Отцовский китель

Как облученье от урана
Война живет в сердцах солдат.
Была мечта у ветерана -
Увидеть праздничный парад.

Солдат полвека собирался.
И, чтоб осилить дальний путь,
Копил деньгу, перебивался,
Чтоб праздник был - не как-нибудь.

И не дожил… Мы все под Богом.
Но, свято чтя мечту отца,
Любимый сын, в молчаньи строгом
Решил, смахнув слезу с лица:

"Нет, бывший летчик-истребитель
Не может не пройти преград."
Он в руки взял отцовский китель,
Тяжелый от его наград;

И в путь отправился неблизкий,
И сколько ехал по стране,
Все обелиски, обелиски
И всюду память о войне.

Добрался он. Да мог он разве
Не довезти свой важный груз,
Туда, где самый главный праздник
Собрал к себе былой Союз?

Сын не считал себя героем,
Но все ж, из плотного кольца,
Он вынес китель перед строем,
Как будто выдвинул отца.

И вот, сознанье потрясая,
Пришел тот час. За рядом ряд,
Шагами землю сотрясая,
Прошел торжественный парад.

И был салют. И море света
На миг с земли прогнало тень.
Сын за отца увидел это
И сын запомнил этот день.

А тот ушел в иные дали,
Так ждавший праздника скорей.
Лишь тихо звякнули медали
При первых залпах батарей.


Параолимпийцам

Эта воля непреклонна!
Эти люди не из сказки.
Мчат по полю стадиона
Инвалидные коляски.

Катит чудо эскадрилья,
Словно мучаясь виною,
Только руки, словно крылья,
Часто бьются за спиною.

Неспокойно им сидится,
Хоть и выглядят орлами,
Словно раненные птицы
С перебитыми крылами.

Сколько ж вы в себя вместили,
Да железные вы что ли?
Слава вам, нашедшим силы,
Показать нам силу воли.

Эх ты, горе-колесница, –
Чем-то с нашей жизнью схожа.
Группа к финишу стремится
Восхищая и тревожа.



Над Северной бухтой красны облака

Над Северной бухтой красны облака –
Багровое знамя взметнула рука.
Бурлит Севастополь, Россия бурлит,
Народ от бесправия гневно кипит
И сердце взорвал свое, как динамит,
Шмидт.

Мне скажут – борьба за свободу груба
Быть может, но только не для раба
Он не был рабом, но за правду убит –
И честью, и доблестью был знаменит,
И здесь до сих пор его слава гремит.
Шмидт.

Нет смерти почетней, чем смерть за народ,
Пусть слава героя веками живет.
Брожу в тишине средь кладбищенских плит
Багровым закатом, как кровью облит.
А сердце от грусти и боли щемит –
Шмидт...

Проносятся годы, проходят века,
А память в сердцах, как огонь маяка.
Космический ветер сквозь вечность пылит,
Стираются надписи с каменных плит
А черное море тихонько шумит –
Шмидт.



Сегодня все особенно!

На открытие мемориальной
доски А.Ахматовой

Сегодня все особенно!
Сегодня день ответственный!
В душе теснится Собинов
И грустный и торжественный.

Промчалось время летнее,
Нам в руки листья метили.
Еще одно столетие
В календаре отметили.

Струится дрожь по тополю
От инея лохматого
И снятся Севастополю
Шаги твои, Ахматова.

В те дни по полю чистому
Камнями часто сыпало
И, как поэту, истинно,
Тебе немало выпало.

Ты знала ночь холодную
И дни без пропитания,
Но ты была свободною
И в годы испытания.

Нет, не отняли гордости
И не сломили трудности.
Ей дали горы твердости,
Ей дало море мудрости.

Теперь лицо той девушки
С тоскою нереальною,
На бывшем доме дедушки
Доской мемориальною.

Доска мерцает матово
Сквозь сумерки осенние,
Ахматова, Ахматова!
Души моей спасение!


Мыс Херсонес

Стою на мысе, что воскрес,
Где время выгнулось мениском
И память – штык наперевес,
Рванулась в небо обелиском.

Здесь каждым нервом напряжен,
Киплю в душе, сравнимой с лавой.
Мой город, я заворожен
Твоим величием и славой.

На это море с высоты
Смотреть могу, как мне угодно,
Здесь нет забот и суеты
И так мечтается свободно.

Полет мечты неизмерим,
Он ум волнует в такт прибою,
Мой город, ты неповторим
И в сердце, я всегда с тобою.

То чайкой над тобой кружусь,
То спрячусь, веточкой корявой.
Мой Севастополь, я горжусь
Твоим величием и славой.



Детдомовцам посвящаю

Послушай, дождь, не капай,
Себя не изводи.
Мне ель мохнатой лапой
Махнула – проходи.

Вдыхая запах сладко,
Я хвою ворошу,
Со мной всегда тетрадка
В которой я пишу:

О верности отчизне,
О трелях соловья
И что хозяин жизни
Не кто-нибудь, а я;

Что надо верить людям,
Судьбу держать в руках
И все, что делать будем,
То будет жить в веках.

Детдомовские дети –
Наследье горьких лет
Пожалуй, каждый третий
Душою был поэт.

Мы знали цену слова,
Что значит "бить под дых",
Я не был избалован
Вниманием родных,

Ни мамой и ни папой.
Из детства, как укор,
Мне ель мохнатой лапой
Все машет до сих пор.



Террикон



За селом, за речкой Пряхвой

В чистом поле, там дракон,

Всем глаза мозолит, дряхлый,

Исполинский террикон.



Дышит он огнем и дымом,

Словно злится от того,

Что там, поле, нелюдимом,

Мы оставили его.



Он стоит за все в ответе.

Мысли-камни вороша

И с него срывает ветер

Черной пыли теплый шарф.



Пыли угольной занозы

Кружат, крутят виражи,

Силикозные стрекозы

Барражируют во ржи.



Бури треплют оголтело

И дожди его секут,

А по дряхлым склонам тела

Слезы черные текут.



Он заброшен. Жалок. Жалящ.,

Словно лишний он в семье,

Словно умерший товарищ,

Но не преданный земле.