снасти потрепала,
Пусть шквалы шкотов не щадят,
Меня не сдержит грохот вала,
И брызги пыл не охладят.

Сегодня в море я дежурю,
И предписание моё:
Или погибнуть в битве с бурей,
Или пройти через неё.

Севастополю

Мой город – мой белый корабль,
Плывущий куда-то сквозь лето.
Я как-то – признаться пора бы –
Попал на тебя без билета.

Немало я встретил здесь вёсен.
Знал счастье, и чувствовал раны,
Но лишь приближается осень,
Мне чудятся дальние страны.

Осенняя стужа, вползая,
Зажжёт озорные зарницы,
Небесную синь разрезая,
Умчатся в даль серую птицы.

И мне уж, пожалуй, пора бы
Умчаться в волнении странном.
Мой город, мой белый корабль,
Плывущий к неведомым странам.


Террикон

За селом, за речкой Пряхвой,
В чистом поле, как дракон,
Всем глаза мозолит дряхлый
Исполинский террикон.

Дышит он огнём и дымом,
Словно злится от того,
Что во поле нелюдимом
Мы оставили его.

Он стоит за всё в ответе,
Мысли-камни вороша,
И с него срывает ветер
Чёрной пыли тёплый шарф.

Пыли угольной занозы
Кружат, крутят виражи,
Силикозные стрекозы
Барражируют во ржи.

Бури треплят оголтело,
И дожди его секут,
А по дряхлым склонам тела
Слёзы чёрные текут.

Он заброшен. Жалок. Жалящ.
Словно нищий он в семье,
Словно умерший товарищ,
Но не преданный семье.

* * *
Привычный мир безжалостно разрушен,
Нас обрекли на пьянство и торги.
И топчут наши судьбы, наши души
Тяжёлых обстоятельств сапоги.

Терзаясь от бессмысленных проектов,
Устав, как легендарный Боливар,
От суматохи улиц и проспектов
Сверну на исторический бульвар.

Мне кажется, что воздух тут целебен,
И каждый куст, встречающийся, нов,
А с постамента – бронзовый Тотлебен
Встречает всех без рангов и чинов.

Деревья здесь таинственны, как храмы.
Брожу один тропинкой колдовской.
И с эстакады возле Панорамы,
Любуюсь панорамой городской.

Любая боль и грусть – сиюминутна.
Мне ни к чему лекарственный отвар.
Когда душе вновь будет неуютно –
Приду на Исторический бульвар.

Он мне прибавит бодрости и нови,
И даст надежды тоненькую нить.
Он все мои тревоги остановит
Как надпись: «По газонам не ходить!»

Парусник

Сказочную бухту Балаклавы
Звонкий голос рынды разбудил –
Белым чудом, в ореоле славы,
Парусник стремительно входил.

Паруса исчезли, как растаяв,
И, на солнце надписью горя,
Приближаясь, словно вырастая,
Он у пирса бросил якоря.

Берега шушукались листвою,
Ветер пену белую крутил.
Он застыл ожившею мечтою,
Словно праздник бухту посетил.

Я не раз ходил к нему с сынишкой,
Слушал восхищённое: «Ого!»
И себя я чувствовал мальчишкой,
Прикоснувшись к палубе его.

К сожаленью, праздники проходят.
И не долговечны чудеса.
Видел я, как парусник уходит,
Наполняя ветром паруса.

Уходил он плавно, величаво, –
Белый паж из свиты королей…
И ему махала Балаклава
Ветвями столетних тополей.